Вода не принимает жертву, малодушно помышляющей о смерти женщины, выталкивает Риту на поверхность. Солнце ласково обнимает теплом начинающегося дня. Значит, будем жить.


На берегу пусто. От обнаженного тела едва заметен пар.

Встряхнув закудрявившиеся волосы, Рита делает глубокий-глубокий вдох и медленно-медленно выдыхает.

«Мне должно быть стыдно? – спрашивает неизвестность. – Но перед кем?»

Рита прислушивается к себе. Кромка сознания, как поверхность воды, по которой плывет человек.


Если верить одной из теорий, то мы живем в трех параллельных мирах одновременно.

Я и Я.

Я и Социум.

Я и Высшие силы.

Они взаимосвязаны и перетекают один в другой.

Глупо стыдиться перед собой за собственное тихое счастье. За, наконец, открытую полноту жизни. За осознание и принятие себя такой, какая есть. Созданной по «образу и подобию».


…значит, Бог вовсе не старый мужчина с окладистой бородой, а женщина-лесбиянка, проповедующая чувственность?

Или Богов много, или он/она просто бесконечно многогранны?


«Если смысл жизни только лишь в выполнении твоих заповедей, то почему они не дают мне чувства покоя и тихого счастья, которые я ощущала рядом с ней?»


«Может быть, потому что это вообще не смысл жизни, а просто свод правил?»

«Как ПДД, например».


«Неужели тебе действительно небезразлично, кого и как я люблю? Кто отвечает мне взаимностью, и как она проявляется?»

«По-моему, это чушь полная».


«Твои евангелия писали люди. И писали так, как им это было удобно».

«Часто мне кажется, что они просто врали».


«И почему рождение всего, чего угодно – это твой промысел и творение, и только рождение человека – результат греха?»

«Я не грех, Господи – я ведь образ твой?»


Рита качает головой. – «Наша песня хороша, начинай сначала».


«Почему любовь ко всему в мире – это благо, а любовь женщины к женщине – преступление?

«Вопреки логике я не могу ненавидеть ее, я люблю ее».

«И зачем я сейчас развиваю глобальную философию? – только лишь для того, чтобы не признаваться себе – она не любит меня и не любила».


Прозвучавшая истина уравнивает внутренний спор.

Ответ найден, назван.


Платье липнет к влажному телу, стесняет движения, но голышом совершенно точно до дома не добраться, поэтому придется потерпеть.


«Мы красиво встретились. Нам обеим жизненно нужна была эта встреча. В результате я родилась заново, я обрела себя и целый мир, а ты? – не оглядываясь, Рита снова идет вперед, как прошла всю истлевшую ночь. – Наверное, тоже что-то вынесла. Вон, проект какой отгрохала! Надеюсь, я себе не льщу и не пытаюсь примазаться к твоей гениальности…» – с грустно-ироничной улыбкой Рита идет через поле к затерянной остановке х-километр. Над ней торжественно поднимается солнце.

– Я люблю тебя во всем земном великолепии, – говорит пролетающим мимо птицам, жучкам и стрекозкам. – Это странное чувство, живущее во мне с тех самых пор, называется именно так. Оно безгранично, как вселенная. Оно живое, как душа. Оно разное и оно дышит тобою вместе со мной…

Полупустой дачный автобус принимает на свой борт безбилетную пассажирку. Оглядев Риту с босых ног до влажной кучерявой головы, шофер усмехнулся своим каким-то мыслям и кивнул назад, мол, заходи.

«Я люблю… – пряча глаза, Рита занимает пустое сидение у окна, а потом одним взглядом заполняет необъятное синее небо. – Теперь это знаю точно, как и то, что никогда не смогу быть с тобой».


Прокатившись окольными путями, Мишка с трепетным облегчением проехал по родной с детства улице, загнал машину во двор и успокоился лишь тогда, когда плотно закрыл за собой стальные ворота.

«Изотова не пройдет!»

Пробежав по дорожке, он толкнулся в запертую дверь, удивился, восстановил равновесие и огляделся – тишина.

Колокол в голове, притихший на побег от Катьки, вдарил с новой силой.

Стиснув зубы, Мишка слез с крыльца, обогнул веранду и поплелся по узенькой дорожке, соединяющей его собственный дом с домом родителей.

Здесь дверь приветственно распахнута, на крыльце полно мелкой детской обуви, а из глубины комнат слышны родные и любимые голоса.


Мать, отец, сестра, располневшая после рождения троих детей, между ними горох племянников с родной горошинкой Сонькой.

– Папа голый, – она тщательно выговаривает слова. Вся одежда Михаила – это подвернутые до колен брюки. Дети хихикают, взрослые отправляют их в сад.

– Ты… где спину-то так ободрал? – удивляется Света.

– А Ритка где? – ищет глазами жену Мишка. – На работе, что ли?

– Воскресенье сегодня, какая работа? – бурчит мать. – У тещи твоей она, на дачах, вчера еще осталась.

– Вчера? – Мишка прокручивает ленту воспоминаний. – После банкета?

