Рид замер от изумления. Саванна знала, где работала Спринг? Неужели он был тем единственным, кому сестра не доверилась?

Саванна снова повернулась к нему:

— Я так рада, что не позвонила, а пришла сюда лично. Мне нравится видеть тебя с ребенком, и, по‑моему, Спринг это тоже пришлось бы по душе.

— Да, — отозвался Рид, все еще прижимая ребенка к груди. — Ты права. Ей бы понравилось.

Он посмотрел на Роуз, перевел взгляд на Саванну, потом — на Лайлу и вспомнил, что в кухне хлопочет Конни. Он вдруг оказался окружен одними женщинами — Спринг бы это позабавило. Он улыбнулся своей мысли.

Как же изменилась его жизнь всего лишь за пару недель…

— Так что? — спросила сестра. — Я могу воспользоваться самолетом?

Рид кивнул:

— Я позвоню пилоту. Сообщи ему, когда соберешься.

Подняв на него взгляд, Лайла одобрительно улыбнулась, и Рид почему‑то почувствовал себя так, словно получил медаль.

* * *

— Саванна показалась мне милой, — заметила Лайла позже, когда пила чай в компании Конни в кухне, уплетая испеченное няней печенье с шоколадной крошкой. Рид не обманул. Это и правда было сущее волшебство.

Лайла любила кухню, которая, как в любом доме, уже успела стать сердцем дома. Эта кухня была изумительной, достойной украсить страницы любого журнала. Стены были выкрашены в кремовый цвет, а бесконечно длинную белую кварцевую столешницу испещряли полоски серой отделки под мрамор. Верхние шкафчики были белыми, нижние — темно‑серыми. Пол был выложен широкими толстыми досками темной ореховой древесины. Из эркера в укромном месте кухни открывался вид на задний дворик. Лайла и Конни сидели за круглым дубовым столом на одной ножке. Серебристый подвесной светильник, напоминавший старинную газовую лампу, висел над столом и служил сейчас единственным источником света.

— О, — засмеялась Конни, — у Саванны добрая душа, но она такая сумасбродка! Вечно что‑то замышляла! В ее сообразительном мозгу всегда варился какой‑нибудь план. Она провела на моей кухне множество вечеров, перемывая посуду в качестве наказания за проступки.

Лайла улыбнулась в ответ:

— Рид сказал мне, что вы были их настоящим родителем.

Вспыхнув от удовольствия, Конни покачала головой, сделала глоток чая и сказала:

— Не совсем, но не сомневаюсь, время от времени они относились ко мне именно так. Я была рада повидаться с Саванной, хотя она заехала совсем ненадолго.

И правда, сестра Рида уехала сразу после того, как он позвонил в аэропорт и дал добро на ее вылет в Париж. Что же касается самого Рида, то, одев Роуз в ползунки и уложив ее спать, он закрылся в кабинете. И вот уже несколько часов не показывал оттуда носа.

И Лайле пришлось оставить его в одиночестве. Но, когда Саванна на всех парах умчалась, на лице Рида мелькнуло такое выражение… словно он хотел, чтобы Лайла задержалась с ним подольше. Но он ничего не сказал. Не попросил ее посидеть с ним и выпить чашечку кофе.

Почему же он будто нарочно отгораживался от тех, кто ему небезразличен?

Неужели всегда был таким отстраненным? Или срабатывал механизм самозащиты? А если так, от чего он защищался? У Лайлы было больше вопросов, чем ответов, и ей не терпелось поговорить с женщиной, которая его вырастила.

— Рида, похоже, совсем не удивило, что его сестра примчалась сюда и почти сразу же умчалась.

— О, — Конни сделала глоток и поставила чашку на стол, — он к этому привык. Все его братья и сестры постоянно то появляются в его жизни, то исчезают. Они любят друг друга, но все до одного — одиночки. Наверное, это закономерно, ведь родители всегда предоставляли их самим себе. И еще с тех пор, как Рид был подростком, остальные все время просили его решить их проблемы.

Сердце Лайлы защемило при мысли об одиночестве, которое он, должно быть, чувствовал ребенком. Детство самой Лайлы было великолепным. С двумя родителями, которые любили друг друга и сдували с нее пылинки, никогда не забывая о ней.

— Но он ведь тоже был ребенком!

Конни невесело рассмеялась:

— Мне кажется, Рид родился стариком. По крайней мере, у него очень взрослая душа. Этот парень никогда не создавал проблем. Всегда делал то, что от него ожидали, никогда не доставлял хлопот. У него был свой собственный… кодекс, что ли. Он жил по строгим правилам, даже совсем маленьким мальчиком. Сказать по правде, мне хотелось, чтобы он хоть немного побунтовал. Но в нем всегда была зрелость, которой так не хватало остальной части его семьи, включая его родителей.

Перед мысленным взором Лайлы предстал мальчик, создавший собственный свод правил, позволявших ему беречь окружавший его мир. Так вот зачем он окружил себя незримой стеной? Чтобы не подпускать людей, способных нарушить его чувство порядка?

— Правда? — поддержала такой интересный для нее разговор Лайла.

