— Рид…

Он не ответил, и Лайла нахмурилась:

— Рид.

И снова — тишина. Ошеломленная, Лайла осознала: пока она занималась переоценкой ценностей и принимала тяжелое, но разумное решение… Рид просто заснул.

— Похоже, придется подождать с нашим коротким разговором. — Лайла откатилась от Рида, растянулась на постели и повернула голову на подушке, глядя на него. Во сне Рид не выглядел молодым и беззащитным. Он казался именно таким, каким был… Сильным, влиятельным человеком в состоянии покоя. И по какой‑то нелепой причине у Лайлы снова мучительно защемило сердце. Кажется, это был не лучший знак.

Выскользнув из постели, Лайла подобрала свою разбросанную одежду и направилась к двери. Но на пороге не смогла не бросить последний взгляд на Рида.

Он спал и в лунном свете выглядел таким одиноким, что Лайла чуть было не вернулась к нему. Но, не дав себе возможности поддаться порыву, о котором потом точно пожалеет, она вышла из комнаты и аккуратно закрыла за собой дверь.


К утру Рид точно решил, что скажет Лайле. Она наверняка поведет себя как любая другая женщина, с которой у него когда‑либо была связь, — решит, что секс естественным образом открыл путь к «серьезным отношениям». Этого нельзя было допустить.

И все же Лайла в который раз смогла привести его в замешательство. Мало того что им не удалось поговорить, так ее даже не оказалось дома, когда он пришел в кухню выпить кофе. Конни объяснила, что Лайла взяла Роуз на раннюю утреннюю прогулку, и Риду пришлось отложить важный разговор до того, как он вернется вечером домой.

Домой… Этот коттедж быстро становился настоящим домом. Большей частью — под влиянием Лайлы. Она обставила все так, что каждый раз, переступая порог, Рид расслаблялся, чего никогда не испытывал в безликом номере отеля. Черт, в последнее время Рид даже задумался о том, чтобы сменить обстановку в его офисе, избавиться от этого царства металла и черного цвета.

А все ее влияние…

Она просочилась в каждый уголок его жизни — и Рид знал, что никогда больше не сможет спать в своей постели, не вспоминая о мгновениях, которые они провели здесь вдвоем.

Да, с ней он пережил самые потрясающие мгновения своей жизни, но это ровным счетом ничего не значило. Секс с Лайлой оказался потрясающим. Последнюю пару недель Рид только и делал, что фантазировал о ней. И, наконец‑то затащив ее в свою постель, он был… ошеломлен. Но это не означало, что его интересовало нечто большее.

Он провел много лет, выстраивая строго организованную жизнь. Рид научился поддерживать эмоциональную дистанцию со своей огромной необузданной семьей. Да и как могло быть иначе? Втянись он во все те катастрофы, за решением которых обращались к нему родные, и его собственная жизнь превратилась бы в такой же хаос.

Именно поэтому самоконтроль был частью его личности столько, сколько он себя помнил. Рид держал мысли и эмоции при себе, показывая миру ровно столько, сколько хотел показать. Самообладание позволило ему сколотить состояние, выстроить карьеру и репутацию, которой он гордился, а заодно и избегать неприятностей, которыми славилась остальная часть его семьи.

Но с тех пор как Роуз и Лайла появились в его жизни, он перестал контролировать все вокруг. Ему это не нравилось, но лгать самому себе не было никакого смысла.

Правда заключалась в том, что Рози проложила путь в его сердце. Эта крошечная девочка уже обладала властью над ним. А еще была Лайла.

Он откинулся на рабочем кресле, покрутился на нем, чтобы взглянуть на залитый солнцем Тихий океан, но вместо этого увидел Лайлу. Ее глаза. Ее волосы. Ее улыбку. Он видел, как она нянчит Роуз, как смеется с Конни и сидит рядом с ним в свете камина.

Но, черт возьми, главным образом он видел ее в своей постели. Обнаженную, извивающуюся, выкрикивающую его имя…

До появления Лайлы Стронг его налаженная жизнь плавно катилась вперед. Да, возможно, в этой жизни были скучные моменты… Ладно. Ему было скучно. Работа уже не привлекала так, как несколько лет назад. Рид наблюдал, как его братья и сестры втягивались в приключения и — да, влипали в разные истории, из которых ему приходилось их вытаскивать, но все же… Они по‑настоящему жили.

А он сам напоминал брюзжащего старика, случайно попавшего на веселую вечеринку.

И когда он превратился в старого хрыча?

— Я не такой, — спохватился Рид, заявив это вслух, похоже, чтобы убедить самого себя. — Я могу жить в свое удовольствие. Я лишь не забываю об ответственности. — И усмехнулся.

Зазвонил телефон, Рид мрачно взглянул на него и нажал кнопку.

— В чем дело, Карен?

— Мисс Стронг на линии. Она настаивает на том, чтобы поговорить с вами.

Одна только мысль о Лайле могла волшебным образом материализовать ее — если не собственной персоной, так по телефону. Что ж, возможно, разговор, который должен был состояться этим утром, по телефону пройдет легче. Рид не горел желанием разбираться с этим. Лайла наверняка будет плакать, говорить, что любит его, или что‑то в этом духе. Но он будет холодным. Отстраненным. И расставит все точки над «i».

