«Номер три – Джамала, уволенная вчера одним-единственным днем спустя пять лет верной службы».

И совсем уже экзотика – это заговор Риты и Ольги с целью расправиться с Мишкой, не дающим развода неверной жене из-за маленькой дочери.

В штаб-квартиру стекаются соболезнующие. Получив новую информацию, передают ее дальше по всем своим доступным каналам.


Слушая маму, находящуюся на грани истерики, Рита некоторое время не могла отделаться от предательской мысли о том, что в Городке ночью произвели испытание неизвестного психотронного оружия. Иначе как еще разумная, современная женщина-математик всего за одну ночь может превратиться в брызжущую слюной истеричку, явившуюся ни свет ни заря и не замолкающую теперь ни на минуту.

– Ты понимаешь, что его хотели убить?! – в сотый раз за текущее утро вскрикивает Диана Рудольфовна. – Из-за тебя! Люди все так говорят и считают!

Отвечать бессмысленно. Уже пробовала, не помогает. Рита закрывает лицо ладонями. Разговаривать сейчас с мамой, все равно, что с параноиком в период обострения, можно только вколов ей успокоительного и уютно завернув в смирительную рубашку.

– Ты слышишь меня?! – продолжает истерику женщина. – Не закрывайся! Отвечай!

– Заварить тебе ромашки с пустырником? – отнимая руки от лица, спрашивает Рита. – Иначе с тобой сегодня общаться просто невозможно. Я не знаю, кто ты и что сделала с моей мамой…


Обычно попытки обезвредить непонимание юмором поддерживаются обоюдно с обеих сторон. Но сейчас неизвестная психотронная хрень явно еще имеет эхо воздействия.

– Я тебе объясню! – ядовито отвечает Диана Рудольфовна. – Тебя обвинят в попытке убийства или убийстве, если Миша, не дай бог, не выкарабкается. Посадят в тюрьму…

«Наша песня хороша, начинай сначала».

– Мама! Перестань! – не выдерживает Рита. – Большей глупости от тебя мне даже представить сложно! Через… скоро я встречаюсь с Ольгой. Наверняка, она знает достаточно об этом происшествии…

– Наверняка, она даже в нем участвовала! Поэтому даже не думай! – перебивает мать. – Никаких встреч! Никаких звонков и вообще ничего больше! Марш к Мишке в больницу, пока я сама не убила тебя!


Закончив разговор с Арсеном, Ольга вертит телефон в руках, раздумывая, «позвонить ли Рите».

Звонить нужно, но, откровенно, страшно. Ибо совершенно не владеет информацией, что и как донесло до нее наступившее утро.

– Где у тебя соль или перец? – от невеселых мыслей отвлекает Талгат, занявшийся приготовлением яичницы «а-ля – холодильничные остатки».

«Наверняка, тоже скрывается от своих «должен» за этой бурной кулинарной деятельностью», – догадывается Ольга, подает специи. При свете нового дня Талгатик выглядит красочно. Лиловый синяк на левой скуле уравновешивает почти черное пятно вокруг правого глаза, приобретшего теперь монгольский прищур, руки поцарапаны, пальцы слегка вздуты припухлостью.

– Красаве́ц! – хмыкает Ольга. – В смысле, молодец, что нашел, чем подкрепиться, и я тоже буду кофе.

Она внешне ничем не отличается от себя вчерашней, только муторно на душе, и давят вопросы по ситуации – «Поедет ли Рита теперь? Как там Золотарев, каковы будут его дальнейшие шаги?»

– Арсен сказал, – телефон Талгата лежит на подоконнике, – состояние стабильное, в себя пришел, говорить не может.

– Угу, – Ольга садится к столу, получает свою порцию Талгатовского кулинарного произведения на тарелке. – Вилки-ложки там.

– Михалыч у него был, но к сыну его то ли не пустили, то ли показали и не пустили. Карапетяна не поймешь иногда, – Исин подает приборы, сгребает себе в тарелку остатки яичницы с беконом и жареным хлебом.


– Я много думал, – хмуро продолжает Талгат. – Времени нет, поэтому давай без предисловий.

Ольга согласно кивает.

– Вкусно.

– Короче, – Талгат упирается кулаками в стол и тяжелым взглядом в Ольгу, – по легенде мы подрались с местными или залетными ковбоями, они случайно докопались до нас с Золотаревым. В это время ты подъехала и спугнула их. Мишке досталось больше, и мы с тобой отвезли его к Арсену. Ни Джамалу, ни Риту, никого другого не упоминать.


– Кстати, я уже говорил сегодня с Карапетяном. Он что-то такое и выдал Золотареву-старшему, – закончив с изложением, Талгат переходит к завтраку.

Размышляя, Ольга согласно кивает:

– Окей, – мысленно вздыхая, что «все эти испанские сцены страсти и ревности в масштабе Компании и надвигающегося проекта выглядят просто нелепо».

– В остальном… – прикидывает все возможные варианты объяснений с Компанией, Золотаревыми и, возможно, даже людьми в форме. – Если менты виновных искать начнут? Никита их допечет, например. А он, я думаю, сейчас землю рыть будет.

