Рита не успела ни удивиться, ни задуматься, откуда они сейчас здесь появились.

«Они похожи на обвинителей, – мелькает мысль в голове. – Не хватает только треугольных белых колпаков и веревки в руках. Они пришли судить меня и карать. Вот только интересно, Мишка им все-все рассказал?»

– Доброй ночи, – негромко произносит Рита. В ответ красноречивое молчание.

«Нет, вряд ли», – отвечает сама себе на свой же мысленный вопрос. «Родственники» реагируют каждый по-своему – Мишка криво усмехается, Нина Андреевна сердито поджимает губы, а Никита Михайлович сохраняет «покер-фейс» или просто по-русски каменное выражение лица (еще мой папа говорил морду-лопатой – пытается не улыбнуться Рита).

– Садитесь, в ногах правды нет, – приглашает Павел Юрьевич, на какое-то время он вместе с мамой выпал из Ритиного внимания. Видимо, за это время Диана успела посвятить мужа в основные детали Ритиной «новости». Замечание Павла Юрьевича о предстоящем сейчас долгом и нелегком разговоре подтверждают верность Ритиного наблюдения.

– Да уж, есть, о чем поговорить, – присаживаясь на выструганную из толстого, цельного бревна лавку-кресло, соглашается Никита Михайлович. Справа от него опускает жена, слева сын.

– Диана готовит нам чай, Рита, – Павел Юрьевич поворачивается к молодой женщине. Его глаза добрые, как у деда мороза, в голосе тихая уверенность. – Отнеси пока Сонечку в дом. Так будет лучше.

С некоторым трудом Рита поднимается. Миша смотрит на нее, опускает глаза, сидит рядом с отцом и не решается встать и помочь.


– Мы с Сонечкой пекли сегодня картошку, – Павел палкой выкатывает из углей черных барашков, складывает их на простую глиняную тарелку. – Надо съесть, пока не остыли.

Диана наливает всем чай. На маленьком столике первый «свой» салат в этом году – редис, огурчики, зелень.

– Мы есть сюда приехали, что ли? – не очень дружелюбно бурчит Нина Андреевна и незаметно для себя переходит на житейско-огородное. – Огурцы-то свои?

– Да, уже грунтовые, с кучи, – отвечает Диана. – Пробуйте, угощайтесь.

Рита чувствует, как желудок начинает предательски ворчать от голода, она ведь сегодня не ела еще ничего с самого утра и даже не заметила за всеми дневными событиями, что практически валится с ног от голода. Слушая вполуха беседу «взрослых», аккуратно счищает с картошки подпеченную кожуру, заворачивает ее в пластик копченого мяса, которое поставляет им брат Павла Юрьевича. Этот странный, улыбчивый человек живет с семьей своим хутором, натуральным хозяйством, пасекой и пишет очередную диссертацию. «О чем» Рита никогда не вдавалась в подробности. Возможно о том, как сотворить идеальный копченый окорок…

– Так пусть она сама нам расскажет, – врывается в мысли Риты сердитый голос свекрови. – Что такое случилось? Почему она вдруг решила не возвращаться? Плохо тебе с моим сыном? – женщина исподлобья буравит взглядом невестку. – И к кому она, такая хорошая, собралась?

Едва не подавившись от такого неожиданного напора, Рита спешно глотает недожеванный кусок, запивает горячим чаем.

– Я не к кому, а от кого, – стерев губы салфеткой, отвечает, наконец. – Мишка замечательный человек. Ваш сын мечта любой женщины.

Ее слова звучат странной издевкой, даром, что голос по-пионерски искренен.

– Но тебе не подходит? – скрипит Нина Андреевна.

– Да бросьте, мама! – не выдерживает, взрывается Мишка. – Я вам баран, что ли, на распродаже? Как две торговки!

– Просто я не люблю его, и все это знают, – Рита смотрит на Мишку. Он сидит напротив, за жарким угольным «морем». Он мрачен, подавлен. Ему тяжело.

– Я совершила ошибку, старалась полюбить, но не вышло.

– Детский сад, – сердито качает головой Никита Михайлович. – У вас ребенок, а вы люблю, не люблю! И дом еще. Дом я вам не отдам на раздел, ни одной части.

– Вот-вот, – поддакивает Нина Андреевна. – А ты, Диана, что же молчишь? Ты ж всегда так Мишу поддерживала.

Все взгляды обращаются к Диане Рудольфовне. Она мысленно держит в руках обещание, данное давеча самой себе. Оно требует теперь от нее правильно ответа.

– Моя дочь вольна сама решать, как ей жить, – с некоторым трудом произносит Диана новую свою истину. – Я могу посоветовать, но решать только ей. Это ее жизнь.

Ничего не понимая, Золотаревы переглядываются, озадаченно глядят на Диану, словно сомневаясь, она ли это вообще?

Пряча улыбку в бороду, Павел Юрьевич незаметно ловит взгляд жены, мысленно говорит, как любуется ею и гордится.

– Дак она же глупость городит! – возмущается Нина Андреевна, обретая вновь дар речи. – Нет! Я просто так на это смотреть не стану! Так не оставлю! – ее возмущение усиливается басом Никиты Михайловича. – Что действительно, вразумить нужно молодых, а не бросать, как котят безмозглых.

