Девушка сделала, как он просил; потемневшие карие глаза теперь смотрели на него с непониманием, и Алекс видел в них боль и обиду, и нарастающую с новой силой ненависть.



– Я хочу, чтобы ты... чтобы ты расслабилась.


– Не могу, – голос её дрожал, потому что она плакала. – Мне больно...


– Знаю, знаю. Но ты должна. Тогда нам обоим будет легче, обещаю. Просто расслабься, милая, давай...



Он поцеловал её, и делал это снова и снова, тяжело дыша и пьянея от вкуса её влажных от слёз губ. Она пыталась отвечать, и, хотя Александру всё ещё тяжело было войти в неё глубже, Элисон послушно успокаивалась. Оторвавшись от её губ, он зарылся лицом в её спутанные волосы, и с трудом проговорил:


– Я хочу тебя, Элисон... Слышишь? Позволь мне...



Она коротко кивнула, не понимая, что конкретно позволяет ему сделать, и Алекс в последний раз коснулся её губ перед тем, как начать двигаться. Ему было тесно и тяжело, и почти больно, но когда он ввёл свой член полностью, на этот раз быстро, его затрясло. В нём словно горела страсть, которую он отчего-то сдерживал все эти годы, а открыл только ради этой девчонки. Алекс поднялся над женой на локтях и стал двигать бёдрами всё быстрее; его стоны и стук спинки кровати о стену наполнили комнату. Алекс не прекращал бешеный ритм, то закрывал глаза, морщась и сдерживая приближающийся финиш, то снова открывал и наблюдал за Элисон. Она дышала часто и громко, раскрыв губы, и смотрела ему прямо в лицо.



Он остановился резко, чтобы совершить последний толчок, его спина выгнулась, когда он мощно двинулся в ней; затем, застонав, прижался к ослабевшей Элисон и стал шептать ей слова утешения, сцеловывая слёзы с её щёк. Он так не хотел выходить из неё, потому что она была горячей, узкой и мягкой, но чувствовал её влагу и запах крови, и это вернуло Алекса к реальности.



Он с трудом поднялся, стараясь больше не касаться Элисон; Алекс ощущал головокружение, он подошёл к письменному столу, с минуту простоял там, опираясь на руки о край, пытаясь прийти в себя. Отдышавшись, вернулся к постели, взял скомканную, лежавшую на полу белую простынь, обвязал ею вокруг бёдер и вдруг, всё так же молча, поднял жену на руки.



За резкой, но недолгой болью, которую она только что испытала, Элисон не сразу поняла, куда он несёт её. Алекс бережно опустил её в кресло, стоявшее в углу комнаты и, больше ни разу не взглянув на неё, быстро покинул комнату, закрыв за собой дверь.



Элисон до сих пор, как бы сама того ни хотела, ощущала его руки на себе, его прикосновения к её груди, животу и ниже. Сейчас, в отличие от уже прошедших тех минут, когда она сходила с ума, она не понимала, почему ей так нравились его поцелуи. Потому что именно сейчас она дрожала при одном воспоминании об этом. Элисон ненавидела себя за своё поведение, хотя до того, как Алекс сделал ей больно, ей почти было плевать на всё. Но вот он ушёл, и с его уходом словно вернулась нестерпимая реальность, которая покинула их обоих на время их близости.



Девушка всхлипнула, зажмурив глаза, когда попыталась сесть прямее, но прошедшая боль дала о себе знать. Элисон взглянула на свои опущенные на пол ноги и недовольно вздохнула, увидев тонкие струйки крови, стекающие по внутренним сторонам бёдер.



– Я вернулся, – Алекс вошёл в спальню, в одной руке держа кувшин с водой, в другой – короткое полотенце.


Он намочил полотенце, поставил кувшин на свой стол, опустился перед Элисон на одно колено и мягко попросил:


– Положи свою ногу мне на колено, пожалуйста.



Элисон нахмурилась, вжав голову в плечи, но не пошевелилась. Алекс хмыкнул, придвинулся ближе и, сжав пальцами тонкую щиколотку её правой ножки, положил её на свою.


– Слушайся меня. Ты же не хочешь, чтобы я повторил всё, что мы делали в постели прямо в этом кресле?



Она невольно вздрогнула, издав полувздох-полустон, и попыталась расслабиться. Александр осторожно коснулся влажной тканью её кожи, стирая засохшую кровь. Другой рукой он нежно поглаживал её щиколотку, и Элисон не могла оторвать взгляда от его длинных, холодных пальцев. Когда боль стала понемногу отступать, девушка позволила себе взглянуть на мужа. Его влажные волосы спутались, в беспорядке лежали на голове, и несколько прядей прилипли к его вискам. Его широкая грудь высоко вздымалась от частых вздохов, особенно когда он, нарочно или же нет, касался пальцами её мягкой, бледной кожи.



– Теперь откинься назад и раздвинь ноги.


– Нет, ни за что, – Элисон отрицательно покачала головой.



Когда она попыталась сжать ноги вместе, Алекс остановил её, сжав их под коленками длинными пальцами.


– Я должен посмотреть, что у тебя там...


