Арабелла все еще сидела с опущенной головой.

— А… а лорд Бридлингтон собирается рассказать всем… что у меня нет никакого состояния, мэм?

— Боже сохрани, нет, дитя мое! Это было бы роковой ошибкой, и я надеюсь, у него хватит ума не делать этого! Он просто скажет, что слухи сильно преувеличены — это отпугнет охотников за приданым, но не будет играть роли для порядочных джентльменов. И не думай больше об этом!

Арабелле не удалось выполнить это пожелание. Прошло достаточно времени, прежде чем она смогла думать о чем-либо другом. Ее первым побуждением было бежать из Лондона обратно в Хайтрем, но как только она начала подсчитывать, хватит ли у нее денег заплатить за место в карете, как все сложности, связанные с таким неожиданным отъездом, предстали перед ней в полной мере. Они были непреодолимы. С одной стороны, она не могла заставить себя признаться леди Бридлингтон, что это ее несдержанный язык виноват в подобных слухах, с другой, не смогла придумать правдоподобную причину для возвращения в Йоркшир. Еще тяжелее было бы объяснить папе и маме свое ужасное поведение. Она должна остаться на Парк-стрит до конца сезона, и если мама, конечно, расстроится из-за провала ее планов, то по крайней мере папа не будет винить свою дочь в том, что она вернулась домой не помолвленная. Она ясно понимала, что если не произойдет какого-нибудь чуда, то так и случится, и чувствовала себя виноватой.

В течение нескольких часов она не могла прийти в себя, но, будучи молодой и оптимистично настроенной, после всех слез и тихих раздумий она незаметно почувствовала себя лучше и обрела надежду. Что-нибудь должно произойти, чтобы ее проблемы решились; люди постепенно придут к мысли, что они ошибались; мистер Бьюмарис и лорд Флитвуд без сомнения сочтут ее вульгарной и хвастливой особой, но надо надеяться, они не рассказали всем, что это она положила начало слухам о богатстве. А пока остается только вести себя так, как если бы ничего не произошло. И это, учитывая жизнерадостную натуру Арабеллы, было совсем не трудно: Лондон предлагал ей слишком многое, чтобы долго пребывать в унынии. Она еще могла представить, как все ее надежды будут разрушены, но было бы очень странно со стороны молоденькой девушки постоянно помнить о своих проблемах, в то время как домой каждый день доставлялись визитные карточки и букеты цветов, а приглашения зазывали на самые разнообразные развлечения, придуманные изобретательными хозяйками; в то время, как каждый джентльмен горел желанием пригласить ее на танец; в то время, как мистер Бьюмарис возил ее кататься в парк на своей серой паре и другие молодые леди с завистью глядели им вслед. Как бы то ни было, успех в обществе был приятен; и поскольку Арабелла была самой обыкновенной девушкой, она не могла не наслаждаться им.

Она ожидала увидеть значительные перемены в поведении своих поклонников, так как лорд Бридлингтон не стал скрывать, что ее состояние сильно преувеличено, и приготовилась снести это унижение. Но хотя она узнала от леди Бридлингтон, что Фредерик честно исполнил свою роль, приглашения все так же прибывали и неженатые джентльмены по-прежнему увивались за ней. Она воспрянула духом, с радостью убедившись, что светские люди совсем не так меркантильны, как ей казалось. Но ни она, ни Фредерик не подозревали о настоящем положении вещей: она — потому что была слишком неискушенна, Фредерик — потому что ему даже не приходила в голову мысль, что кто-то может сомневаться в его словах. Но он мог с тем же успехом оставить при себе высказывания по данному поводу. Даже мистер Уоркворт, человек с добрым сердцем, покачал на это головой и заметил сэру Джеффри Моркамбу, что этот Бридлингтон явно хочет всех одурачить.

— Я точно так же подумал, — согласился сэр Джеффри, расстроенно поглядывая в зеркале на свой галстук. — Некрасиво, я бы сказал. Как вы думаете, то, как я завязал этот узел, похоже хоть немного на новый способ Бьюмариса?

Мистер Уоркворт уставился на него долгим невыразительным взглядом:

— Нет, — просто сказал он.

— Нет, вот именно, — подтвердил сэр Джеффри. — Интересно, как он называет его? Это не совсем Почтовая карета, и, конечно, не Осбальдестон, и хотя, на мой взгляд, имеет что-то общее с trone d'amour, но и это не то. Я могу завязать любой из этих.

Мистер Уоркворт, чьи мысли были далеко от этой жизненно важной темы, сказал, нахмурившись:

— Черт побери, это действительно некрасиво! Вы правы!

Сэр Джеффри был слегка задет.

— Вы хотите сказать, что это в самом деле так плохо, Освальд?

— Хочу, — заявил мистер Уоркворт. — Вообще, чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится!

Сэр Джеффри еще раз взглянул на себя в зеркало и вздохнул.

— Да, это так. Придется поехать домой и поменять его.

— Что? — озадаченно спросил мистер Уоркворт. — Что поменять? О Боже, старина, я говорил совсем не о вашем галстуке! Такое и врагу не скажешь! Я о Бридлингтоне!