Отец угрожающе поднимается и недвусмысленно наступает.

– Иди приведи себя в порядок, после поговорим. О тебе, о Рите, о Вере Семеновой, – не слушая объяснений сына, он грозно рычит. – В баню! Я сказал.

Сбегая от отца, Мишка успевает заметить мелькнувшее в дверном проеме собственного дома синее платье жены и нехорошее, злое чувство, словно взболтанный, мутный осадок, вновь поползло вверх, к голове.


Вера застыла на пороге. Ольга мазнула заспанным взглядом и отступила в глубь квартиры, роняя:

– Заходи, чего уж там?

Тень кляксой вытянулась на полу, лениво поползла за хозяйкой.

– Ты подралась с кем-то? – удивление мешает женщине быстро справиться с замком. Она успела заметить уже слегка припухшие ссадины и царапины на Ольгиных плечах, спине и застряла в прихожей с этой дурацкой дверью.

– Нет, – отвечает с кухни временная хозяйка данной квартиры. Нагнав Ольгу, Вера еще раз окидывает внимательным взглядом «безобразие», задумчиво озвучивая, что – «на кхм… тоже не похоже…»

– Дама знает толк в БДСМ? – криво усмехается первая. Босиком, в майке и плавках, лохматая, заспанная, потрепанная какая-то.

– Ничего я не знаю, – отрезает Вера. – Я пришла извиниться за вчерашнее, но, кажется, извиняться нужно тебе. Не знаю, где тебя носило… – она смотрит, как Ольга, чуть качаясь, стоит у окна, вперив невидящий взгляд куда-то вниз.

– Девочка та хоть жива? – Вера несмело делает еще один шаг. – Рита.

Вздрогнув, как от удара, Ольга отворачивается от Веры, нашаривает на подоконнике коробок спичек, поджигает газ под серебристым чайником.

– Что ей сделается, – глухо звучит ее голос.


Вопрос про Риту родился спонтанно. Джамала всю ночь информировала Веру об Ольгиных перемещениях, да и перемещений тех было не густо – банкет, бар, клуб, дом. И Рита там абсолютно точно не присутствовала. Был муж ее – Миша Золотарев. Был бармен, были еще какие-то знакомые мимолетно, но этой «местной жемчужины» не было.


– Вы обратно когда с Семеновым? – затушив спичку, Ольга бросает ее в пепельницу, в воздухе читается оттеночный запах гари.

– Вечером. В пять, – отвечает женщина. – А что?

Ольга пожимает плечами:

– Я в душ.


Острые пики воды, бьющей неслабым напором, словно гребенкой прошли по коже и вспенились в волосах.

Подставляя им лицо, Ольга чувствует, как вода норовит забиться меж ресниц и в нос, фыркает, отворачивается, подставляя водяным иглам спину. Вчерашний день постепенно проявляется на фотобумаге памяти во всей своей ужасающей правде жизни, но – «это просто бред какой-то!» – в тысячный раз отвечает этой правде внутреннее «я», олицетворяющее «здравый смысл» и «связи с реальностью».

«Ее Рита – жена Золотарева» – это нереально!

«Мы действительно познакомились случайно».

Стоп.

Ольга трет ладонями лицо, запускает пальцы в волосы, убирает их вверх, но вода упорно причесывает по-своему стремлением вниз – «случайно – это утверждение или вопрос?»

Вся предыдущая высокоградусная ночь прошла под знаком этих вопросов, оставив вместо ответов муторное чувство недосказанности и головной боли.


«Первая встреча абсолютно точно не могла быть подстроена. Остальные – могли. Быть. А могли и не быть… – Череда кадров-воспоминаний свидетельствуют о том, что Рита действительно ничего не знала. Ни о прошлой дружбе собственного мужа с новой знакомой, ни об их нынешнем сотрудничестве. – Не могла она так искренне и честно врать!» – признает сейчас Ольга.

«А если и могла, то все равно эта история не шпионский роман о похищении корпоративных тайн, а чистейшей воды мелодрама с откровенно-эротическим содержанием. Какие там, нафиг, тайны и проектные расчеты? Рите необходимо (как воздух) было семимильными шагами наверстать особо желанный/чувственный опыт, пропущенный из-за «правильной» жизни!»

«Впрочем, какая разница, что там было в начале или за кадром, – шизофренически вступает в диалог внутренний циник. – Ты защитила свой проект. Ты победила их всех вместе взятых, а с Ритой ты ведь все равно не планировала каких-либо продолжений. Как и она с тобой (судя по семейному положению). Самое сладкое уже позади. Впереди, если продолжишь в том же духе, только проблемы. Тебе нужен был источник вдохновения – он у тебя был. Она взамен получила новый мир, кипу желанных эмоций – вы в расчете».

Ольга выключает душ, стоит некоторое время с закрытыми глазами, чувствуя, как последние капли воды сбегают вниз по голому телу. Чувство недосказанности саднит где-то внутри сильнее похмельного синдрома, и даже циник не спасает от него.