Компания довольно скоро оказалась на берегу Эйвона, все, устав за зиму от холодов и снега, радовались теплу, солнцу и зеленой траве. Девицы расставили мольберты, а Кейтон присел на поваленном стволе дерева, задумчиво глядя на облака, речные перекаты и свежую зелень. Обычно в это время, когда отцветали вишни и лопались почки, он любил внимательно вглядываться в коконы зелёных гусениц, перезимовавших в древесной коре и в поместье часами следил, как буйно разрастались зеленые мятные побеги, пахнущие радугой и солнцем… Лунные ночи благоухали пьянящим ароматом, амброзийным напитком бессмертных, он начинал дышать полной грудью и минутами был счастлив. Он страстно любил весну, она всегда бодрила его, но сейчас чувствовал только вялое бессилие.

Двое слуг хлопотали, разгружая корзины, Ренн и Тиралл тихо переговаривались о том, где лучше взять лодки, мисс Мелани и мисс Энн долго спорили о каком-то званом ужине и о том, подходит ли синий цвет к тёмно-рыжим волосам, ибо это было весьма актуально для мисс Хилл.

— Никто не может понять, что за наказание эти рыжие волосы! Кроме коричневого, зелёного, кремового и чёрного — ничего не наденешь! Красный исключён, розовый выглядит кошмарно, серый мертвит, жёлтый я терпеть не могу, голубой ужасен, фиолетовый мне не идёт! Если и синее будет не к лицу — я завою от тоски.

— На примерке мне показалось, Мелани, что ты выглядишь очень мило. Густая синева и имбирные волосы — сочетание неожиданное, но очень интересное… И мистер Остин Роуэн, кстати, сказал вчера в Бювете, что никогда не видел таких красивых волос, как у тебя…

— Да ему просто жалко меня стало…

Неожиданно послышался восторженный вздох мисс Ренн, она переливчато рассмеялась и замахала рукой брату и мистеру Тираллу, подзывая их к мисс Сомервилл, стоящей у своего мольберта. Туда же подошли мисс Хилл и мисс Тиралл. Кейтон не понял причин всеобщего сбора, но заметил, что все шестеро смотрят на него. Почувствовав, что краснеет, торопливо поднялся и подошёл к остальным. Перед ним расступились, он растерянно взглянул на мисс Сомервилл, лицом к лицу с которой оказался, потом перевёл глаза на мольберт и замер.

Теперь он понял, что имела в виду мисс Ренн, говоря о таланте мисс Эбигейл. Единым росчерком итальянского карандаша на листе проступил набросок, Энселм увидел резкие черты собственного лица, смягченные искусно наложенными тенями, лицо, схваченное в спокойной задумчивости и ею преображенное. Пока он сидел на стволе, она успела нарисовать его, но, внимательно вглядываясь в изображенное, кое вовсе не смотрелось уродством, он вздохнул. Если бы он подлинно так выглядел…

— Удивительное сходство, — восторженно проронила Энн Тиралл, — и подумать только, она даже не отрывала руки от бумаги! Чудо!

Кейтон несколько секунд внимательно разглядывал рисунок, потом улыбнулся и обернулся к Ренну.

— Мне трудно судить о сходстве. Похож?

— Ты обижаешь мисс Сомервилл, Энселм. У её портретов всегда абсолютное сходство.

Мисс Эбигейл покачала головой и чуть улыбнулась.

— Здесь — не абсолютное. Абсолютное сходство возможно при глубоком знании модели, а так удаётся схватить только поверхностное подобие. Я не понимаю мистера Кейтона. — Она спокойно смотрела на него своими ярко-синими глазами, не отводя их от его лица, и тем странно смущая Кейтона. — Его взгляд двойственен, он ускользает, но почему? Это погружённость в себя? Любовь к одиночеству? Желание скрыть потаенные глубины личности? Стремление утаить нечто постыдное? Надменное желание стоять над окружающим миром? Отрешённость от суеты? Холодное себялюбие? Затаённая боль?

Кейтону польстило, что в его натуре пытаются разобраться, внимание к его персоне было приятно, он улыбнулся, но в глаза мисс Сомервилл посмотреть побоялся. Ему не очень понравились её вопросы — слишком много в них было верного. Девица казалась ему странной — её мнения несли печать совсем не женского ума, будь она некрасива, он назвал бы её синим чулком. Но мисс Сомервилл, хоть он ни разу ещё не задержал взгляда на её лице дольше нескольких мгновений, показалась особой весьма привлекательной. Он подумал, что с её стороны весьма мило демонстрировать окружающим непредвзятость своих суждений и оценок, уделяя внимание уроду. Эта мысль заставила его вздохнуть.

Сам же Альберт, отвечая вместо него мисс Эбигейл, проронил, что его сокурснику свойственна глубина мысли и отточенность суждений, но никакого себялюбия он в нём не замечал.

Энселм изумился.

— Ты не считаешь меня эгоистом, Ренн?

Тот пожал плечами.

— Мне сложно объяснить. Для человека, который любит лишь себя, почему-то, как я заметил, самое нестерпимое — оставаться наедине с собой. К тому же себялюбивый и других, и себя самого воспринимает, путаясь в сетях прельщений тщеславия, честолюбия, гордости. Ты же любишь одиночество и не заблуждаешься, как я понял, на свой счёт. Я сужу по цитате Даффина, — тихо добавил Ренн.

