– Знакомьтесь, Ольга, – представляет Рита, – моя подруга. Диана Рудольфовна, Павел Юрьич.

– Очень приятно, – интерес и удивление Дианы, какими бы огромными они ни были, учтиво прячутся в допустимые вежливостью пределы. – Приятно, что у моей дочери наконец-то появился человек, которого она может назвать своим другом. В данном случае подругой.

– Мы купили твой любимый торт! – бесцеремонно вмешиваясь, спешит обрадовать бабушку внучка. – В нем очень много шоколада! И есть даже вишня!


Признаться, когда это темноглазое чудо впорхнуло к ней в машину, Ольга слегка запаниковала. Два серьезных, внимательных глаза испытывающе уставились на нее.

– Это Оля. Это Соня, – представила Рита незнакомок друг дружке.

– Тетя Оля? – предположила вежливая девочка.

– Лучше, не – поморщилась Ольга. Соня серьезно кивнула.


– Мама всегда готовит жаркое в горшочках, – компания расположилась в беседке. Отсюда открывается замечательный вид на перелески, меж которых петляет река. Над ними тихим, каминным пламенем багровеет закат.

– И один горшочек у нее всегда запасной для самого дорого гостя, – продолжает Рита. После «фирменной» наливки Пал Юрьича ее глаза заблестели. Бледность в лице, наконец, сменилась румянцем, голос стал громче, а реакция на происходящее непредсказуемой.

– Очень вкусно, – вежливо отзывается Ольга. Вопреки обещаниям, именно Рита становится причиной, по которой она чувствует себя неловко. Она вообще сегодня словно не в себе и при этом отчаянно пытается в себя вернуться, но лишь запутывается еще больше, как разноцветные шнурочки в игре-головоломке Пал Юрьича.

– Деда! Деда! А мож не так?! – возбужденно скачет рядом Соня. Оля тоже увлеклась не на шутку странной забавой. В прозрачном пластмассовом шаре переплелись двенадцать веревочек четырех различных цветов. Узел распутывается с помощью двигающихся ручек, которые находятся на внешней части шара. Вернее, распутываться должен…

– А если так? – азартно вертит предмет в руках Ольга, забыв о проблемах, заботах, странностях подруги. – Ваши студенты молодцы, Пал Юрьич, но они просто изверги!


Головоломка захватила всех. За этим иезуитским занятием время пролетело незаметно. Назад в Городок стали собираться уже затемно.

– Остались бы, – пыталась остановить дочь Диана Рудольфовна.

– Нет, мам. Отсюда завтра в сад мы не уедем, ты же знаешь, – зачем-то отказывалась Рита. Ольга могла бы и отвезти, и встать в любую рань, но молчала. Раз странная сегодня Рита так именно решила, значит, так тому и быть. Но уезжать Ольге не хотелось – это факт! Хотелось еще хоть немного остаться в семейном/душевном тепле. Признавая неожиданно удивительную потребность – «Так вот чего мне не хватало, оказывается! Таких вот семейных посиделок!»

«Или детей?!» – тихо-тихо, почти с ехидцей, спрашивает внутренний провокатор. И Ольга очень странно чувствует это его «почти».


– А у вас очень хорошо. Спасибо, что вытащила меня! – очень искренне произнесет она позже, ведя машину по ночной дороге назад к Городку.

Рита притихла на заднем. У нее на руках спит дочь. Отсветы фонарей вдоль трассы мягким матовым светом касаются их лиц, и весь огромный мир вдруг съеживается до этих трех сердец, бьющихся сейчас в одной тональности.

– Пожалуйста, – отвечает Рита. В ее приглушенном голосе Ольге слышатся непривычно-странные нотки. Такой она ее еще не видела, не чувствовала за все недолгое время знакомства. Такой она сама себя еще ни разу не ощущала – отчаянно счастливой и несчастной одновременно. Как у Чехова – и то ли цветов, то ли зарезать кого-нибудь. Знать бы еще, почему?


Машина петляет в лабиринте безлюдных улиц частного сектора, Ольга знает их лучше, чем свои пять пальцев. Здесь она жила когда-то…

– Останови там, на взгорке, – просит Рита. – Дальше не проехать, соседи трубы меняют.

Чувствуя, как кровь ударила в виски, Ольга останавливает машину у крайнего дома.

– А знаешь, кто здесь… – ее голос тонет в возне на заднем сидении. Выйдя из машины, Рита не хочет будить Соню, устраивает ее на руках.

– Созвонимся, – полушепотом. – Спокойной ночи.

Совсем как Рита, кусая губы, Ольга смотрит вслед торопливой фигуре. Она не успела сказать ей о том, что в этом самом «крайнем» доме прожила всю свою юность, что…

Обойдя машину, Ольга оглядывается назад. Темная, странная фигура женщины, несущая на руках ребенка, торопливо удаляется в ночь. Здесь столько всего было… И это тоже неудобная тема. Да и не важная, что-то другое проходит мимо! Ускользает между пальцев, между… никак не пойму…

Легкой паутиной ложатся на руки подозрения. – «Здесь половина улицы Золотаревых. Разве Рита не может быть одной из них?»

