Пьяный Ложкин пожимал плечами и рассуждал, глядя в стакан.

– Золотарев всем расписывает, какая она в этом деле жрица, даже завидно. – Он, причмокивая, пил свое пиво, утирая губы тыльной стороной ладони, и поднимал на Исина мутный взгляд. – Ты счастливчик, тебя она первым выбрала. Только чего взъерепенился? Ты же не жениться на ней собирался? Да?..


– Давно дружите? – в Талгатовом голосе Ольга слышит тщательно скрываемую настороженность. Мысленно хмыкает «ревность и сплетни созданы друг для друга!»

– Еще со школы, с первого класса, – в своем ответе старается скрыть снисходительность и буквально прикусывает язык от следующего вопроса.

– А при чем здесь Рита?


Собираясь с мыслями, Ольга сетует на «невозможный утренний московский трафик».

– Она – та самая обсуждаемая девушка Филиала, которая бросает нашего Золотарева, – как может осторожно формулирует свой ответ.

По мере понимания лицо Талгата вытягивается в удивлении.

– Которая с нами тогда?

Ольга кивком подтверждает правильность:

– Тоже да. Теперь понимаешь, почему Мишка так взбесился? Они всем семейством хотят ее задавить, а мы, вроде, помогли ей.

– Не, не очень, – «думает» вслух Талгат, – но… очень может быть.

Ольга не мешает ему, мысленно гоняя собственные сомнения – сказать ли всю правду? И какими личными неприятностями еще это может грозить?

– Собрание переносится в Городок, – Талгат читает вслух поступившее на «загрузившийся» смартфон сообщение.

– Да ну?! – Ольга вспоминает, что не смотрела сегодня ни почту, ни сводки и вообще не знает, где ее «гаджет».

– Ну да, – Талгат перенабирает «секретариат».


Когда после вчерашнего собрания зал опустел, Вера с Ольгой скрылись в одном направлении, Талгат в другом, а все прочие в третьем, Миша остался для личного знакомства с новоназначенным куратором. Алешин поддержал предложение «по кофе». В результате Золотарев одним из первых узнал об изменении в графике совещаний и встреч.

– Много чего узнал, – на завтрак он пришел к родителям, где своим внезапным появлением едва не довел отца до инфаркта.

– Ты?! Ты же в Москве должен быть сейчас? – подавился своим кофе Никита Михайлович. Нина Андреевна строго сузила глаза.

– Я вчера ночью вернулся, – свежий, выспавшийся, выбритый и как никогда готовый к профессиональным свершениям, Миша садится к столу. – Мам, можно мне тоже кофе?


– Алешин сегодня прибудет, – намазывая масло на хлеб, делится сын. – Наверное, по времени, вместе с Кампински, если не раньше. Нужно подготовить ему встречу. Я обо всем позабочусь и кое-какие распоряжения уже дал.

Его слова прямо эликсиром молодости и бессмертия проливаются на душу пожилого отца.

– Исин, похоже, не в курсе. Все придется самому, но я справлюсь.


– Кто у нас в кадрах сейчас? – Миша искоса поглядывает на Никиту Михайловича. – Нужно уволить Таджичку.

Нина Андреевна, присутствующая все это время здесь же бессловесным свидетелем, переводит на мужа взгляд, буквальной кричащий от удивления.

Последний хмыкает, крякает, мысленно взвешивая ход сына на «за» и «против».

– И я отдал юристу на проверку наш, ее ипотечный договор. – Михаил добивает родителей внезапно проснувшимся «здравым смыслом». – Сдается мне, там здорово переплачено. Хочу разобраться.


Перед работой решает еще один вопрос. Покупает букет цветов, коробку сладостей, подъезжает к старинному дому в историческом центре.

«Диана сказала, что Рита сейчас в Городке», – он стучит в дверь.

– Рит, это я, – как может мягче отвечает на настороженное «кто?» из-за двери. – Я ничего, ты не подумай. Я просто Сонечке сладкого… давно не видел ее.

Он стоит, покорно свесив голову перед закрытой дверью под прицелом «глазка».

Она изучает его и решает «поверить ли?»

Наверняка и соседка по площадке участвует в этом спектакле.

– Если что… я просто оставлю все здесь… – Миша знает, что его слышат. Он делает вид, что собирается положить цветы и коробку на входной коврик. Ответом щелчок замка. Рита настороженно смотрит на законного еще мужа через узкое, приоткрытое пространство.

– Привет, – словно от неожиданности слегка отстраняется он, выдвигает вперед дары, – я, это, вот…

Он выглядит безопасным, мирным, дурашливым.

Рита не верит во внезапно проснувшуюся в Мишке человечность, но взгляду ее его действия сообщают обратное.

– Если разрешишь, я бы с Соней сегодня погулял где-нибудь, – он не делает попыток войти или даже приблизиться, мнется, как школьник перед завучем.

– Разрешу? – удивляется Рита. – С каких пор тебе нужно мое разрешение?

