– Я не человек и не красивая девочка, я всего лишь оказалось до глупости доступным способом отомстить Ольге за то, что она отказала ему. Это я поняла гораздо позже. И просто предъявила счет, обставив его с зеркальной точностью.

Огромными от удивления глазами Рита смотрит на женщину, которую почти презирала все эти годы. В ее голосе впервые слышит созвучные своему собственному сердцу человеческие чувства.

– Они оба в нашем классе были где-то высоко, – слушая Джамалу, Рита вспоминает Мишкины школьные фото, просмотренные ею не так давно. Ее рассказ соответствует запечатленной на фотобумаге истории.

– Вечно во всем первые, самые умные, заводные, авторитетные. И я между ними, таджикская золушка, – забыв в потоке откровения осторожность, Джамала невольно озвучивает главнейший свой страх – быть/ощущать себя человеком второго сорта из-за нетитульного происхождения. Рите сложно понять эту боль, она просто чувствует ее.

– В детстве Мишка часто цеплялся ко мне, Ольча защищала, но для них обоих я все равно была как бы с другого уровня, – Джамала нервно поправляет волосы. – Неважно. В общем, Мишка признался мне в любви перед выпускным, перед самым входом в зал. Он так говорил, что я действительно забыла обо всем на свете… я поверила, – Джамала поднимает на Риту глаза, в них нет ни тени лжи. – Я ошиблась, не понимала, что Ольга ничего не может мне сказать как раз потому, что она, в отличие от Мишки, все это чувствовала. Мы ведь были почти подростками. В то время так красиво говорить о любви мог только тот, кто ни капельки не влюблен.

Вспоминая себя, Рита молчаливо соглашается. Она тоже не могла найти слов когда-то, а те, что нашла, лучше бы позабыла.

– Вы переспали? – она должна была это спросить. Джамала подтвердила наклоном головы.

– Это был наш общий первый раз с Золотаревым.

– А Ольга?

– Она уехала ночным в Ленинград и больше с ней мы никогда не виделись до прошлого февраля.

Ревность шевельнулась в сердце Риты.

– Ты решила наверстать с ней упущенное?

– Я устала от всего здесь. От этого Городка, Золотарева, сплетен и зависти со всех сторон. Больше всего на свете я хочу уехать из Городка туда, где можно начать сначала, с чистовика. Перевестись из филиала Компании в центр. Я увидела в ней возможность, – Джамала замялась, замолчала.

– Но тут незапланированно появилась я, – закончила Рита фразу не прозвучавшими словами Джамалы, заодно вынесла собственную оценку. – Тогда твои откровения с Катей – хороший шахматный ход. Эта истеричка отвлечет от тебя Золотарева, сейчас она клещами вцепится в него и меня.

– Прости, – Джамала ладонями закрывает лицо, а потом открыто смотрит вновь. – Я очень искренне прошу прощения. Мне очень жаль, что я столько лет… я не знаю, честно, какими словами можно это блядство назвать. Я считала Золотарева мне должным за то, что он сделал когда-то. Я заставила его деньгами заплатить за свою, в общем-то, ошибку. Я пыталась даже ненавидеть тебя, оправдывая свою беспринципность. И я никогда еще никому ничего подобного не говорила.

– Я принимаю твои извинения, – ровно, странно произносит Рита. – «И я убью тебя, если увижу рядом с Ольгой» – не произносит внутренняя ведьма.


После странного звонка Джамалы, поймавшего Ольгу между Питером и Городком, связь почти пропала. Смартфоновая антенна долго еще показывала миниатюрный знак вопроса, пока желание перезвонить не пропало/позабылось вовсе.

Дорога хорошая. Ауди словно летит над серой лентой в окружении размытой зелени леса. Километры расстояния тают и можно на время отключить память с мыслями. Не думать ни о чем. Режим ожидания дает определенные преимущества. Словно на время дороги ты отстраняешься от происходящего в привычном мире. Делаешь паузу. Зависаешь вне этого самого времени и прочего груза.

Наслаждаясь поездкой, Ольга вовсе выключает смартфон – так я продлю свое пребывание в нирване. Включается в чувство полета, словно сливается в единое целое с машиной, подключая к своей нервной системе бортовой компьютер, сердце к мотору, шинами ощущает сцепление с асфальтом, обшивкой потоки воздуха. Восторг полета медленно заполняет сознание.


Золотарев же буквально выпал из этого самого сознания в это примерно время. Затих. Нина Андреевна мстительно поджала губы.

Сына ей доставили два охранника из Компании. Пока они везли его, звонил муж, предупредил, чтоб «Мишку крепко держала, нечего ему шататься, позориться по Городку!», поэтому встретила во всеоружии. Сначала запихала в душ, где попеременно включала горячую с холодной водой, щедро поливала пенящимся гелем куда придется – на голову, плечи, спину и кричала – «сымай портки, идиот! Что я там такого у тебя не видела!», но Мишка мычал, бурчал что-то нечленораздельное, а раздеваться не торопился. Лишь после того, как он ясно и осознанно пообещал матери справиться с дальнейшей своей помывкой самому, Нина Андреевна нехотя отступила.

– Полотенце здесь, штаны я тебе сейчас принесу. Одежку в раковине оставь, да не наплескай на пол! Горе мое! И не закрывайся!


Пока Михаил под струями душа пытался избавиться от тяжести намокшей одежды и событий последних дней, Нина Андреевна одновременно звонила мужу и грела суп в микроволновке.

– Ну, Ритка, ну, змея, – слушая гудки в телефонной трубке, сердито приговаривает женщина, справедливо, по ее мнению, считая виновной во всем исключительно непутевую невестку. – Мой, конечно, тоже дурачок, но хоть безобидный, а вот она…


После душемойки Мишка завернулся в безразмерный махровый халат и пришел на запах еды в кухню, где был тут же усажен матерью за стол и вооружен ложкой, борщом и куском хлеба.

– Красаве́ц! – глядя на сына, Нина Андреевна емко оценила «раскрас», выгодно выделяющий теперь его лицо из любой толпы доброборядочных горожан фиолетовым бланшем.

– Они обманули меня, мама! – ковыряя ложкой в борще, совсем как в детстве, пожаловался взрослый мужчина. – Эти сучки сговорились просто!

– Ешь! – Безапелляционно ответила женщина-мать. – Отцу объяснять потом будешь.

– Мама, – безнадежно продолжил Мишка, – я же любил ее, а она с девками, понимаешь?

– Не понимаю, – позже, глядя на спящего сына, Нина Андреевна по крупицам восстанавливает в памяти диалог, в залог того, что «у трезвого на уме у пьяного на языке».

– Вот и я не понимаю, – сокрушался Мишка, выдавая что-то несусветное. То ли Ольгу Кампински он любил, то ли Ритку, жену свою, а что там у Ритки с Ольгой вообще не понятно. Ясно одно – Ритка изменила, и этого он не простит ей и почему-то Кампински.

– Я всегда знала, гнать надо эту змею, – уверенно произносит Нина Андреевна. Глядит через окно на соседний дом, построенный Мишкой с отцом на общем с ними участке для своей собственной семьи. – Ненормальная она, слишком много о себе воображает. С такой счастлив не будешь.


– Спасибо, что предупредила, и за откровенность, – выслушав остаток речи об утренних геройствах мужа, Рита засобиралась уходить. За разговором и сбрасыванием масок обе напрочь забыли о кофе и ланче (что неудивительно). Джамала поднялась следом.

– Спасибо, что простила, – искренне шепнула, избегая взгляда Риты, глядя исподволь, размыто, в общем. На душе действительно стало легче, словно сняли с нее три КАМАЗа, нагруженных под завязку самыми тяжелыми сплавами. Рита неопределенно повела плечами:

– Иди с миром, как говорится. Мне теперь многое понятно. И уж я точно не держу на тебя зла.

Девушки расстались на улице, каждая побежала по своим делам.


«Что будет дальше? Следующий ход?» – до конца рабочего дня занял Риту один-единственный вопрос. Он развеял осадок от утреннего шоу Кати, затмил некую напряженность в общении с коллегами и, наконец, встал ребром к шести часам вечера.

Возвращаться домой, видеть мужа, тем паче говорить с ним или объясняться – Рите не хотелось до зубной боли. И глядя, как безжалостно/бесстрастно отсчитывают студийные часы время, отчаянно понимала, что иного выхода нет. И нужно сделать выбор – с кем объясняться сегодня – муж или мама.


– Хотя… – набирая знакомый номер телефона, предположила еще один вариант.

– Мам, вы сегодня на даче? – огласила его после дежурных приветствий. – Можно мы с Соней у вас переночуем? Да, в квартире. Просто… хочу ночью с заказом поработать, а дома не совсем удобно, да и в сад от вас ближе.

Однако, маму не проведешь, и пропустив мимо ушей легенду о ночной работе, она высказывает встречное предложение:

– Лучше приезжайте на дачу, Павел Юрьич будет вечером в Городке и заберет вас. Тут тебе и тишина и спокойствие, а завтра первым рейсовым в сад успеете, или вообще Сонечку оставишь у нас на день. Мы с ней пионы высадим…

– Там не тебя ждут? – одна из коллег трогает Риту за плечо. За окном остановилась машина Никиты Михайловича. Сам он сидит за рулем, разговаривая по телефону.

– Хорошо, мам, – спешно соглашается Рита, – договорились, ладно, мне еще кое-что тут успеть надо, позже перезвоню.


– Только его не хватает! – досрочно закончив переговоры с мамой, шепчет Рита сквозь зубы, спешно соображая, как еще можно выйти из здания незаметно, ибо все ее рассчитанные планы на вечер рушатся одним-единственным – исполнять супружеский долг, быть примерной женой возле законного мужа, которому сейчас с перепоя, мягко сказать, не айс.

«Особо показательно, что свекор сам за ней решил заехать. Такого за ним еще не наблюдалось», – отмечает мысленно женщина, просит коллегу «если что» сказать: «Рита вот только ушла, за пару минут до вас», и спешит в сектор рекламных мастерских, только там есть второй «грузовой» вход-выход. Потом на остановку и на маршрутку.