— А, о нем, — с облегчением проговорил сэр Джеффри. — Он простак!

— Не следует быть настолько простаком, чтобы считать других подобными себе. Я вот что вам скажу: ему не принесет пользы, если он будет засовывать кота обратно в мешок! Она чертовски привлекательная девушка, эта малышка Тэллент, и, по-моему, она не выйдет за него, даже если бы он был единственным мужчиной, предложившим ей это.

— Но он-то об этом не знает, — сказал сэр Джеффри. — Я полагаю, он даже и не подозревает, какой он зануда. Не может подозревать! Это же очевидно: если бы он задумывался над этим, то таким бы не был!

Мистер Уоркворд обдумал его слова.

— Нет, — заметил он наконец. — Вы не правы. Если он не знает, что он зануда, почему тогда он пытается отпугнуть всех остальных? Грязная работа! Мужчина должен играть в открытую.

— Это не так, — ответил сэр Джеффри. — Только вспомните: малышка Тэллент не хотела, чтобы узнали о ее богатстве. Флитвуд говорил мне: ей надоело, что за ней ухаживают из-за денег. На севере все добивались ее.

— О, — сказал мистер Уоркворт. И с непонятным интересом спросил: — Откуда она?

— Откуда-то с севера. Йоркшир, по-моему, — сказал сэр Джеффри, осторожно засовывая палец в узел галстука, чтобы ослабить его. — Так не лучше?

— Да, это странно. Видел тут Клейтона на днях. Он — из Йоркшира и не знает Тэллентов.

— Ну, и Уитернси то же самое говорит. Вообще-то я не утверждаю, что она из Йоркшира! Может, из какого-нибудь другого богом забытого угла — Нортумберленда или чего-нибудь в этом роде. Знаете, что я думаю?

— Нет, — сказал мистер Уоркворт.

— Не удивлюсь, если она окажется дочерью какого-нибудь торговца или ему подобного.

Мистер Уоркворт выглядел шокированным.

— Нет, что вы, старина! В ней ничего такого нет! Никогда не слышал, чтобы она произнесла хоть слово, которое отдавало бы лавкой!

— Тогда внучка, — развивал тему сэр Джеффри. — Жаль, если я прав, но должен вам признаться, Освальд! Для меня это не имеет значения.

Подумав, мистер Уоркворт пришел к выводу, что для него тоже.

Так как эти взгляды были весьма характерны, Арабелле не пришлось страдать из-за отсутствия кавалеров, когда она посетила клуб Алмака. Лорд Бридлингтон сопровождал туда свою мать и ее гостью, так как помимо того, что он был достаточно педантичным по части приличий, ему нравился Алмак и он одобрял строгость правил, установленных в клубе властными хозяйками. Многие его сверстники открыто заявляли, что вечера в Алмаке — скучнейшая вещь в городе, но это были несерьезные молодые люди, с которыми лорд Бридлингтон имел мало общего.

Из вежливости он пригласил мисс Тэллент на первый контрданс, что заставило неудачливых претендентов на ее руку обменяться значительными взглядами. Они порешили, что не следует больше предоставлять ему возможности ухаживать за ней. Никто бы из них не поверил, что у него не было ни малейшего желания это делать, он предпочитал бродить по залам, рассказывая о своем путешествии людям, которые согласились бы его слушать.

Вальс, к которому старшее поколение все еще относилось с подозрением, давно завоевал свое место в Алмаке, но по неписанному закону ни одна леди не могла танцевать его без особого разрешения одной из патронесс. Леди Бридлингтон позаботилась довести это важное правило до ума Арабеллы, и поэтому, когда зазвучали первые такты вальса, она осталась на месте. Папа, она знала, не одобрил бы этот танец; она никогда бы не осмелилась рассказать ему, что они с Софией разучили его со своими друзьями, барышнями Кейтерхэм, весьма необычной парой. Итак, она вернулась к леди Бридлингтон и, заняв стул возле нее, принялась обмахиваться веером, стараясь не выглядеть так, как будто ей больше всего на свете хочется кружиться по залу. Одна или две более удачливые девицы, с неодобрением относившиеся к быстрому росту популярности Арабеллы, бросили на нее взгляды, полные такого уничижительного превосходства, что ей пришлось вспомнить несколько папиных наставлений, чтобы подавить совсем не подходящие чувства, охватившие ее.

Мистер Бьюмарис, который подошел в середине вечера — а на самом деле, чуть ли не за десять минут до момента окончательного закрытия дверей для опоздавших — и с явной целью занимать жену австрийского посла, заметил Арабеллу и развеселился, мгновенно догадавшись о ее настроении. Затем, бросив лукавый взгляд на принцессу Эстерхази, он сказал:

— Могу я пригласить эту крошку на танец?

Она подняла изящные черные брови, и слабая улыбка тронула ее губы:

— Здесь, мой друг, у вас свое место! Я думаю, вам не следует!

— Я знаю, что мне следует, — сказал мистер Бьюмарис, сразу обезоруживая ее. — Вот почему я и прошу вас, принцесса, представить меня этой леди как подходящего партнера.

Она заколебалась, переводя взгляд с него на Арабеллу, затем засмеялась и пожала плечами: