Ольга и Рита остаются одни. Ветер беспорядочно треплет волосы, с губ выхватывает слова и относит прямиком в поле.

– Не прощаюсь, – Ольга наклоняется прямо к Рите, чтобы не кричать. Ее губы вместе с голосом тепло, физически касаются ушка Риты. Это едва не приводит последнюю в глубокий обморок от неожиданного, сильного чувства сладко-острого желания. Прикрыв глаза, Рита вся превращается в вибрирующую басовую струну.

– До встречи, – медным гулом разливается по венам обеих.


Второпях – успеть, пока простыни и пододеяльники вдруг не превратятся в паруса и не улетят с попутным ветром до ближайшего забора, Диана снимает белье с веревок. На ветру оно бьется в руках и пахнет летом, полем, разнотравьем.

Позади Соня прыгает по крыльцу, звонко перебирая слова в детской считалке.

На миг Диане кажется – все это уже было. И это небо, и ветер, и дом на окраине улицы. Только вместо Сони она сама сейчас скачет по струганным доскам недавно сколоченного нового крыльца, а с ветром за белье соперничает мама. Причем в буквальном смысле, словно с хулиганистым мальчишкой, и хохочет, сверкая белыми зубками.

«Мама всегда была очень светлой, жизнерадостной», – сжимается сердце смертельной тоской.

В Дианиной памяти на помощь маме спешит старший брат – светловолосый Стефан очень похож на их деда немца, так повторяет бабушка Ида каждый раз, как видит внука – он «свет очей ее». Диане смешно, она скачет по доскам…


– Твоя Сонечка очень остра на язык, ты знаешь? – словно крейсер в бушующем море ветра и трав, УАЗ под чутким управлением штурмана Стефана летит вперед к намеченной цели. Теперь облака все ниже, темнее и тяжелее, жмутся к земле. Они словно с трудом едва удерживаются в воздухе над дорогой. – Знатная будет гроза, – хмыкает мужчина.

Рита глядит вперед, странное ощущение нереальности происходящего не оставляет ее уже несколько дней, начиная с того момента, как одним решением она зацепилась за Ольгино приглашение ехать. Прыгнула, очертя голову, вновь в тот поток, что едва не убил ее месяцем раньше. Это свое сумасшедшее решение Рита еще долго позже будет вспоминать, разбирать с точки зрения всех известных философских течений, работ именитых психологов. Но в любом из них – надвигающаяся стихия окажется самым естественным ответом внешнего проявления действительности на внутреннее Ритино состояние.


– Мама говорит, что Соня очень похожа на вашу маму, – отвечает она дяде. Свою бабушку Рита видела только на старых фото. Семейная легенда же гласит, что прекрасная Марика не пережила разлуки с любимым мужем, погибшим в шахте. Незадолго до переезда в Россию она просто угасла, как свечка. Ей было всего сорок три…

«Зачем мне это сейчас? Пример беззаветной любви?» – удивляется внутренний взрослый в сознании Риты.

– Внешне очень похожи, – подтверждает Стефан. – И она, и Диана почти абсолютные копии. Даже удивительно.

«Мои странные кровные предшественники, – с легкой улыбкой Рита оглядывается в память, в рассказы дяди Стефана, арт-деда, фотографии. – Вы всю жизнь свою искали любовь и себя, но нашли ли, так и осталось для всех, за вами следующих, тайной. Мастера интриги, глядящие на меня сейчас сквозь океан надвигающейся грозы, я благодарна вам за себя… И думаю, вы меня не осудите».


– Не прошло и пятнадцати лет, как мы с тобой все-таки здесь встретились, – подтянувшись на старой толстой ветке, Ольга перемахнула через хлипкий заборчик. Она всегда так делала в их юности.

– Привет! – через силу улыбается в ответ Джамала, ее поймали врасплох. Глаза красные, заплаканные, и тщательно загримированное тональным кремом лицо. – Ты сумасшедшая!

– Поверь, – Ольга приземляется, откидывает челку, упавшую на глаза, – ты не первая, кто это заметил.

Не в силах сдержать очередной приступ рыданий, Джамала закрывает глаза.

– А, может быть, это правда главная моя ошибка была в жизни, что ты не первая у меня, а я у тебя? – шмыгает носиком, жмурит ресницы, но не стирает слез, а крепко держит сама себя за плечи руками. – Я не знаю…

Слегка опешив, Ольга останавливается и смотрит сверху вниз:

– Что ты себе придумала, глупенькая?..

Но, сотрясаемая беззвучными рыданиями, Джамала уже не может ответить. Обняв подругу детства, Ольга говорит какие-то глупости, гладит нежно плечи, волосы, спину.

– Все идет, как идет, – звучит оракулом ее голос. – Не знаю, куда, и что у вас здесь случилось, но мы, наконец, с тобой встретились, и зачем-то это нам тоже нужно.

В ответ, вцепившись в Кампински изо всех сил, словно от нее зависит ее жизнь и рассудок, Джамала ревет в Ольгино плечо, оставляя все невыплаканное с самой юности горе, освобождаясь от непосильного груза вины, сомнений, обид.


