– Слушай, а тут неплохо! – Мишка оглядывается по сторонам и на Ольгу. – Только пусто совсем. Давай я тебе хоть стол привезу, диван…

Она кладет пакет с покупками на подоконник, открывает окно, комната заполняется свежим воздухом, далеким шумом машин, отзвуками голосов. Внизу, чуть поодаль, площадь перед торговым центром залита солнечным светом и талой водой – по этому расплавленному золоту ходят люди, над ними, до слез слепящее ультрафиолетом, небо, а вдалеке чернеет февральский лес.

– Ну, если ты действительно к нам всерьез и надолго… – фоном звучит Мишкин голос. Золотарев, наверное, обладает врожденной коммуникабельностью. Ему никогда не составляло сложности разговорить даже самого закостенелого буку-интроверта, причем последний чувствовал бы себя вполне комфортно, но только не Кампински: во-первых, она слишком хорошо знала этого повзрослевшего соседского мальчишку, а во-вторых, с некоторых пор стала ставить каждое его, особенно искреннее слово, под сомнение.

«Именно за этой инфой отец тебя отправил?» – вертится на языке. – «Узнать, какого хера я здесь делаю и как долго буду притворяться, что без ума от назначения?».


Ольга смотрит так, словно мысленно прикидывает траекторию полета. Мишка еще заполняет вакуум комнаты словами, когда Кампински поворачивается, цепко отслеживает реакцию на:

– Я не буду продолжать старый проект. Вы еще не в курсе, но он в заморозке.

Миша удивленно замолкает и с минуту просто смотрит на Ольгу. – То есть… эээ… совсем? – на языке его явно вертится куда больше вопросов, но все их одновременно не задашь.

– Я могу тебе верить? – негромко звучит Ольгин голос. Глаза внимательно следят за Мишкиными зрачками. Они всегда выдают самые тайные чувства, а, следовательно, и мысли. – «Он, конечно, сын своего отца, но что-то свое ведь в нем должно еще остаться?».

Мишка в ответ пытается прочесть в Ольгином взгляде истинность или ложность прозвучавших слов.

– Серьезно? – сказать, что он удивлен, ничего не сказать. – В смысле, вполне, можешь. Только объясни…

– Окей, – подытоживает, Ольга. – Кое-что, я думаю, ты и сам понимаешь, поэтому не буду ходить вокруг. Согласен, что локальные застройки в Городке удобны Филиалу, но ни фига не выгодны Центру?

Миша не отводит взгляд, хмыкает и кивает.

– До Семенова долго это доходило, – продолжает Кампински, – но, четверо подряд слившихся профи – это слишком. Даже очень занятой человек начнет подозревать неладное.

Она делает паузу, давая ему время собраться с мыслями и сделать новые выводы.

Мишка задумчиво потирает позавчерашнюю щетину:

– Ты на место генерального? – предполагает он.

Теперь хмыкает Ольга, переводит взгляд с золотящимися в почти весеннем солнце ресницами – ее «нет», звучит словно «да» – она возвращается взглядом к Золотареву.

– Мне оно не нужно. Оно должно стать твоим, – разводит руками, – если только пошевелишься. – Решение еще не принято. Но, сам понимаешь, что основные варианты уже есть.

Примолкший Золотарев согласно кивает. Такие разговоры не ведутся, когда «по воде писано». «В Центре действительно есть железный кандидат».

– А ты чего хочешь? – Мишка, в свою очередь, ищет правду в Ольгином взгляде. «Она не из тех, кого можно просто „поставить/назначить“ в угоду любой политике Компании. В ней слишком много амбиций и честолюбия. У нее, наверняка, в этой ситуации свой интерес».

– Я хочу «Северо-Запад», – подтверждает она его догадку. – Помнишь?

– А… утопия, которую, по легенде, зарубил мой отец сто лет назад?


Вдвоем Золотарев и Кампински стоят у раскрытого окна, глядят поверх крыш Городка на черное, далекое редколесье. Отсюда не видно, но они знают, что лесные колки межуются с болотистыми заливными лугами. За ними пролегает железная дорога с гигантским просто пассажиро- и грузопотоком, энерго- и газовая магистрали. Под ними настоящий слоеный пирог из торфяного слоя, суглинка и скального основания. В архиве Компании данные за десяток лет геологических изысканий, наблюдений за данным участком, противоречивых мнений и тот самый замороженный проект.

Ветерок теребит отросшие Ольгины волосы. На последнем фото в новостях «портала» о назначениях Мишка видел ее с экстремально короткой стрижкой.


– Отец не одобрит, – озвучивает старую, очевидную истину. – Ему не нужны революции и прорывы. Только стабильность, надежность.

Молчаливый Ольгин взгляд в ответ красноречивее тысячи слов. Компания не может быть статичной (если она жива). Надежность в бездействии – читай, болото, а это губительно.

– Я понял тебя, – остается в воздухе, когда Золотарев уходит, унося с собой вереницу планов, возможностей, свежие сплетни.

Вирус запущен, дальше дело техники и монотонного, нелегкого, каждодневного труда.

Ольга достает из кармана куртки мобильный телефон с десятком пропущенных. Оставленный на «беззвучном», он трепещет в руках вибровызовом абонента под записью «Опера № 5».

– Здравствуй, – отворачиваясь от опустевшей комнаты к раскрытому в будущее окну, с облегчением выдыхает молодая женщина. – Да нет. Как ты? У меня хорошо…


– Глупости! Зачем тебе? Марго! – искренне удивляется красиво стареющая дама. В пространстве большой профессорской квартиры ее голос оттеняет мелодичный звон стенных часов, которым уже под двести лет.

