Уговорить остатки совести было нетрудно, и он снова с тихим стоном впился в ее губы. И она снова ответила, все крепче обнимая его и будто совсем не зная, куда ведут такие объятия.

Где-то внутри него ударил тревожный колокол, но граф был слишком захвачен страстью, чтобы внимать предупреждениям. Он и сам выпил немало, к тому же огонь костра отбрасывал тени, которые создавали вокруг волшебную обстановку. Снаружи какой-то зверь позвал свою подругу, и этот звук прозвучал сигналом для графа — душа его воспарила на крыльях любви навстречу Мадлен. Он хотел быть ее защитником, служить ей и лелеять ее, но и взамен надеялся получить то же самое. Так было всегда между мужчиной и женщиной. Медленными, нежными поцелуями он покрывал ее губы, щеки, шею. Рука графа осторожно коснулась груди Мадлен и стала искусно ласкать ее.

Мадлен почувствовала, что уплывает по морю небывало сильного чувства, и не стала противиться отплытию. Она была пьяна, но пьяна графом: его силой, мощью и — одновременно — нежностью. Он повернул ее к себе и крепко прижал. Никогда еще Мадлен не ощущала ничего подобного!..

Она постанывала при каждом новом поцелуе, и ее руки плавно скользили по округлым мускулистым плечам графа. Она чувствовала, как в нем растет напряжение, и пыталась направить его в нужное русло, но любовная игра была ей еще незнакома.

Тут опытная рука графа забралась под подол ее юбки и искушающе заскользила по шелковистой внутренней стороне бедра. Только теперь ее рассудок забил тревогу, только теперь ей стало понятно, куда ведут его сладостные ласки. Он собирался заняться с ней любовью, а она была слишком опьянена — коньяком? новизной ощущений? — чтобы распознать это раньше.

Но, даже упершись руками в его грудь и отталкивая его, Мадлен жалела, что вынуждена это сделать. Ей все еще хотелось его поцелуев, его волшебных прикосновений…

— Нет, Люк, нет, — прошептала она, — пожалуйста, ты должен остановиться… Я не хочу!

— Хочешь! — почти что прорычал он. Поймав обе руки Мадлен, Люк поднял их над ее головой, а сам продолжал покрывать жгучими поцелуями ее лицо.

— Нет, не хочу! — повторила она. — Я не буду твоей любовницей… Нет, Люк! Я говорю: нет! — Потом, в отчаянии, добавила: — Я никогда не делала этого раньше!

Его остановили не столько слова, сколько прозвучавшая в голосе паника. На мгновение наступила абсолютная тишина. Потом де Ренье, будто не поверив своим ушам, переспросил:

— Что?

— Филипп и я никогда… Это все было игрой. Он был мне как отец!

Люсьен тут же отпрянул и какое-то время сидел, повернувшись к Мадлен спиной и нагнув голову. Ей до боли хотелось приласкать и успокоить его.

— Ты и Филипп никогда… Клянусь всеми святыми, в это трудно поверить! — пробормотал он.

— Люк, я… — Она протянула к нему руку, но, не дотронувшись, уронила ее.

— Не говори ничего. — Он старался держать себя в руках, хотя желание было таким сильным, что причиняло почти физическую боль.

— Извини… — Голос Мадлен прервался от слез. Ведь она тоже страдала!

— О Боже, разве я не просил тебя помолчать? Никогда я не овладевал женщиной против ее воли, но если ты и дальше будешь извиняться — могу начать прямо сейчас!

Неловко поднявшись на ноги, де Ренье направился к двери, на ходу приводя в порядок одежду. Дверь распахнулась, а потом резко захлопнулась. Граф оставил ее одну.

Мадлен села на одеялах, не в силах даже плакать. Она чувствовала себя отвратительно, хотя и знала, что поступила правильно, остановив его. Ее растерянность постепенно сменилась гневом. Она почти полюбила его, а он все испортил! Как они теперь смогут быть друзьями?

Более того, он воспользовался ее слабостью. Ведь он же с самого начала должен был предвидеть, куда приведут поцелуи. Ей было страшно и подумать о том, как они с графом встретятся утром. Но выбора все равно нет. И Мадлен напомнила себе, что они почти добрались до фермы и скоро Люк оставит ее. Однако это почему-то не принесло ей облегчения.


Было уже светло, когда Мадлен проснулась. Лента солнечного света струилась из полуоткрытой двери. Чья-то заботливая рука тепло укутала ее одеялами, подоткнув их со всех сторон. Графа рядом не было.

Едва сообразив, где находится, Мадлен вспомнила события прошлой ночи. Невероятный кошмар! Девушка с трудом встала, открыла дверь своего убежища и осмотрелась. Графа не было видно и во дворе, и на одно ужасное мгновение она подумала, что покинута, но уже в следующее заметила его лошадь, щиплющую неподалеку траву. Значит, рано или поздно хозяин появится. Мадлен спустилась по тропке к берегу реки. Там она ополоснула лицо и вытерлась платком. Повернувшись, чтобы идти обратно, она увидела у себя за спиной графа. Лицо его было бледным, а под глазами лежали тени.

— Должен ли я принести извинения? — натянуто спросил он.

Она молча покачала головой.

— Думаю, мы оба были немного пьяны.