«Она изменилась, – мысленно отмечает Золотарев, скрывая выводы под растерянной улыбкой виноватого мужа. – Она холоднее обычного и сильнее, и еще… так похожа на этих вчерашних сучек из центрального офиса».

– Не начинай, – смиренно просит Михаил – я действительно что-то понял. Я… был неправ, – ему вдруг вспоминается встреча с Джамалой перед выпускным вечером. Она тоже тогда была не его. Тоже красива и бестолкова, как бабочка. Но об этом нельзя сейчас думать, иначе сорвется все, и весь спектакль пропадет зря.

– Ну, хорошо, – соглашается Рита, – во сколько ты заедешь за ней? Я спрошу ее.

– Давай в шесть, – торопливо соглашается Золотарев будто только этого ждал/готовился. – Скажи, что пойдем в парк, на ее любимую качелю.

Рита хмыкает:

– Миш, ее снесли уже год назад. Там теперь комната страха.

Он растерянно/беспомощно хлопает глазами на Риту:

– Да? И? Как мне быть?…


– Тут у вас движуха почище, чем в столице! – за обедом басит Серый. Катя специально прибежала на час из студии, чтобы покормить его и узнать – «как с работой?», заодно выдернуть сына из-за компьютера, умыть и усадить за стол.

– Что ты имеешь в виду? – подливая супа «своим мужикам», она ест на ходу, следит, хватает ли всем хлеба, горчицы, мяса.

– Стройка! Не хочу больше, – Серый отодвигает свою тарелку, взамен получает кружку. – Там, на болотах.

Катька согласно кивает – да, об этом только и говорят все последние месяцы. Моя бывшая одноклассница что-то там нарисовала.

– Фигассе, что-то! – хмыкает мужик – Да там второй Городок будет! В общем, с понедельника выхожу пока разнорабочим, а там, может, на бульдозер посадят.

Федя восхищенно присвистывает, получает от матери подзатыльник и недовольно утыкается в недоеденный суп.

– Я и тебя с собой возьму, – полушепотом, заговорщически обещает сыну отец, – на бульдозере покататься.

– И что обещают? – Катя делает вид, что не замечает эти их «разговорчики в строю».

– Сделку, как и везде, – пожимает могучими плечами Сергей, оглядывается на буфет. – Для Городка нормально. Если так все пойдет, то куплю тебе к зиме новую шубу, а сейчас пока этих подай, чебуреков своих.


Ольга с Талгатом приехали после полудня.

На подступах к Городку отметили строящийся вагончиковый поселок и Мишку в костюме и зачем-то каске, скачущего со свитой по целине.

Алешина нашли уже в офисе, где у Ложкина буквально пухла голова от новостей, которыми он непременно собирался поделиться с «пропавшими в московиях» коллегами.

Слушая в половину уха, Ольга одновременно просматривала новости на внутреннем «портале» и мониторила «сводку событий».

Талгат «висел» рядом, а Ложкин не замолкал ни на секунду, пока в кабинете не появилась Зоинька в паре с незнакомой молодой женщиной.

– Это Маша, – пояснила она на прямой Ольгин вопрос. В повисшей паузе добавила:

– Она у нас пока временно, вместо Джамалы. Но если сработаетесь, то останется насовсем.

– Ээээээ… – Ложкин растерянно, словно ища поддержки, оглядывается на Талгата. – Что это?

Талгат, словно только что проснулся, хлопает ресницами.

– А где Джамала? – так мягко, что даже страшно от этой мягкости, спрашивает Ольга.

Бедная Зоинька, словно кролик перед удавом, сначала замирает, а потом едва качает головой, всем своим видом показывая полную неосведомленность.

– Я не знаю. Честное слово.


«Ну, вот и все», – она, впервые за последние пять лет, не спеша и свободно идет по улице прямо в разгар рабочего дня и чувствует страшную/странную потерянность. Пять лет без выходных (их обычно занимал Золотарев), отпусков, больничных.

«Я как будто в тюрьме отсидела эти пять лет», – подмышкой Джамала держит папку с личными документами. Приказ о ее увольнении одним днем был получен сегодня утром. Зоинька даже не успела еще к тому времени заступить на рабочее место. Мария Федоровна из отдела кадров презрительно фыркала, показывая, где подписывать – «остатки зарплаты и расчет по отпускным придут к тебе на карту в течение трех дней» – сообщила противным голосом и, полная своего достоинства, отвернулась от «нештатной» более единицы.

Так Компания распрощалась с маленьким своим винтиком.


«Не работница, не любовница и не жена, – я свободна?»


По дороге она заходит в «Маленький супермаркет», покупает пакет чернослива в шоколаде, к нему соленой брынзы.

«Мама говорила, что, когда ходила мной, постоянно хотела варенья из розовых лепестков, и отец приносил ей его в огромных количествах, – проходя вдоль прилавка, Джамала равнодушно скользит взглядом по пузатым баночкам. – Странно, ибо я сама его просто терпеть не могу!»