– И Соньку я тебе не отдам! – отдельно от родителей, лично Рите, говорит Миша. Его взгляд исподлобья, словно чудо морское из страшных, неизведанных глубин человеческого подсознания. Даже Золотаревы-старшие на миг притихли. Только Рита не отвела взгляда, выдержала.

– Она не вещь, – отвечает тихо. – Она не нужна тебе. Ты просто хочешь сделать мне больно.

Теперь все с разной степенью волнения глядят на Мишку, а тот странно усмехается.

– Ты же мне делала все это время.

Рита пожимает плечами:

– А ты мне. Значит, мы квиты.

– Замолчите! – взрывается, не выдерживает Диана. – Соне каково это будет, ты можешь себе представить?!

– А что плохого ей у нас? – тут же вступает в спор Нина Андреевна.

– По закону родители имеют равные права на ребенка, – мирно произносит Павел Юрьевич. – Михаил не может ограничить общение Сони с Ритой, так же, как и она.

– Общаться сколько угодно, но жить она будет со мной! – стоит на своем Мишка.

– Жить она будет с матерью, – тихой, пока еще, львицей рычит Диана, но уже готова до смерти вцепиться в горло любому, кто посмеет сделать хоть одно неверное движение, слово…

– И с этой ее подругой? – Золотарев бросает победный взгляд на Риту. – Так я их обеих тогда посажу за пропаганду!

Нелепое, странное слово, шипя, падает в костер.

Взрослые недоуменно переглядываются – чего?

– Жаль, что у нас нет статьи за глупость, – негромко произносит Рита. – Тебе дали бы максимальный срок.

– Ты о чем это? – не понимает Диана.

– О чем он? – спрашивает у жены Никита Михайлович.

– О том, что она изменяла мне с вашим бастардом! С этой, блядь, Кампински гребаной! – бросая слова, как гнилые куски мяса, Мишка смотрит на Риту. – О том, что они розовые обе в полный рост! Как вам еще точнее всем объяснить?!

В повисшей паузе Рита опускает глаза, не выдерживая взгляда матери. Павел Юрьевич тоже хранит молчание. Только Нина Андреевна охает. Прекращает монолог сына Никита Михайлович одним емким словом – заткнись!

– Это правда! – не так просто Мишке теперь развернуться на своей невидимой трибуне правозащитника. – Они по всему Городку шлялись, на глазах…

– То, что ты идиот! – вскакивает, рявкает в бешенстве его отец. – Вот это правда! И в зубы за любое слово!


Отъезд Золотаревых получился еще более скомканным, чем начало визита. Никита Михайлович обрывал сына на каждой попытке хоть что-то сказать. Нина Андреевна охала и всячески встревала между мужем и сыном. Афанасьевы молчали, Рита прятала взгляд.

Проводив полуночных гостей, Павел Юрьевич вернулся к остывшему месту бесед. Немного подумав, положил на тлеющие угли бересту и несколько разнокалиберных чурок. Диана тем временем отнесла грязную посуду в дом, заглянула на обратном пути в комнатку Сони, нашла там Риту, стоящую в молчании над маленькой дочерью. Взяла Риту за руку и повела за собой.


– Рассказывай, – просто просит Диана, когда все втроем сели рядышком у разгорающегося заново костра.

Уже глубокая ночь. Над лугами и перелесками темень, луна прошла половину звездного неба.

– Он правду сказал, – тихо отвечает Рита. – Этот мифический «кто-то», о ком ты меня сегодня спрашивала, была именно она.

– Была? – уточняет мать.

Дочь грустно подтверждает:

– Да.

Павел Юрьевич палочкой поправляет поленья в костре и молчит.

– Это случилось не вдруг, – решает продолжить откровение Рита. – И никто меня не соблазнял, не обманывал, не вводил в заблуждение. Я сама про себя уже достаточно давно все поняла. Сомневалась, – в памяти кадрами старой кинопленки вспыхивают отдельные моменты жизни.

– Перечитала огромное количество литературы, форумов, всего, что хоть как-то, хоть какие-то ответы могло дать. Мама, я столько сомнений пережила, сколько другой не выдержит даже на полчаса.

Молча Диана и Павел слушают Ритину правду, при этом каждый смотрит в свой собственный мир, размеченный с поправками «истинно» «ложно».

«Спасибо вам хоть за это, – мысленно искренне благодарит Рита. – За то, что хоть даете возможность объяснить».

– Я не ненавижу мужчин, не считаю себя мальчиком, не собираюсь менять пол и тело, не пускаю слюни на всех женщин в радиусе досягаемости. Я просто вижу мир немного иначе. Я очень остро чувствую таких, как Ольга. Как объяснить вам? – лицо Риты будто светлеет воспоминанием о дорогом сердцу человеке/истории. – Вы ведь тоже когда-то встретили друг друга и почувствовали. Что вы чувствовали, глядя друг на друга?

Вопрос невольно заставляет Павла и Диану переглянуться. Молчаливый ответ их свидетельствует о самых теплых взаимных чувствах, построенных на уважении, признании.

– Желание коснуться невидимого мира/ауры, узнать его по крупицам, по строчкам, – продолжает Рита. – Заинтересовать своим. Поиграть. Увлечь. Стать его частью и раствориться в нем бесконечно, приобретая друг в друге новое Я через МЫ. Только вам легче, ваша модель в обществе считается нормой.