– Я сказала, нет! Это мерзко! Хватит того, что вы уже сделали.


– Ничего мерзкого в этом нет, Элисон, – он посмотрел на неё горящим взглядом, полным желания, и широко улыбнулся, отчего девушку передёрнуло. – Во-первых, я уже касался тебя и пальцами, и языком...


– Ну хватит!



– Я даже забрал твою девственность, поэтому моя обязанность удостовериться, что с тобой всё в порядке.


– А если я просто скажу, что я в порядке? – спросила она уже более мягко.


– Что ж, попробуй.


– Мне уже не больно, – честно призналась Элисон. – Это правда.


– Хорошо, я тебе поверю, – Алекс опустил её ноги на пол, позволив ей сесть так, как она хотела. – Тебе было страшно?


– Да, немного...


– Но тебе было хорошо? Было приятно хоть немного? – в его голосе она расслышала беспокойство и толику надежды.



Элисон выдохнула, не имея понятия, что ответить. Соврать или же сказать правду. В конце концов, она произнесла, не в силах больше выдерживать паузу:


– Поначалу... да, сначала было довольно хорошо, я должна это признать.



Она удивилась его реакции на свои слова: Александр закрыл глаза, на его тонких губах появилась лёгкая улыбка. Потом он вдруг посмотрел на жену, всё ещё улыбаясь, и покачал головой.



– Мне даже не стоило спрашивать. Я знаю, когда женщине хорошо со мной. Но не было ещё такого, чтобы кто-то из них жаловался, – заметив, как Элисон нахмурилась, он закусил губу и виновато улыбнулся. – У меня было много женщин, ты и сама это знаешь. Но я не помню имён и половины из них. У другой половины я даже не спрашивал тех имён. А этой ночью случилось так, что из-за осторожности к тебе мне пришлось пересмотреть свои взгляды на секс.


– Что?


– На то, что мы с тобой делали.



Он говорил так сладко, так медленно произносил слова, словно наслаждался их смыслом и желал поделиться этой сладостью с женой. «Мы». «С тобой». «Секс». Алекс облизал губы и вздохнул.



– В кои-то веки я благодарен своему отцу за то, что он вынудил меня сделать. С другой стороны, я бы сделал это в любом случае. Но, возможно, не так скоро.


– Не понимаю, зачем вы это всё мне говорите, – Элисон стала смущаться ещё сильнее, наблюдая, как слабеет узел простыни, завязанной на его бёдрах.



– Затем, чтобы ты не думала об этом, как о долге. Твоём и моём. О нашем долге. Теперь же я с радостью признаю, что сделать тебя своей женой не было настолько ужасной идеей.


– Почему вы были со мной так нежны сегодня, если ненавидели меня? – спросила она вдруг, и эти слова ранили Алекса и его душу, словно лезвие ножа.


– Я не... не ненавидел тебя, Элисон.



Тонкие губы его были плотно сжаты, зелёные глаза устремлены на неё, и Элисон не могла не заметить, как он напрягся, хотя даже не догадалась о том, что он почувствовал обиду из-за её слов.



– Я помогу тебе встать, – произнёс он довольно сухо, поднявшись на ноги и протянув ей руку. – Идём со мной.


– Куда? – она взглянула на него, вскинув голову.


– На наше супружеское ложе, – съязвил Алекс и наклонился, чтобы взять Элисон за руку. – Мы не закончили. Сделать тебе ребёнка – это не моя цель. Моя цель отныне – показать тебе всё, что я умею. Тогда ты сможешь различать боль и наслаждение. Поверь мне, оно того стоит.


***



Поздние солнечные лучи лениво пробирались между раздвинутых, тяжёлых штор в его спальню. Алекс, одетый в старый походный костюм, подошёл к своей постели, где уже четыре, как он успел отсчитать, часа нежилась во сне его молодая жена. Александр наблюдал, как она перевернулась на живот на правую сторону его кровати, подминая под себя лёгкую простынь. Она зажала покрывало между ног, и ничто теперь не скрывало её наготы. Пребывая в глубокой задумчивости, Алекс стоял рядом и смотрел на обнажённую супругу, мягкую и нежную, будто ангел. И даже то, что Александр сделал с ней ночью, не испортило её чистоты. Если только подчеркнуло её ещё больше.



Он всё утро думал о том, что ему теперь делать, как вести себя с ней. Она не шлюха из придорожного трактира, и он не может просто забыть о том, что случилось ночью. Не может уйти, не посмотрев ей в глаза и не сказав и пары слов. Более того, Алекс чувствовал, что ему это не нужно, и он желает и смотреть на неё, и говорить с ней, и чтобы она сама хотела его компании. Он считал, что после того, как Маргарет разбила ему сердце и вырвала половину его души, когда другая половина уже гнила из-за потери матери, он не сможет больше чувствовать нежности к женщинам. Теперь он ощущал её, но в таком случае его начинал мучить ещё один вопрос: а смог бы он влюбиться снова? Алекс отметил, что это будет довольно досадно и жаль, влюбиться в ту, в которую он и не представлял себе влюбиться. Это бы означало, что он совсем ослабел и размяк.