Весь обратный путь Рита мысленно готовилась к этому разговору, но сейчас ей нисколько от этой подготовки не становится легче.

– То есть, – медленно произносит Диана, – ты уже… как это? Заключила договор? Подписала некий контракт?

– Соня пока поживет у вас с Пал Юрьичем, – продолжает Рита, игнорируя вопросы матери, ей и без них нелегко даются слова, поясняющие собственное решение. – Я буду приезжать по мере возможности, а потом заберу ее насовсем.

– Не так быстро! – защищается словами Диана и нападает. – Где ты их нашла, этих заказчиков? Что это за люди? Ты их знаешь? Рита!..

– Мам, ты обещала доверять мне, – дочь гасит тоном чересчур эмоциональную тираду матери. – Так держи свое слово!

– Нет… – Диана качает головой, словно отказывается верить или слышать. – Ты наивна, Рита! Нельзя же быть настолько… глупой!

– Мама, – отвечает новая Рита, та, что в отличие от прежней, абсолютно спокойна и уверена в собственной правоте. – Я вернулась только за вещами, компьютером и послезавтра уезжаю. Я приняла решение, дала слово и не отменю ни первого, ни второго.

– Нет! – в комнате повисает напряженная пауза. На окрик Дианы оглядываются даже Стефан с Сонечкой, но быстро теряют интерес к непоняткам между взрослыми женщинами и вновь возвращаются к починке старинного механизма. – Ты никуда не поедешь, – шипит Диана анакондой.

Рита отрицательно качает головой

– Да, мама. Я поеду. Я так решила. И это моя жизнь.


– Посмотрим, что ты ответишь Сонечке, когда она тебе такое заявит! – выяснять отношения дальше мать и дочь уходят в кухню.

– Что-то Пал Юрьич задерживается, – переживает вслух Диана. Ей не хватает спокойствия мужа, его рассудительности.

Рита открывает окно в тёмную, пахнущую озоном, ночь. Соглашается с маминым предложением – поживем/увидим. Мысленно обещает сама себе никогда не пытаться жить за дочь, а дать ей свободу выбора. Она не настроена спорить дальше.

– Из-за истории с отцом мы с тобой пропустили мой подростковый бунт, – ее улыбка-признание горчат, – что может быть хуже тинейджерских метаний в 29–30 лет?

Но Диана по-прежнему не слышит желание мира в голосе, словах дочери.

– Ты не понимаешь! – продолжает она на прежней высокой ноте. – Ты думаешь, это так просто, смотреть, как твой ребенок упорно ползет к краю обрыва, и лишь верить, что по какой-то случайности он не упадет и не разобьется. Ты упорно не хочешь видеть этот несчастный обрыв впереди!

Словно сдаваясь, Рита поднимает руки.

– Хорошо. Ты знаешь лучше, со стороны виднее, и ты меня любишь, – в ее голосе вселенское терпение, как в разговоре с маленьким, капризным простудой ребенком – тогда скажи мне, мама, что делать дальше? Что ты считаешь правильным и почему?


Замолчав на полуслове, Диана словно зависает над тем самым обрывом, которым еще мгновение назад пугала Риту. Это какое-то словесное айкидо, где сила твоего убеждения оборачивается против тебя же.

– Вернуться к Золотаревым? – продолжает Рита в повисшей паузе. – Просить у них прощения? Пытаться и дальше пробить стену лбом в поисках самореализации в Городке, принадлежащем тому, кто поклялся тебя уничтожить? Оставаться в этом Городке лишь потому, что мама боится отпустить своего ребенка в другой? Скажи мне? Я человек? Мои тело, мысли, душа мне принадлежат или тебе?

– Не утрируй! – приходит в себя Диана. – Кому бы они там не принадлежали, у меня опыта больше и с прогнозами на порядок точнее.

– Тогда о чем ты думала, рожая меня? – теряет терпение Рита. – Что я всю жизнь буду лепетать свое «агу» и пускать пузыри? Что все девочки непременно должны хотеть стать принцессами, а мальчики принцами?

Обе теперь как на ринге. Не удержались.

– Что ты будешь умнее меня! – повышает голос Диана. – Успешнее и счастливее!

Рита шумно вдыхает и чуть прищуривает глаза:

– И ты этого добьешься даже в том случае, если я иначе вижу собственное счастье? Оно обязательно у меня должно быть таким, каким видела его себе ты?

– Это она нашла тебе заказчика? – убивает следующим вопросом Диана, им же аннулирует все вышесказанное.

Рита мстительно поднимает глаза:

– Она и есть мой заказчик! – звучит как вызов и выстрел на поражение. «А теперь будь что будет, и делай что хочешь!»


Гроза пролетела, отмыв небо до кристальной чистоты. Отколотила раскатами грома, молниями отскоблила и отшлифовала напоследок до идеальной поверхности мохнатыми тучами. Ясноглазая ночь, украшенная монистами звезд, пришла следом, успокоила плачущий в проводах ветер. Приласкала стихию и, уложив ее мягким туманом в напитавшихся водой лугах, величественно раскинулась над всей городочной вселенной. В ней не спится Диане, Рита, напротив, валится с ног от усталости и буквально «отключается», едва добравшись до подушки. Исин Талгат садится в ночной проходящий поезд, Ольга за компьютер, а Джамала склоняется над маленьким, сопящим комочком, целует в смуглый лобик и аккуратно кладет племяшку в кроватку. Малышке всего восемь месяцев от роду. Режутся зубки. Она хнычет ночами, изводя мать, бабушку и всех домашних. Оставшись на ночь у мамы из-за грозы, Джамала, побурчав для порядка, приняла эстафету няньки, о чем ни секундочки не пожалела после.