Теоретически – вполне, а по факту?

Ольга категорично растирает подозрения в пыль – только этого не хватало!

«Никак этого не может быть – она другая! Она…»


С женщинами не бывает все просто. В нас слишком много неясностей, чувств, одной нам известной логики, зачастую необъяснимой, выросшей из интуиции, неподвластной математическому расчету.


– И что я сейчас-то здесь делаю??? – Ольга стоит одна в темноте, у крайнего дома, где видят десятый сон ее старики. Где полно ее детских фотографий, а калитка помнит последний, тихий, прощальный стук. Где девочка, чуть старше Ритиной Сони, все обещала себе Ленинград. Где ее больше нет, есть лишь память, идеально отполированная чужим временем.

В непонятном волнении Ольга поднимает к звездному небу глаза – неужели опять бежать, как той Лоле? Но, от чего? От кого?


«От себя не убежишь», – отвечает своим мыслям Рита.

– Ты с ума сошла? – Мишка суетливо берет Соню из ее рук. – По ночам шляешься!

– Тяжелая стала, сейчас отвалятся, – устало выдыхает женщина, встряхивая освобожденные от ноши кисти рук. – Неси в спальню. Я там ее раздену.

Через полутемную гостиную он идет к лестнице на второй этаж.

– Заночевала бы у матери, – Золотарев оглядывается на идущую следом жену. От обеих пахнет костром и автодезодорантом. – Вы вообще на чем?

– На такси. Утром неудобно оттуда в сад.

Маленькая детская освещена тусклым ночником.

– Все, спасибо, дальше я сама.

Мишка кладет дочку на кровать и передразнивает Риту:

– Спасибо. Пожалуйста.

Соня смешно поджимает губы во сне и поворачивается от света.


Отсюда не видно, стоит ли еще Ольгин автомобиль на подъезде к улице.

Когда Рита спускается вниз, Мишка сидит в гостиной за ноутбуком, обложившись вокруг рабочими бумагами.

– У нас полный шухер, – жалуется он, поднимая на жену затертые в красное глаза. – Презентацию вообще перенесли на завтра, и Кампински еще куда-то пропала, не дозвониться!

– По новому району? – Рита слишком устала, чтобы удивляться, но новость действительно ошарашивающая.

– Да. Приедут все. Главный, акционеры, соучредители. От местных вся верхушка городской управы, мэр, и даже не знаю, кто еще. Компании грозит самый глобальный проект в их истории.

– Ой ли? – сомневается Рита. – У них в Москве не было больших строек?

– Таких не было, – сердито отвечает Мишка. – Ты думаешь, только твоя Москва строится? Да здесь новый Городок намечается! Кампински постаралась!

Собираясь до этого заварить себе мятный чай, Рита передумывает, разворачивается обратно, достает из бара начатую бутылку Макаллана и бокал.

– Чего это ты? – удивляется Мишка.

– После наливки Пал Юрьича голова болит, – следует нелогичный ответ. Не скажет же она ему, что каждый раз, слыша от них очередное упоминание Ольги, умирает либо от любви, либо от страха. «А теперь так и вовсе, похоже, час наш пробил».

Мишка усмехается нелепице:

– Ну, конечно, вискарь тебе поможет. И мне плесни.


Ольга заводит машину. Включает фары.


– Расскажи мне о ней, – Рита ставит перед мужем бокал с янтарной жидкостью, букетом которой он вряд ли умеет наслаждаться.

– О ком? – удивляется Золотарев. – О Кампински, что ли?

С подчеркнуто равнодушным видом Рита садится напротив, кивает:

– Да, о ней.


– В школе мы…

Он делает один большой глоток, морщится, ищет, чем бы закусить или запить. Находит остатки недопитого в кружке пива.

– Вместе учились…

Рита медленно вдыхает аромат, греет бокал ладонями.

– А ты истерики устраивать не будешь? – настораживается Михаил. – И сковородки по утрам выбрасывать?

Рита делает небольшой глоток. Чуть горчащий имбирь, засахаренные фрукты, херес и едва уловимые нотки древесного дыма поднимают над текущей реальностью, меняют комнату изнутри, внешне оставляя мир прежним.

– Нет, не буду, – провожая тепло заново открывшимся дыханием, отвечает Рита, и скрывая, что за рассказ про Ольгу, пообещает ему сейчас даже горы золотые.

Пал Юрьич любит рассуждать об алкоголе, как искусстве – плавно тронулись в сознании посторонние мысли/образы, на них фоном ложатся Мишкины заметки:

– …мы с ней вечно соревновались, кто первый, кто лучший… Олька была хорошим другом. Я даже жениться на ней хотел, пока не узнал кое-что.

«Знал бы ты кое-что, не сидел бы сейчас здесь так просто с вальяжным видом» – плавится в подступающем опьянении насмешка судьбы губами молодой женщины.

– Что? – томно ведет бровью Рита.

– Что она предпочитает себе подобных! – зло рявкает в ответ муж. Странность Риты сегодня особенно бесит Михаила. – Девок она, видите ли, любит! – он усмехается не лучшим воспоминаниям. – Джамка ей тогда нравилась!