— Дело не только в этом, — ровным голосом продолжал де Ренье, — и мы оба это знаем. — Он устало потер глаза. — Вы с Филиппом… мы все думали… вы наводили нас на эту мысль… Уж мне-то, по крайней мере, вы могли бы открыться! — В голосе послышались обвиняющие нотки.

— Вас это совершенно не касалось! — сухо ответила она. — И потом, у Филиппа была своя гордость. Граф почувствовал себя еще более виноватым. Филипп просил его позаботиться о Мадлен. А он-то в первую очередь думал, что старик уговаривал его занять свое место любовника!.. Но Мадлен была чиста, и он не знал, радоваться этому или огорчаться. Конечно, ему импонировало то, что еще ни один мужчина не касался ее, но эта же чистота оставляла меньше шансов на то, что она примет предложение, которое он собирался сделать.

— Возможно, вы неопытны, Мадлен, но вы отвечали мне. По-видимому, вас вполне удовлетворяли ваши отношения с Филиппом. Почему бы вам не вступить в подобные отношения и со мной? Уверен, это подойдет вам больше, чем пребывание на какой-то ферме.

Разочарование Мадлен было столь сильным, что ощущалось почти как физическая боль.

— И вы тоже будете относиться ко мне как к дочери? — спросила она, делая вид, что не совсем поняла смысл сказанного. — Вы старше меня, Люсьен, но не настолько же…

— Вы знаете, что я имею в виду, — нетерпеливо отмахнулся он. — Наше соглашение будет гораздо более общепринятым.

— Да, я не сомневаюсь, что оно было бы именно таким. — Мадлен, кажется, готова была прийти в ярость. Разве она не ответила ему отказом однажды? — Несколько месяцев назад я уже говорила, что не желаю быть вашей любовницей, и с тех пор не переменила свое мнение. — Она сердито процедила сквозь зубы: — Я отвечала вам потому, что была пьяна, а не потому, что воспылала чувствами! А вы намеренно воспользовались моей беспомощностью!..

— Это неправда! — ответил он, уязвленный. — Я и представить себе не мог, что вы так неопытны. Вы ничем не показывали этого. Если хотите знать, вы проявляли столько же жара, сколько и я. К этому могу добавить еще то, что вы всегда просто липли к Филиппу… — Он пожал плечами. — Если не хотите, чтобы мужчины обращались с вами как со шлюхой, то и не ведите себя как шлюха!

Упоминание о Филиппе подействовало сильнее, чем оскорбление. Рука Мадлен сама собою поднялась, и она отвесила графу звонкую пощечину, потом бросилась от него прочь. Из глаз готовы были пролиться слезы, а она не хотела демонстрировать их своему обидчику. Он не должен был знать, что способен причинить ей такую боль!

Она почти бежала вдоль берега, не зная куда — лишь бы подальше от него. Рассудок подсказывал, что рано или поздно ей придется предстать перед ним, но не раньше, чем она вполне овладеет собой.

Никогда еще де Ренье не был ей так отвратителен! Его поведение недостойно дворянина!

Но граф и сам испытывал чувство отвращения. Он пустился вдогонку за Мадлен, и двигало им, прежде всего желание попросить у нее прощения. Он должен был попытаться объяснить ей, что не заслуживает того презрения, которое прочел у нее в глазах. Для человека, всегда шедшего своим путем и не считавшегося ни с чьим мнением, состояние отвергнутого было весьма непривычным. Он хотел бы объяснить это Мадлен.

И он громко позвал ее.

Услышав крик, она обернулась и увидела, что граф преследует ее. Играть дальше в догонялки было, по меньшей мере, глупо, и Мадлен решила остановиться.

Он настиг ее в том месте, где тропа расширялась и делала поворот к густым зарослям. Схватив Мадлен за плечо, граф повернул ее к себе лицом.

— О, моя дорогая! Вам вовсе незачем бежать. Я хотел только…

Она так и не узнала, чего же он хотел, потому что в это мгновение де Ренье отлетел от нее на несколько метров. Огромный кулак со свистом врезался ему в челюсть и отбросил его на вросший в землю валун. Де Ренье ударился головой о холодный, твердый камень и безжизненно распростерся на земле.

Мадлен от неожиданности и страха закричала.

— Не бойтесь, — успокоил ее вышедший из зарослей незнакомец. — Я не причиню вам вреда. На самом деле я, кажется, подоспел как раз вовремя — Мгновение Мадлен молча рассматривала незнакомца. Он был очень высок ростом и необычайно широк в плечах — настоящий гигант. Его светлые волосы были спутаны, а нижняя часть лица покрыта густой бородой цвета червонного золота. — Хорошо, что мать послала меня вам навстречу, — продолжал он, — хотя, по правде говоря, если бы не это и не портрет, который вы прислали нам два года назад, я бы вас просто не узнал.

Только теперь она догадалась, кто это — Леон, первенец тетушки. Гигант приходился ей кузеном! Но сейчас в нем трудно было рассмотреть того долговязого подростка, которого помнила Мадлен.

— Ну же, — обиженно произнес он, — вы что, не рады встретить меня, да еще так кстати.

Однако Мадлен уже не слушала его — она подбежала к графу и опустилась рядом с ним на колени.