Ольга чувствует, как с приближающейся грозой в природе, личная гроза Джамалы стихает. Ураган слез становится тихим дождиком с глубоким дыханием свежести.

Из обрывков Джамалиных фраз в Ольгином восприятии собирается неприглядная картина произошедших здесь событий.

Мишка рассказал «все» Талгату, и этот дурак Джамалу теперь презирает, хранит гордое молчание и даже не напивается в кругу верного Ложкина.

– А я ничего не просила, я просто счастлива с ним была, – кричит Джамала ветру, Ольге, всему миру. – Совсем немного, несколько дней, почти месяц. Так была счастлива, как ни у кого не бывает! И я теперь знаю, почему Рита ушла от этого придурка! Она счастлива была с тобой, потом ни с кем другим жить не сможешь, не станешь.

Новый приступ рыданий Ольга вновь принимает в свою жилетку. Прижимает Джамалу к себе, как родную сестру, которой у нее никогда не было.

– Все хорошо, джаным. Так ты говоришь? – улыбаясь, смакует чужеземное слово.

– А еще он узнал, что Рита ездила с тобой в Москву, – вздыхает напоследок Джамала, – подозреваю, что это Талгат проболтался случайно. Он же не в курсе.

Ольга согласно кивает – да, тогда все сходится, и лишний раз показывает Мишку не с лучшей стороны. Топить в сплетнях отдавшую ему столько лет своей жизни женщину – подло.

– Хочешь, с Талгатом я поговорю? – предлагает Кампински. – Все объясню ему. – Слегка отстранившись, она смотрит на Джамалу и уже мысленно сочиняет адвокатскую речь. – Меня он точно выслушает, никуда не денется.

Но подруга отрицательно качает головой и, вытирая глаза, отстраняется окончательно.

– Не нужно, спасибо. Пусть сам до всего доходит. Пока он сам для себя не решит ничего обо мне, все со стороны будет лишь пустыми словами, оправданиями. А я оправдываться не хочу, – голос Джамалы крепнет в уверенной грусти. – Я с женатым спала. Я не знаю теперь, как назвать эту больную зависимость. Я объясняла ее деньгами.

– Я сама недавно поняла кое-что про себя. Даже страшно от этого стало… – на полуслове Ольга «проглатывает» едва не сорвавшееся с губ откровение. Ни к чему оно ни Джамале, ни крепчающему с каждой минутой ветру. – Все хорошо будет, – ловит взгляд подруги. – Ты права во всем, Джам. Держись. Ты молодец у меня.


Береза над головами тревожно шелестит о наступающей непогоде.

Мама Джамалы показывается издалека, указывает дочери куда-то на небо и явно призывает прятаться в доме от предсказанной ветром грозы.

– За тобой, – кивает Ольга. – Почему она никогда к нам не подходит?

Джамала тихо вздыхает о необъяснимом.

– Она боится тебя, – произносит не совсем подходящие слова, ибо как объяснить точнее «необъяснимое» она не знает, да и не хочет. – Но очень гордится нашей дружбой.

– Ладно, беги, – отмахивается в ответ Ольга, – давай. Вон, вода уже полетела.

Несколько крупных капель шлепнули по стволу березы, забору, подругам.

– А ты? – оборачивается Джамала, прикрывает глаза ладонью от летящего с ветром песка.

Ольга уже висит на ветке, подтягивается на руках, дабы проверенным способом перемахнуть через старый забор.

– Крепчает ветер, значит, жить старайся! Помнишь?

Она не слышит слов Джамалы в ответ, лишь видит, как последняя машет рукой на прощанье и торопится к дому сквозь «живую аллею», где ветер рвет листву с кустов сирени.

«Самого главного ты мне все равно не сказала, – ныряя в спасительную тишь салона любимой машины, усмехается Ольга. – Но это уже совсем другая история».


– Мама, я понятия не имею ни малейшего, кто слал фотки голой Кати Катиному мужу! – Рита никак не может определиться, смешно ей это или оскорбительно. – Я и мужа ее не знаю и вообще, как ты себе это представляешь? Я под окном сижу и жду, пока они с Золотаревым еее… сношаться начнут?!

Раскаты грома хохочут над миром и заливаются дождем.

Диана сердито поджимает губы. Соня внимательно следит за дядей Стефаном, а тот невозмутимо починяет примус. Они с Ритой едва успели до начала грозы. Сейчас стихия, отбушевав над дачами, медленно смещается в Городочном направлении, оставляя после себя невыносимо вкусный воздух.

– Хорошо, – Диана кивком головы снимает вопрос о маньяке-соглядатае с повестки вечера и поднимает следующий: – Где ты была?

Ее голос звучит спокойно, но Рита нисколько в это спокойствие не верит. Однако и отступать обратно смысла не видит.

– Ездила смотреть первый свой настоящий объект. Три комнаты, кухня, удобства и прихожая, – честно отвечает маме. – Все в полном моем творческом распоряжении и вне компетенции Золотаревых – обоих.

– И не в Городке? – уточняет Диана.

– В Питере, – без обиняков отвечает Рита. – Несколько месяцев я буду жить там и работать, об этом я хотела поговорить с тобой.

Молния за окном добавляет эпичности сказанному. Мать и дочь напряженно смотрят в глаза друг другу.