Тихо тикают часы, пугая поздним временем. В комнате полумрак, тепло и сладко пахнет распустившейся под окном чайной розой.

Ребенок спит.

Маленькая смуглая девочка с длинными не по возрасту ресницами: – «красавицей будет», – отмечает какой-то вечный голос из древности родовой памяти. Все наши предки в нас живут.

Что-то невыносимо вечное сжимается в груди у Джамалы, а затем перемещается тяжестью в низ живота так, что перехватывает дыхание, темнеет в глазах.

– Устала? – шепчет мама.

«Откуда она здесь?» – удивляется Джамала, позволяет заботливым рукам обнять себя, понимает, что буквально свесилась над кроваткой племяшки, судорожно из последних сил удерживась руками за край.

– Нехорошо? – мать с волнением заглядывает в лицо, но темно, не разглядеть.

– Воздуха мало, – отвечает недовольно Джамала. – Вы все позакрываете вечно, вот у вас дети и сопливят, – а сама бочком, бочком к приоткрытому окну, к спасительной свежести послегрозовой ночи.

Мама укрывает внучку, а потом и плечи дочери разноцветными платками.

– Тебе себя теперь особенно беречь нужно. Сейчас я сделаю тебе чай зеленый с лимоном и мятой, посиди здесь пока.

Эти невинные слова осколком стекла колют сердце Джамалы. Она почти судорожно удерживает мать за руку, а взгляд ее снизу вверх испуганный-испуганный.

– Откуда ты знаешь? Даже я еще сомневаюсь, – беззвучно читается по губам Джамалы. На что Малика тихо вздыхает. Обнимает свою самую старшую, самую странную и любимую дочь, целует в лоб.

– Конечно, я знаю, – отвечает так же едва слышно, – я же столько ждала этого часа. Я чувствую все, что происходит с моими детьми, и как ты изменилась, дочка, – держа лицо Джамалы в руках, Малика с любовью смотрит в глаза молодой женщины. – Новая жизнь в тебе есть теперь. Она меняет тебя, и я это вижу.

– Она все меняет, – гравитацией давит на плечи подтвержденный всевидящей мамой факт. – Я не представляю теперь, как мне дальше с этим жить, – и «если бы только Ольга знала, почему я так ревела сегодня у нее на плече!»

Чувствуя, как в носу вновь щекочутся слезы, Джамала почему-то несвязно думает о старой подруге, хотя логичнее было бы Талгата припомнить. Но он уже от нее отказался…


Они выехали почти одновременно, с интервалом примерно минут в пятнадцать. Дорога пуста. Утро только едва намечается где-то к востоку. Ольга издали отметила красный «пежо», севший на хвост, а позже безошибочно утвердилась в догадке – Золотарев. Его стиль вождения почерком выдает за версту.

Усмехнулась на такой дружный старт – «Как у дураков мысли сходятся».

Прибавила скорость – общаться с бывшим одноклассником и другом в свете последних событий особенно не хочется. Он мерзко поступил с Ритой, подло с Джамалой, некрасиво повел себя с Талгатом.

«Только Изотовой воздал по заслугам! – стебется над сплетнями с места утренних событий внутренний голос. Говорят, славная вышла побудка для всего Золотаревского семейства, и Катя лихо скакала через огородные заборы, пытаясь скрыться от праведного гнева законного мужа».

«Пусть он и пропал, укатив на заработки, но это не дает ей права шляться с еще не разведенным даже мужиком!» – гласит житейское большинство.


Ольга делает музыку чуть громче, отвлекается от городочной хроники, на мысли о предстоящем собрании, планах, в которых все еще очень зыбко и условно.

«Если эта сумасшедшая Рита решится окончательно, то послезавтра я заберу ее из Городка».

Мишкина машина упорно маячит в зеркале заднего вида. Прицепился намертво. Ближе подойти или обогнать мощи не хватит, так и будет болтаться теперь позади, словно подтяжками за нее зацепился, как в старинном анекдоте…

«А если Рита передумает?» – рождается иная предательская мыслишка.

Признаться себе, что не хочет терять Риту, терять связь с ней – для Ольги дорогого стоит! Пусть даже такая полуделовая, полудружеская связь. Где вместе быть невозможно сладко, порознь – адски невыносимо.

«Без нее происходящая жизнь теряет вкус, становится невыразительной и пресной, как вата. С ней же обрушивается ниагарой эмоций, чувств, запахов, всем и одновременно».

«Странно».


Ольга шарит в памяти в поисках соответствия, но внутренний гугл упорно возвращает к исходной странице – их история с Ритой вобрала в себя весь накопленный опыт отношений от первобытных «ты мне нравишься?! Ни фига себе!» до томно-страстных и очень взрослых ощущений, цепляя по пути извилистой тропкой интерес, любопытство, нежность, ревность и миллион иных оттенков/проявлений.