Кейтон смерил его холодным взглядом.

— Возможно, но сам я склонен весьма многое объяснять себялюбием. Я уверен, что в основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайший эгоизм и неоднократно имел повод в том убедиться. Я не верю, что кто-то способен расстраиваться из-за чужих бед, переживать из-за чужих потерь и чувствовать чужую боль.

— Может быть, именно неспособность сострадать и обрекает вас на одиночество? — проронила мисс Сомервилл.

Он чуть смутился. Девица не говорила ничего оскорбительного, была участлива и смотрела на него без насмешки и высокомерия, но он ощущал странное внутреннее напряжение и неприятное беспокойство. Его почему-то тяготило её внимание.

— Возможно. Я устроен не по-христиански и не могу возлюбить ненавидящих меня. А вы способны сострадать тому, кого не любите, мисс Сомервилл?

— Почему нет? Вместо того, чтобы утверждать, что меня никто не любит и искать свидетельства чьей-то ненависти к себе, я попыталась бы любить, не ожидая взаимности.

Кейтон усмехнулся.

— Я так не умею. Не умею легко прощать оскорбления, не могу любить в ответ на насмешку, не хочу понимать того, кто причиняет боль. Мне также трудно извинять тех, кто задевает мое самолюбие, и я не понимаю, почему мистер Ренн считает, что я не эгоистичен.

Мисс Сомервилл подняла на мистера Кейтона внимательные глаза.

— Вы не в состоянии простить даже понимая, что причина обиды — глупость?

Кейтон пожал плечами, подумав о мисс Вейзи. Не её ли имела в виду мисс Сомервилл?

— Говорят, когда природа оставляет прореху в чьем-нибудь уме, она обычно замазывает ее толстым слоем самодовольства. Но кто дал право чужому самодовольству глумиться над моим самолюбием? — Тут он опомнился и мельком взглянув на огорчённое лицо мисс Эбигейл, подумал, что излишне увлёкся. — Ну, полно, мисс Сомервилл, — нахмурился он, — не считайте меня таким уж Мефистофелем.

— А для этого нет оснований?

Он усмехнулся.

— Черти — деятельны, неуёмны и неугомонны, а я — ленив по натуре. Я часто прощал. Не по доброте и беззлобию, но по лени… — Кейтон попытался даже улыбнуться, но глаза его оставались серьёзны.

— Хоть это радует…

Пикник удался. Кейтон за весь день не услышал ничего глупого, чему нимало дивился. Мисс Рейчел Ренн оказалась особой весьма здравомыслящей, нельзя было отказать в уме и такте мисс Хилл и мисс Тиралл, мисс Сомервилл по большей части молчала, но все изредка сказанное ею несло отпечаток глубины и разумности. Альберт был заботлив и услужлив, стараясь, чтобы Энселм чувствовал себя в компании своим, гость Ренна мистер Гордон Тиралл был флегматичен, но остроумен, он лениво ронял забавные анекдоты, не давал девицам скучать. Ветчина таяла во рту, у мисс Ренн получился прекрасный этюд, коим она похвасталась перед ними, и Кейтон подумал, что, пожалуй, ему стоит сохранить это знакомство.

Тут мистер Ренн обронил девицам, что Кейтон — поэт, правда, проповедующий еретические взгляды, утверждающий, что поэзия уместна только в полнолуние, ибо лишь в эти короткие часы на земле подлинно царит Поэтичность, что в мире нет совершенства и оно совершенно излишне, и что камелии более изысканы, чем орхидеи…

Здесь к ним подошёл Гордон и сказал, что лодки готовы. Сам он подал руку мисс Рейчел, Ренн — мисс Энн Тиралл, а на долю Кейтона достались сразу две девицы — мисс Сомервилл и мисс Хилл. Мелани выразила надежду, что ему будет не тяжело гребсти, и он вежливо уверил её в этом. Девицы разместились в лодке, Энселм сел на весла. Течение было небольшим, но, выгребая против него, Энселм неожиданно ощутил удивительную внутреннюю легкость: телесное усилие странно расслабило душу. Он улыбнулся, с силой налег на весла, испытывая удовольствие от мощи напряженных мышц, весеннего теплого ветерка, запаха речного ила. Ему казалось, что он слегка пьян.

Он впервые ощутил весну — то чувство, что пьянило душу и наполняло плоть ликованием.

— А мистер Ренн пошутил или вы вправду проповедуете столь еретические взгляды, мистер Кейтон? — услышал он вопрос мисс Сомервилл.

Энселм улыбнулся.

— Да, я сказал, что камелии кажутся порою изысканнее орхидей, но стоит ли мне теперь, заискивая, оправдываться перед вами — ведь часто обманчивы построения ума, но разве бывают ложными случайные впечатления? Я ещё говорил, что всей гармонии поэзии дано полно выразить себя только в ночь полнолуния, но таково моё убеждение. Мои слова — не забавы, я — вовсе не гаер, поверьте. — Он всё сильнее налегал не весла. — Мною же было сказано, вернее, — я просто невольно обмолвился неглупою фразой о том, что сугубо глагольной категорией является совершенство вида. Все же прочее не обязано быть без изъяна: ни женские лица, ни странные связи запахов и настроений, ни лунный серп, ни пучки герани, возводящие мою простую мигрень в латинское hemicrania… Но боюсь, главное несовершенство вида воплощаю я сам и тогда… всё это просто самооправдание.