Гостиная, круглый стол, чайные чашки. В вазочках мед и варенье – сконцентрированные до сиропа оттенки лета.

– Мам, мне всегда этим хотелось заниматься, – с мягкой улыбкой отвечает Рита. Простое темно-зеленое платье идет к ее глазам, цвета уральского малахита, но почему-то именно сегодня навевает совсем уже неожиданные мысли об исламе и мусульманских женщинах…

Диана Рудольфовна отводит взгляд. Делаясь серьезной, она поднимается. Удаляясь на выверенное количество шагов, становится строгим, темным абрисом на фоне светлого окна и там замирает.

Рита тоже не спешит со словами. На языке послевкусием разнотравье медового сбора, отражением в глазах музейная эстетичность гостиной.


Спустя почти тридцать лет у ее матери, наконец, появилось место, где можно расставить портреты и фотографии в рамочках. С комодной полки на свою взрослую дочь смотрит детсадовская «снежинка» Динка. Черноглазая и черноволосая с непосредственной улыбкой «до ушей». Ее бабушки и дедушки однажды отправились осваивать казахстанскую целину по своей и государственной воле, ее родители еще помнят саманные бараки, а сама она гордо рассказывает стих о советской родине. Октябренок. Пионерка. Комсомолка… а затем «перестройка, гласность», талоны, парад суверенитетов и долгий путь из бывшей союзной республики на абсолютно незнакомую родину «историческую».

Где-то в Городке теряются последние упоминания об их фамильной корневой системе. Однако Диане искать эти древности было не с руки – гордая, с несгибаемым характером, острым умом и неисчерпаемой жаждой жизни, она оставила здесь клан своих братьев, сестер, дядь и теть, дабы отправиться прямиком в Москву. Поступать, ковать собственное счастье и будущее.

– Ты же знаешь, – негромко произносит Диана Рудольфовна тоном снежной королевы, – мы далеко не всегда можем делать только то, что хотелось бы.

С черно-белого фото на Риту глядит, не мигая, роковая темноокая красавица и говорит об обратном – она всегда поступала именно так, как сама считала правильным, или необходимым, или просто желанным. Она никогда не кусала губы, дабы не произнести лишних слов, и не отводила глаза…

– Мам, я пойду, – собирается Рита. Она не боец и не будет спорить. Просто без боя отступит и сдаст позиции. – Мне еще за Сонькой, и у тебя куча дел.

– Не вздумай, Марго, – на всякий случай еще раз предостерегает Диана Рудольфовна «контрольным выстрелом в спину», – цени то, что у тебя есть. А у тебя есть абсолютно все, что нужно женщине…

«Кроме петли» – улыбаясь, мысленно произносит Рита, кивает на «поверь моему опыту» и, торопясь попрощаться, выходит в подъезд.


«Заяц, я не приду на обед, не успею», – отправив сообщение, Мишка с головой погружается в изучение набросков проекта: от руки, на бумаге, чернилами и карандашом, по старинке. «В этом Кампински вся! – хмыкает он. – Ленинград!»

Городок стоит на холмах, на природном возвышении, чуть в стороне от разветвленной сети местных мелких речушек, обрамленных лесами с севера и болотистыми лугами на западе, чуть в стороне большая федеральная развязка, ж/д узел. Там некогда был поселок, который медленно обескровел до трех домов с пятью восьмидесятилетними стариками и их четырьмя огородами.

Ольга предлагает сеть каналов, водохранилище, которое обеспечит водой не только огромный будущий жилой район с сити-центром и современной желдор станцией, но и старый город. Район займет северо-запад. Каналы отведут лишнюю воду и создадут определенный стиль.

В «зеленой» зоне встанут жилые микрорайоны с детскими садами, школами и спортивным центром. Ближе к ж/д станции – деловой центр, между ж/д и авторазвязкой огромный торговый. К его созданию предлагается подключить компанию партнера, которая занимается исключительно торгово-развлекательными комплексами.

«Передам тебе поесть с отцом», – прилетает ответное смс, в которое отправитель никак не вкладывал звучащий угрозой смысл. – «Лови. Он уже собирается».

Мишка теребит щетину.

Отец – это жуть.

Он никогда не поддержит.

И пусть проект составлен грамотно, профессионально и даже в чем-то гениально. Отец приложит все усилия, поднимет все связи в градоуправе и прочих смежных местных организациях, чтобы заблокировать любую попытку Центра претворять здесь свои идеи в жизнь. Это противостояние уходит корнями в разноликое прошлое. Во-первых, внутреннее – прирастая регионами, одна известная московская Компания поглощала те из местных строительных организаций, которые были сильнее остальных, но слабее ее. Грубо говоря, Компания оценивала местных игроков и старшего «обращала» в свою сеть/веру, делая его собственным Филиалом. В отличие от незадачливых «коллег» из некоторых других Городков, поплатившихся после своими местами, Золотарев-старший поступил по-восточному мудро. Он не вступал в конфронтации, принял условия Центра. Вследствие чего стал (любимой женой) главным застройщиком в Городке по благословению и от имени Компании. Он умел повернуть так, что двигались лишь, по его мнению, выгодные проекты, «центровые» висли где-нибудь в процессе согласований с горпланом и прочих организаций (благо, в этом случае, их море можно найти), и новый день сменялся новой ночью.