— Хорошо. Соедините.

— Рид? — Ее голос прозвучал тихо, взволнованно, и Рид тут же встревожился.

— С тобой все в порядке? С Роуз? С Конни?

— Все прекрасно, — прошептала она. — Не хочется беспокоить тебя на работе, но…

Мысли о важном разговоре тут же испарились. Теперь Рид мог думать лишь о том, что такого произошло дома, если Лайла даже позвонила ему.

— В чем дело?

— Здесь мальчик. Говорит, что он — твой брат Майк.

Рид вскочил на ноги:

— Майк там? Он ведь должен быть в школе!

— Сейчас он в кухне, ест все, что ставит перед ним Конни, и говорит, что будет говорить только с тобой.

— Уже еду. — Рид повесил трубку, схватил пиджак и, выбегая из офиса, с тоской подумал о том, когда же для него снова наступят скучные времена.

Глава 8

Лайле понравился Майк Хадсон, подросток двенадцати лет.

У него были зеленые глаза Хадсонов и копна темных волос, которые постоянно падали ему на глаза. А еще у него был прекрасный аппетит. Он уже умял два сэндвича, полпакета чипсов, три шоколадных печенья Конни и запил все это тремя стаканами молока.

И на всем протяжении трапезы в его глазах стояла настороженность, которую Лайла так часто видела у Рида. Ни один ребенок не должен выглядеть таким настороженным, и сердце Лайлы разрывалось при виде мальчугана, ожидавшего решения своей участи.

— Рид уже едет домой, — сказала она, усаживаясь за кухонный стол напротив него.

— Хорошо. — Майк поднял на нее взгляд и прикусил нижнюю губу. — Он разозлился?

— Нет, — заверила его Лайла. Удивился — да. Разозлился — нет. Она видела, как деловито Рид решал проблему Саванны, и надеялась, что он проявит понимание и терпение с этим мальчиком, который казался таким взбудораженным и обеспокоенным. — Он лишь сказал, что ты должен быть в школе.

Майк тут же осел на стуле, приобретя потерянный вид. Уронив голову, он пробормотал:

— Я туда не хочу. Я просто хотел посмотреть на ребенка Спринг.

Он взглянул на Роуз, которая, пуская слюнки, широко улыбнулась ему, и невольно расплылся в ответной улыбке. Но безмятежное выражение лица исчезло, стоило ему обернуться к Лайле.

— Они не позволили бы мне приехать. Сказали, что мой отец должен подписать какую‑то бумагу, разрешающую мне поехать, а он ни за что не подпишет.

Вначале Майк настаивал, что будет говорить только с братом, но, начав рассказывать, уже не мог остановиться. Он взял еще одно печенье с шоколадной крошкой, но вместо того, чтобы съесть его, нервно раскрошил в пальцах, и слова потоком хлынули из него:

— Я позвонил отцу, сказал, что хочу поехать сюда, но он ответил, что я не могу навестить ребенка, потому что должен оставаться в школе, под надзором. — Мальчик с нажимом произнес последнее слово, гневно сверкнув глазами и придав лицу упрямое выражение. — Но Спринг ведь была моей сестрой. — Его глаза наполнились слезами, и он заморгал, смахивая их. — Она любила меня, а я любил ее. И теперь она умерла. Я должен был приехать повидать Роуз, ведь так?

— По‑моему, так, — нерешительно поддержала мальчика Лайла, воздержавшись от критики его отца. И, поддавшись порыву, потянулась вперед, успокаивающе положив ладонь на сжатый кулак парня.

— Я так и думал, — закивал Майк, будто убеждая себя, что поступил правильно. — У меня было немного денег, я вышел из школы, купил билет на автобус — и вот я здесь.

Лайла не могла представить себе ребенка, который просто вскакивает в автобус и едет один.

— Где находится твоя школа?

— В Аризоне, — пробормотал он, рассеянно глядя на крошки печенья на тарелке. — И это полный отстой.

Автобусная поездка из Аризоны в Калифорнию была слишком долгой для двенадцатилетнего мальчика, путешествующего в одиночку, и Лайла какое‑то время молча благодарила Вселенную за то, что с ним ничего не случилось. Теперь, когда Майк был в безопасности, Лайла не могла не восхититься храбростью, которая потребовалась от него, чтобы самостоятельно одолеть всю эту дорогу. Только вот в глазах ребенка застыли обида и тревога.

И снова Лайла вспомнила свое беззаботное, прямо‑таки идиллическое детство. Она никогда не была настолько несчастна, чтобы решиться на побег. И, обращаясь к родителям с чем‑то важным, Лайла никогда не получала отказа, они не отворачивались от нее, не приказывали сидеть в своем уголке и помалкивать.

Выходит, Конни была права. Родители семейства Хадсон на удивление беспечно относились к самому главному. К своим детям. Разве отец Майка не слышал страдание в голосе мальчика? Неужели он не мог помочь сыну пережить скорбь по сестре?