Ольга Михайлова - Аристократия духа

Мистер Хардинг заметил, что если что и случилось, то лишь сию минуту, ибо утром он видел упомянутую мисс Шарлотту в Бювете. Она была жива и здорова. И вчера он её видел в парке. У неё, судя по всему, зубы болели. Но тут споры и предположения утихли, ибо упомянутый джентльмен появился собственной персоной — правда, в дорожном сюртуке и грязных сапогах. Он потребовал немедля проводить его к милорду Комптону, что и было тут же исполнено.

И тут неожиданно миссис Хилл повернулась к миссис Тиралл.

— Господи! Это же… тот самый Фаннинг!? Ты помнишь о нём, Джералдин? На лице матери Энн застыли растерянность и напряжение. Что-то ей это имя говорило, но что — вспомнить она не могла.

— Это тот самый Фаннинг, о нём писали все газеты! — торопливо и восторженно объясняла миссис Хилл, — начальник полиции Хемпшира, он поймал того ночного грабителя из Портсмута и убийцу старых леди из Саухемптона! Он несколько постарел, но все равно похож! Ну как ты не помнишь?

— Когда это о нём писали, мама? — изумилась Мелани Хилл, — я читаю все газеты — и слова о подобном там не было…

— Было, девочка моя, было, просто тебя тогда на свете ещё не было. Двадцать три года назад. v-Точно, — миссис Тиралл удалось наконец восстановить в памяти события былого. — Да, это он. Но… он, стало быть, давно в отставке. А зачем его вызвали? Не иначе, случилось что-то необычное.

Мисс Эбигейл всё это время стояла, прислонившись к колонне и не двигаясь. Она знала, что из гостиной есть второй выход, но ей и в голову не пришло подслушать разговор. К тому же её снедала тревога. Она понимала, как и все остальные, что никакой пустяк не обеспокоил бы милорда Комптона, а вызов мистера Фаннинга, как она поняла, бывшего полицейского, и вовсе пугал.

Время приближалось в полуночи. Из гостиной вышла леди Блэквуд, и, извинившись перед гостями, сообщила, что весьма неприятное обстоятельство делает невозможным продолжение их встречи. Это обстоятельство невозможно утаить, оно неизбежно станет известным. Мистер Райс соблазнил и увёз мисс Джоан Вейзи. Сейчас будут предприняты экстренные меры, она же просит всех ещё раз извинить её. Извинения были безоговорочно приняты, на лицах гостей мелькала целая гамма самых сложных чувств.

Мистер Камэрон первым, попрощавшись со всеми, покинул обеденный зал, сохраняя на лице каменное выражение. Мистер Альберт Ренн, посвятивший вечер ухаживаниям за мисс Энн, был ошеломлен неожиданностью сообщения, но уже спустя минуту его лицо обрело выражение почти удовлетворенное — чего и ждать было от подобной девицы? Мисс Энн Тиралл поймала потерянный взгляд мисс Мелани. Мисс Хилл была в родстве с мисс Вейзи, и это мало того, что бросало тень на репутацию Мелани, так ещё и было осуществлением самых мрачных пророчеств самой Энн. Мисс Рейчел Ренн в замешательстве грызла крылышко перепела — она всегда чувствовала удвоенный аппетит, когда нервничала.

Все быстро разошлись — кто намеревался, несмотря на позднее время, навестить знакомых и разнести новость по городу, кто торопился обдумать всё наедине с собой. Мисс Сомервилл присела в углу гостиной. Леди Кейтон, леди Блэквуд, милорд Беркли, милорд Дарлингтон и Эдмунд Фаннинг в опустевшей теперь комнате продолжали обсуждать неприятные обстоятельства, не замечая мисс Эбигейл. Послали за опекуном мисс Джоан — мистером Уилсоном.

Из разговора мисс Эбигейл поняла, что тревогу подняла мисс Шарлотта Смит, когда мисс Джоан не пришла к ней сегодня утром, как они договаривались. В четверг и среду Лотти не видела Джоан, та сказала, что приглашена на пикник за город, а сама Лотти в четверг страдала от зубной боли — и дед отвел её к врачу. В пятницу утром она ждала Джоан, чтобы показать удалённый зуб и рассказать о своих злоключениях, но та не пришла. Тогда мисс Лотти сама направилась к мисс Вейзи, но опекун мисс Джоан очень удивился, и сказал, что Джоан во вторник вечером сказала, что будет ночевать у неё, Шарлотты. Она что, забыла? Тут-то мисс Лотти по-настоящему испугалась, тем более, что вспомнила, что в последние дни Джоан то и дело проговаривалась, что скоро поразит их всех…

Шарлотта побежала к деду — и выложила ему всё, как на духу.

…Уединившись в спальне, Энселм снова обдумал произошедшее. Нет обиды, которой мы не простили бы, отомстив за неё. Ему было даже немного жаль теперь дурочку. Слегка. Старая пословица гласила: «месть — это блюдо, которое нужно есть холодным…» Что ж, ему удалось соблюсти это мудрое правило. Он свёл счеты спокойно и аристократично — чужими руками вытащив каштаны из огня. Свидетелей разговора не было. Он подумал, что провёл каникулы достаточно интересно: повидал свет, славно отдохнул, позабавился и развлёкся. Оставалось дождаться отца, ещё раз выслушать сто раз слышанное, и вернуться в Мертон.

