– А теперь молитесь, – эффектно произносит он, дождавшись полного Мишкиного внимания, выбрасывает окурок в окно, спрыгивает на пол.

А дальше из кровати выпрыгивает абсолютно голая Катерина. Визжа подраненной свиньей, начинает метаться по комнате, кидать в Серегу всем, чем придется. Под конец в азарте срывает попавшуюся под руку занавеску (недавно заботливо повешенную Ниной Андреевной), пытается прикрыть ею наготу и выскальзывает из спальни, едва Серега на секунду оступился.

– Убью! – ревет честно обманутый муж, сжимая огромные кулачищи.

– Она сама! – указывая на дверь, кричит в ответ Мишка, оставшийся в заложниках. Он так и сидит в своей кровати голый, в одеяле. – Сама за мной гонялась, я не звал ее… – его голос сорвался, глаза едва не повылазили из орбит, когда на эти слова Серега нехорошо ощетинился и, сняв штаны, достал известный орган.

К Катиным воплям с улицы прибавились голоса Нины Андреевны и двух соседок, скандально сообщая всей округе о «сраме на заборе», Катином моральном облике, да и внешнем тоже.

– Ну, сама, так сама, – закряхтел бугай, выпуская прямо на Мишкину постель струю остро пахнущей мочи.

С омерзением Золотарев выскакивает из кровати. От ярости и возмущения у него темнеет в глазах.

– Из окна выброшу, дернешься, – предостерегает Сергей. – Не хер было на чужую бабу залезать. Даже если сама пришла, – стряхнув последние капли, прячет свой инструмент в штаны, хмыкает – а вот теперь в расчете.

Когда он вразвалочку покидает спальню. Мишка, что есть силы, бьет кулаком в стенку, морщится от боли, шипя «сука!», обещает себе «убить ту гниду», понимая, что это никогда теперь не сотрет пережитого позора из его памяти.


«Как ты могла?..» – с тяжелым сердцем и еще более тяжелой головой Талгат тащится к местной реке. Она находится прямо позади гостиницы. Мирное течение в этом месте образует заводь, картинно заросшую желтыми кувшинками. Здесь пляжа нет, но нет и запрещающих купание табличек. И людей нет поблизости.

Оставив на берегу шлепанцы, полотенце и спортивные штаны, Талгат с удовольствием погружается в холодную прозрачную воду. Резкими быстрыми движениями гребет к противоположному берегу.

Дальше, чем «как ты могла» – идея жалобы или вопроса так и не развилась, как ни старался Исин, «напиваясь» в компании с Ложкиным. Если можно, конечно, напиться с неполных ста грамм виски.

Голова тяжела сейчас в большей степени переживаниями, которыми «настоящему мужчине» не пристало страдать. Подумаешь – Принцесса оказалась местной шлюхой!

Ну и что?

Забыл и пошел дальше!

Почти поверил в любовь и искренность? – дурак, любовь придумали девочки, они ей маются и ее же изображают, когда им что-то очень нужно от мальчиков!

За примером далеко ходить не нужно – первая жена. Красивая, циничная сучка.

Джамале еще ничего не нужно было?

Золотарев вчера удовлетворительно вздохнул с облегчением – значит, я вовремя успел тебя предупредить.

«Но лучше бы ты сдох до того, как успел!»

Отфыркиваясь, Талгат выходит из воды. Купание было приятным. Холодная вода привела тело в тонус, а вот берег на выходе омерзительно илистый. Ноги, чавкая, увязли в черно-буром киселе.


При первом знакомстве Джамала показалась ему почти наивной, неиспорченной, нежно-ранимой. Она словно ждала его всю жизнь – своего кумира, защитника и любовника.

«Как она смотрела! Боги! За один этот взгляд я с первого дня готов был умереть! – голова Талгата вновь начинает раскалываться фантомной болью. – Как реагировала на невинные ухаживания, цветы и даже просто эсэмэски!»

…а в постели! Когда, наконец, добрались до нее…

В постели Джамала оказалась просто божественна. Она умела, знала, желала все, что только Талгатовым телу и душе угодно было.

«Не могла она это сыграть. Она искренне получала удовольствие!» – кричат тело и разум вместе взятые.

«Как и положено профессионалке своего дела», – скрипуче шепчет червячок, подселившийся вчера в ходе разговора с Золотаревым.


– Да ладно, – уже подъезжая к Городку, «утешал» Мишка. – Не переживай ты так. Ты ж не жениться на ней собирался. В личном плане она чистая, никого ничем не заразила. А в остальном… я тебе все по-дружески, честно…


– А не пошел бы ты на… – вновь вздыхает Талгат и тащится обратно в гостиницу.

Вчера он такого понаписал Джамале вместо того, чтобы приехать и встретиться с ней лично, что теперь за сто лет не разгрести. И куда бы ни шагнул теперь, в любом случае будет выглядеть полным лохушником. Кто виноват в этом всем? – ответ известен, но не назван и не радует.


– Рита, ты не забыла? – Диана тщательно пытается смягчить требовательные нотки в голосе. – Ты обещала приехать, как только.