— О, только не поймите меня неправильно, — спохватилась Конни. — Его родители совсем не злые. Они любят детей, они просто… беспечные. Да, они беспечны с теми, кто должен быть важнее всего, и, самое печальное, когда они это осознают, будет слишком поздно. Однажды они состарятся и начнут гадать, почему дети их не навещают. Они почти не поддерживают отношения со своими детьми, и, по‑моему, это очень грустно.

— Так и есть, — согласилась Лайла. Она и представить себе не могла, какое детство было у Рида и его братьев с сестрами. — Он видится со своей семьей?

— Так вышло, — призналась Конни, — что последнюю пару лет я не видела их вместе. Но когда дети навещают меня, они часто говорят о Риде.

— Они навещают вас?

— Конечно да, — засмеялась Конни. — Ведь это же я шлепала их по попе, вытирала им слезы и заботилась о них, когда они болели.

Родители Рида, может, и были никчемными, зато у него была Конни. Лайле стало спокойнее от осознания того, что няня даст Рози много ласки и заботы.

— Рид рассказал мне, как много вы значили для всех детей. Для него лично.

Конни улыбнулась, явно обрадованная этими словами.

— Они все — хорошие люди, все до единого. И я знаю, как им будет не хватать мисс Спринг. — Она вздохнула и медленно повертела в пальцах чашку. — Но, по‑моему, для Рида это просто тяжелейший удар, однажды он наконец‑то позволит себе оплакать ее. Он всегда брал на себя ответственность за других. И ему больно потерять ее. Я вижу это.

— Я тоже, — задумчиво произнесла Лайла. Сегодня вечером это было особенно заметно. Саванна выражала свою боль явно, тогда как Рид пытался скрыть страдание. Но в какой‑то момент его сверкающие зеленые глаза смягчились, и Лайла прочитала в их глубине сожаление. Ее сердце мучительно заболело от сострадания, удивив даже ее саму.

Она приехала сюда, кипя от ненависти к Риду. И ждала, что станет злиться на него за то, что он забирает у нее Роуз. Теперь же Лайла начинала искренне ему сочувствовать.

— Остальные то возникают в жизни Рида, то исчезают, — продолжила Конни. — Все они время от времени неожиданно заявляются к нему, обычно когда им что‑то нужно, а потом пропадают снова, пока не потребуется что‑нибудь еще. Он никогда не жалуется, но, похоже, ему это надоело.

— Это надоело бы кому угодно. — Лайла вдруг почувствовала обиду за Рида. Неужели братья и сестры ценили его только за то, что он мог для них сделать?

— Рид — сильный. Он сам себя таким сделал. — Конни отпила чай. — Но, по‑моему, существует тонкая грань между тем, чтобы быть сильным, и тем, чтобы быть жестким. Меня волнует, что он этой грани не видит.

Лайла чувствовала то же самое. Стена, которую он воздвиг вокруг себя, казалась непробиваемой. И все же пару раз она нащупывала прореху в его броне.

— Что ж, — возвестила Конни, — утром рано вставать, так что я иду спать. Просто оставьте чашки здесь на столе, Лайла. Я уберу их утром.

— Хорошо. Спокойной ночи. — Лайла посмотрела вслед удалявшейся Конни и осталась сидеть в одиночестве. Тишину нарушал лишь гудевший холодильник. Лайла посмотрела на часы и решила, что пора спать. Было уже одиннадцать, а Рози всегда просыпалась очень рано.

Но Лайла чувствовала, что не сможет сейчас уснуть. Для этого она была слишком взбудоражена.

Она встала, выключила свет и вышла в коридор. Мысли так и метались в сознании, она раз за разом прокручивала в голове визит Саванны и разговор с Конни. И каждый раз мысленно возвращалась к Риду, как, впрочем, и делала это последнюю пару недель.

Но теперь к влечению, которое Лайла испытывала с самого начала, примешивалось… восхищение и что‑то вроде… нет, не сочувствия. Он не нуждался в ее жалости — или, по крайней мере, никогда не признался бы в этом. Но ей было обидно, что родные так бессовестно пользовались им.

Чем больше Лайла думала о Риде, тем больше ей хотелось увидеть его. Поговорить с ним. Убедиться, что он — в порядке, а не сидит в темной комнате, грустный, подавленный и… О, черт, ей просто хотелось его видеть! Не дав себе шанса удержаться от этого порыва, Лайла решительно подошла к закрытой двери кабинета и постучала.

Глава 7

— В чем дело?

Голос Рида прозвучал недовольно, и Лайла уже хотела отступить, но потом вспомнила его глаза в тот момент, когда Саванна заговорила о Спринг. Ну уж нет, она не оставит его одного, пока не убедится, что с ним все в порядке.

Она открыла дверь, просунула голову внутрь и спросила:

— Ты занят?

Лайла прекрасно видела, что нет. В комнате было темно, лишь свет от камина создавал причудливые тени, плясавшие по потолку и стенам.

Рид сидел не за своим столом, а в другой стороне комнаты, на одном из широких кожаных кресел, придвинутых к большому красивому камину, лицом к огню. Тени заплясали и на его лице, когда он полуобернулся к Лайле. На столике рядом с ним стоял невысокий стакан с чем‑то похожим на скотч.