Он откинулся на подушку. Приятель, что и говорить, быстро отработал свой проигрыш, да ещё и полакомился всласть напоследок. Это не истасканная проститутка Молли, от такого аппетитного блюда он и сам бы не отказался. Кейтон попытался представить себе, как Райс обделал все это, и картинки одна соблазнительнее другой замелькали перед его глазами… Должно быть, Райс уложился в два дня, если во вторник они уже уехали. Что он молол ей, какой лапшой завесил уши? Впрочем, дурехе надо было немного — тётка права, девица готова была прельститься любой приманкой. А напрасно. Надо было быть осторожней, девочка, и не очень-то доверять недостойным представителям нашего пола. А кто достойный? «Все мы плуты, никому из нас не верь…» Прав принц Гамлет, ох, прав… и не только он. «Да не смутят пустые сны наш дух! Ведь «совесть» — слово, созданное трусом, чтоб сильных напугать и остеречь. Кулак нам совесть, и закон нам — меч…» Он рассмеялся — и его смех прозвучал в темноте сардонически и язвительно.

На следующий день Кейтон вышел прогуляться в Парад-Гарденс. Кейтон ощущал странную мощь и непонятную, невесть откуда пришедшую влившуюся в него силу. Плечи его распрямились, он перестал смотреть себе под ноги, словно на голове была корона, сжимая трость, ему казалось, он держит скипетр. Он медленно брёл среди толпы, и ему было всё равно, что скажут о нём. Его это не волновало. Эта странная перемена в нём меняла и все вокруг. Он заметил, что многие озирали его странными взглядами, в которых были испуг и непонятная боязнь, но не было ни презрения, ни жалости. Некоторые даже испуганно шарахались. Кейтон не понимал, в чём дело, но наслаждался этой странной силой.

Откуда она?

Не меньшее наслаждение доставляли ему разговоры, кои он подслушивал на дорожках в Садах. Некоторые посетители и гуляющие несли откровенный вздор, говорили о чём-то своём, но многие люди из общества обсуждали случившееся с мисс Вейзи. Мнения разнились. Многие жалели несчастную девицу, и костерили на чём свет стоит мистера Клиффорда Райса. По его адресу отпускались нелестные эпитеты, самыми мягкими из которых были «ловелас», «бесчестный соблазнитель» и «казанова». Но многие были безжалостны к мисс Вейзи. «Девицу, обладающую подлинной нравственностью, соблазнить невозможно, к каким бы ухищрениям не прибегали негодяи…», обронила особа, которую Энселм видел у милорда Комптона. Мистер Кейтон улыбнулся. Верно. Неожиданно напрягся, услышав знакомые голоса. По соседней аллее шли мисс Сомервилл и мисс Рейчел Ренн.

— Ты не должна так говорить, Эбигейл. Ты не можешь не понимать, что не поступок был опрометчивым. Опрометчивость, неосмотрительность, бестактность, а по временам и просто дерзостное хамство — стали её натурой.

— Она сирота, о ней некому было позаботиться, внушить ей правильные понятия. Но это её беда, а не вина. Вы должны пойти…

— Ты святая, Эбигейл. Она упорно распространяла про тебя вздорные сплетни, ревновала и ненавидела! Когда к тебе посватался Митчелл — она заявила, что он просто пожалел тебя, когда сделал предложение Прендергаст — сказала, что ты приворожила его, а когда от неё к тебе перебежали Армстронг, Хардинг и Камэрон — она стала говорить, что ты — ведьма! Она же не могла видеть ни одного молодого человека рядом с тобой, без того, чтобы не осмеять его! Вспомни мистера Кейтона! Как ты можешь защищать её?

— Она была несчастна…

— Это не повод говорить про других гадости! Она заслужила то, что с ней случилось… Надо понимать, что девичья честь не разменивается.

Мисс Эбигейл вздохнула и тихо процитировала:

— Звучит грустно. О чём это?

— «Что ты делаешь перед дверью милого, маленькая Катринхен, здесь, при последнем луче вечерней зари? Оставь, не ходи к нему! Он впускает тебя, и ты войдешь девушкой, но ею не выйдешь назад. Если это совершилось — тогда спокойной ночи… Бедные, бедные глупышки! Как бы вы не любили, не позволяйте обкрадывать вас, любить умнее с кольцом на пальце…» Это дьявольская песенка о морали, Рейчел. Её поёт Мефистофель.

— Не вижу здесь ничего дьявольского, Эбигейл. Абсолютно правильные суждения.

— Да. Это подлинно страшно, когда мораль проповедуется дьяволом, когда люди, не умеющие любить и прощать, говорят о нравственности, когда о твёрдости в искушениях говорят те, кто никогда не искушался…

— Эбигейл, — мисс Рейчел смотрела на подругу укоризненно и чуть насмешливо. — Что ты хочешь? Простить может тот, кого оскорбили, то есть — ты. Меня она в худшем случае — раздражала, но тут гневаться нечего. Ты же всем всё прощаешь, всех оправдываешь, всех жалеешь. Не упрекай тогда и меня за неприязнь к ней, ибо она — оборотная сторона моей любви к тебе. Прости и мне мои попрёки.