– Мы уже рядом, но еще не в Городке, – отвечает дочь.

Машина летит по знакомой дороге обратно. Позади остается поворот к озеру, впереди пылит колонна тяжелой техники. Легковушка начинает маневр и без труда обходит ее слева.

– Ваши? – пропуская мимо ушей мамин монолог, Рита слегка прикрывает трубку ладонью.

– Похоже на то, – кивает Ольга, чуть исподлобья окидывает взглядом цепочку грейдеров.

На душе отчего-то становится радостно-волнительно. «Мой проект начинается! Это же «Северо-Запад!» – внутри у Кампински затевают дикую пляску невидимые олени, там, где у нормальных людей обычно порхают бабочки, у Ольги ритуальный танец исполняют эти северные красавцы.

– Мам, хорошо… – Рита удивленно поднимает бровки, – как скажешь…

Грейдеры остаются позади. Ауди еще чуть прибавляет скорость, благо дорожное покрытие и отсутствие других участников движения позволяют.

Отключив соединение, Рита некоторое время озадаченно молчит. Может быть, слышит внутренние шаманские Ольгины бубны, а может, пытается не удивляться маминой озабоченности.

– Не отвечать Золотареву ни при каких обстоятельствах, – озвучивает мамино предупреждение и удивленно смотрит на Ольгу.

Кампински, в свою очередь, бросает на Риту поверхностный взгляд, пожимает плечами.

– Так не отвечай. В чем проблема?

– И… Сможешь довезти меня до дяди Стефана? – в голосе Риты еще читается оттенок удивления. – Я объясню, где это.

– Легко, – без условий соглашается Кампински, вспоминает, на чем их разговор прервал звонок Дианы Рудольфовны. – В общем, я сегодня в ночь обратно. Завтра второе совещание по проекту. За вещами сюда планирую добраться к пятнице, и если к этому времени ты не передумаешь…

– А у тебя план квартиры есть? – Рите не интересно развивать тему с «передумаешь», у нее «руки чешутся» скорее начать.

– Да, я сброшу тебе в электронке, – кивает Ольга, – с тебя в ответке список нужного и необходимого в самом банальном житейском плане.

– Утюги и сковородки, – хихикает Рита. Ей передается дикий щекоток Ольгиного ощущения начала грандиозного проекта.

Порыв ветра бросает в лобовое стекло горсть песка. Над раскинувшимся впереди, в низине, Городком сиреневой тенью поднимается далекая стихия. Словно машина несется не в населенный пункт, а навстречу апокалипсису.

Позади девушек еще остается чистое, светлое небо. Прямо над ними мирную синь беззвучно прошивают пики перистых облаков и словно тянут за собой фиолетовый фронт. Издалека он кажется мутной, неясной мглой, и если бы не прицельные порывы ветра, то и вовсе можно было бы подумать о том, что гроза пролетит стороной, останется в поле, далеко и не страшно.

– Ты смотри! – присвистывает Кампински. – Какая здесь красотища у них!

Рита озадаченно отвечает:

– Может быть, мама это имела в виду?


– Вы мне постер напоминаете к одному странному фильму… – дядя Стефан перехватывает девушек на обводной трассе. Его УАЗик, мигающий аварийными огнями, особенно тревожно смотрится на фоне почти фиолетового неба и ветра, волнами бегущего по полевым травам.

– Какому? Здравствуй, дядя!

После семейных обнимашек с племянницей мужчина протягивает руку Ольге:

– Стефан. А вы Ольга Кампински? Наслышан о вас, приветствую!

– Очень приятно, – пожимает его мозолистую ладонь девушка, а в следующий момент ее лицо буквально вытягивается в немом удивлении, ибо она даже в страшном сне не могла представить себе ответа Стефана.

– Малхолланд Драйв, – отвечает он племяннице, – там тоже две девчонки так взволнованно смотрят куда-то в небо.

– Ого! – восхищается Рита. – Да ты, дядя, делаешь успехи!

Ольга обалдело кивает:

– Ндэ, уж…

Нет, Стефан, конечно, не производит впечатление глухой деревни, но и явно не выглядит большим поклонником творчества своеобразного американского режиссера. Тем более самого, на Ольгин взгляд, специфического его фильма.

– И как вам картина? – старается не очень удивленно спросить странного Ритиного родственника.

– Так я не смотрел, мне некогда, – отнекивается дядя Стефан. – Только постер. Дашутка пишет доклад по творчеству, как его? Дэвида Линча! И мы теперь живем в галерее его героинь и героев. У нас дома все стены теперь заклеены афишами прошлых лет. Я даже знаю теперь точно, как зовут этого американского чудака, ибо если Дашенька начинает свою речь, переходящую в рассуждение и спор с самой собой, еще не такое узнаешь.

Рита живо поддакивает:

– Это точно! А потом она еще с особой строгостью задаст наводящие.

Ольга лишь качает головой – интересные у вас родственники!

– Я сейчас кое-что там поправлю, и поедем – уворачиваясь от очередной горсти песка, принесенной ветром, дядя Стефан пропадает за высоким корпусом собственной машины.