– Еще как будет, – поддерживает Талгат. – Он не дурак и прекрасно понимает, в чем тут дело. Но дурак в том, что смешивает личное с рабочим. Давай прикинем, как будто нас это не касается, – дождавшись очередного Ольгиного кивка, продолжает. – Раздуть историю, где два главинжа подрались из-за уволенной секретарши – смешно. Притянуть за хвост историю с Ритой – глупо. Профессиональных терок между нами троими не было. Но, ни для кого не секрет, что он всегда хотел остаться здесь единоличным. Я свободно могу обвинить Старого в предвзятости, в том, что он проталкивает на проект сына и пытается устранить конкурентов. Решать, в конечном итоге, все равно Семенову.

– И тут я буду твоим джокером, – не выдерживает, криво усмехается Ольга. – Красиво.

– Да, твою ж, мою дивизию! – Талгат медленно взрывается. Его голос по мере выплескивания слов становится то ли громче, то ли просто яростнее. – Бля, смешно! Мамочкин сериал смотрим про Хосе Родригесов! Ты же знаешь отлично – этот проект мне по силам! Иначе не сорвала бы меня с остальных! Я, блядь, загорелся им! Я не хочу терять «Северо-Запад» из-за… не глупости. Просто не намерен его терять! Понимаешь?! Я не отдам его теперь никому!

Выдохнув, Исин опускает плотно сжатые кулаки на стол.

– Мне западло использовать людей, – его взгляд такой же стальной. – Ты не джокер, и я не предлагаю сделок. Я знаю, что ты сама меня выбрала на «Северо-Запад». Может быть, это ты хотела нами сыграть? – он насмешливо поднимает одну бровь. – А?


Отрицательно качая головой, Ольга отводит взгляд:

– Нет. Я архитектор. При расчете проекта я учитываю даже того, кто непосредственно будет руководить застройкой. Я изучила всех наших ребят. Ты подошел большинством совпадений. Ничего личного.

Это было сказано таким не по ситуации спокойным, ровным голосом, что Талгат на секунду засомневался – человек ли перед ним вообще или безэмоциональный, электронный разум.

– Ты прав. Я поддержу тебя, – распознав его молчание ожиданием ее ответа, Ольга делает ставку. – Остается пообщаться с самим Золотарем-старшим.


– Арсен сказал, что он выехал. Наверняка двинется в офис, – покончив с завтраком, Ольга с Талгатом спускаются вниз. Мишкина машина все еще стоит во дворе в той же нелепой «позе», в которой бросил ее хозяин. Все, что сделала для нее вчера Ольга, это вытащила ключ зажигания и включила сигнализацию.

– Может, отогнать? – с сомнением предложил Талгат. – Поцарапают.

Кампински скользнула равнодушным взглядом по творению французского автопрома. Ее мысли гораздо сильнее занимал другой вопрос, более важный, чем безопасность Золотаревского «пежо».

«Как и что рассказать Рите? Наверняка, она уже в курсе произошедшего, но испорченный телефон и домыслы местных Шерлоков вселяют определенный ужас при прогнозировании, что именно она уже знает».

Сбивают с мысли пятна засохшей на асфальте крови. Ночью в темноте их не было видно. Когда возвращались позже, было не до разглядывания асфальта под ногами. Зато теперь во всей своей неприглядной правде жизни – ляпки, где Мишка с разбитым носом и Талгатом ходили по кругу. После место, где Ольга с Талгатом поднимали Золотарева, чтобы отвести в машину. Он в это время уже плохо понимал, что они хотят, упирался, отхаркивался под ноги, втроем они растоптали кровь подошвами…


– В офисе разговаривать с ним неудобно, – рассуждая о встречи с Мишкиным отцом, Талгат держит курс к Ольгиной ауди, оглядывается на хозяйку машины, не понимая, «чего она медлит». – Надо вызвать на нейтральную территорию.

Ольга же, как завороженный следопыт, продолжает читать знаки прошедшей ночи – здесь за Мишкиным автомобилем чернеет тормозной путь. Он рвал на приличной скорости. Память воспроизводит визг покрышек. Здесь – Талгат разбил ему нос…

– Уже не надо, – доносятся слова Исина со странным выражением в голосе. Ольга невольно поднимает глаза.

– Гора сама идет к нам, – кивает Талгат на осторожно въезжающий во двор минивен, ведомый Золотаревым-старшим.


Аккуратно, как во сне, Никита Михайлович припарковался под внимательными взглядами Ольги и Талгата.

«Я так и знал, что обоих здесь найду, – утвердительно хмыкнул внутренний голос, – преступников всегда тянет к месту преступления».

Он нарочито не спеша поднялся из-за руля, закрыл дверь машины, повернулся к тем, кто отправил его единственного сына на больничную койку.

– Я посажу вас. Обоих, – спокойно и негромко произнес Никита Михайлович. Померился взглядом с Ольгой, Талгатом, скользнул по засохшим кровавым следам ночной потасовки.

«Ну почему не Мишка накостылял этому московскому татарину?» – досадливо вздохнул тот самый невидимый, что живет где-то внутри сознания, и лениво удивился на спокойный Ольгин ответ.

– Скорее, мы вас, – негромко прозвучал ее голос. Она не двинулась с места. Даже не повернула головы. Просто продолжала смотреть на Никиту Михайловича чуть исподлобья, чуть искоса. Почему-то вспомнилась их первая встреча, когда эта сопливка палкой приложила Мишку, защищая свою черномазую одноклассницу, а потом плела что-то про отца-адмирала.