Обычно все заканчивалось плохо, как тогда, когда я была в Сочи. Я не хотела об этом вспоминать, только не сейчас, не здесь, в безликом доме, рядом с восхитительным, умным, чудесно пахнущим мужчиной, которого так хочется целовать. Все это меняло меня, делало слабой, заставляло бояться, что я недостаточно хороша, что мои губы – обветренные и недостаточно мягкие, что я хочу почистить зубы и вообще, если бы я только знала, чем закончится вечер, я бы оделась иначе, прожила бы иначе всю свою жизнь…

– Что такое? – спросил Игорь, обеспокоенно заглядывая мне в лицо. – Ты опять перестала жить и начала беспокоиться?

– Я – да, конечно, – кивнула я с кривой усмешкой на губах. – Ты же знаешь, не могу по-другому.

– Да-да, и все будет плохо. Верно? Иногда мне кажется, что ты просто притворяешься завзятым пессимистом, чтобы от тебя отстали, чтобы ни от кого больше ничего не ждать.

– Чтобы не ждать ничего хорошего, – ответила я. – Плохого и ждать-то не надо. Ты разве не согласен? Тогда посмотри в зеркало, губа разбитая. Как только тебе не больно целоваться?

– Какая же ты бываешь глупая, – прошептал он, стаскивая с меня водолазку. – Глупая женщина.

– Ну вот, приехали, – улыбнулась я, поднимая руки.

– О, тут еще и майка.

– Холодно, знаешь ли, – проворчала я, позволяя стащить с меня и майку. И тут же все стало окончательно неуправляемым, а я – уязвимой и слабой. Мне было страшно и весело, как будто я ехала по самому высокому изгибу американской горки и визжала от восторга, но заметила вдруг, что не пристегнута. Больше того, что в моей тележке в принципе нет ремней безопасности. О, Лизка бы многое дала, чтобы проанализировать этот мой образ. Уж она бы нашла, что мне сказать.

– Тебе и сейчас холодно? – удивленно переспросил Игорь, заводя руки мне за спину. Последний бастион, а я и так уже стою практически голая, и мне кажется, что миллионы глаз из домов напротив устремляются сейчас на меня. И на мой целлюлит. Впрочем, нет у меня никакого целлюлита. Хватит наговаривать на себя.

– Нет, сейчас нет, – еле слышно шептала я, не сводя взгляда с зеленых глаз. Бывает же, создает же природа что-то дельное. Ниагарский водопад. Теплые моря. Такого вот мужчину, как Игорь.

– Жаль, а я как раз собирался тебя согреть, – он тихо рассмеялся и медленно потянул за бретельку моего бюстгальтера, подцепив ее пальцем. Затем склонился и нежно поцеловал меня в плечо.

Время делать то, чего боишься, – сегодня. Или завтра. Или как-нибудь потом

Забавно, что ни единого слова о чем-то вроде чувств не было сказано в тот вечер между нами. Мы делали все молча, как жадные, потерявшие от голода рассудок дикари. Наверное, сказывалась усталость и стресс, но события, предшествующие моему появлению в чистой и пустой квартире Игоря Апреля, словно на время отделили нас с ним от всего остального мира. Пережившие кораблекрушение, мы цеплялись за обломок судна и пытались удержаться на поверхности, но обоих тянуло вниз, на дно, и сопротивляться этому не было никаких сил.

– Я так и думал, они превосходны, – прошептал Игорь, разглядывая мои груди с вниманием ювелира, заполучившего необработанный, очень редкий алмаз. Я покраснела, такое внимание было для меня в диковинку. В чем-то Лизка права, и я действительно прятала себя от посторонних глаз с упорством, достойным лучшего применения. Но на свете столько подходящих балахонов…

– Ты так и думал? – Я невольно ухмыльнулась, приподняв бровь.

– С самого первого дня, когда ты так сладко уснула у меня на диване, – признался Игорь.

– Хороший же ты профессионал, если раздумывал о грудях клиентки, – фыркнула я, стараясь получше сделать вид, что даже не замечаю прикосновения его рук. Однако это было почти невыполнимо, от каждого мимолетного прикосновения мое дыхание сбивалось.

– Как хороший профессионал, я перестал тебя обслуживать перед тем, как добраться вот сюда, – прошептал Игорь, прижимая меня к себе. Любовь – странный танец, и каждый раз ты примерно знаешь все «па» и можешь предположить, что последует за чем, но волнение все равно остается. Оно только усиливается, зная, что сейчас ваши тела опустятся на жесткий кокосовый матрас, прикрытый зелеными сатиновыми простынями. Ожидание подогревает жажду, и пить хочется, даже если точно уверен, какова вода на вкус. Игорь на вкус был как камчатская жимолость с маминой дачи, и я никак не могла насытиться поцелуями и силой его рук, крепостью его объятий. Мне было совершенно плевать на то, как я тут оказалась, на этом матрасе, в этой вселенной, рядом с нагим мужчиной, который смотрит на меня как на подарок под елочкой. Наверное, на каком-то уровне (язык не поворачивается назвать это подсознанием) я чувствовала, знала наверняка, что все это окажется мимолетным приключением, дуновением ветра, падением с небес ночной звезды.

– Я просто счастливчик! – прошептал Игорь, глядя на меня исступленно, погруженный без остатка в свое упоение, шептал много, спутанно, часто бессмысленно. Знакомые слова, песня любви.

– С тобой не поспоришь, – кивнула я, изгибаясь навстречу его рукам. Еще больше, чем секс, меня тянула вот эта почти неуловимая близость, прикосновение, возникающее на самом пике счастья, заставляющее нас хором смеяться от восторга, чувствуя бесконечную нежность друг к другу.


Мы еще долго потом лежали, усталые, но так и не насытившиеся, доверху наполненные нерастраченными желаниями и мечтами, и я смотрела на его лицо, на четкий профиль, хорошо видный в контрастном полумраке комнаты, и чувствовала, как сжимается сердце от одной мысли о том, что будут и еще поцелуи, и новые прикосновения рук. Бывает же, что ты так глупо, так всеобъемлюще счастлива, словно каждый взгляд на это красивое лицо – как новая доза самого сильного наркотика. Так бы и смотрела, и плавилась бы в горячих волнах собственного восторга. Я почти утратила контроль над собственным телом, передав его временно в руки нежного, страстного хозяина, и теперь пыталась сдержать собственные мечты, привязав их, как воздушный шар, канатом к земле. Нет, нельзя отпускать, а то понесет его под небеса, а оттуда – в самом неизвестном направлении.

– Ты не спишь? – пробормотал Игорь сонно, заметив, что я продолжаю исподволь смотреть на него.

– Нет. А ты такой сонный. Тебя сейчас можно брать голыми руками, – тихонько рассмеялась я в ответ.

– Брать меня голыми руками. М-м-м, отличный план. – И он потянулся, изогнулся, разминая затекшие мышцы, а затем навалился на меня, обнял, забросил ногу мне на бедра, притянул к себе и поцеловал в волосы. – Спи, русалка.

– Русалка? Почему? У меня что, хвост вместо ног? – возмутилась я, перевернувшись на живот. Игорь счастливо улыбнулся, проведя рукой по моим ягодицам, и я закрыла глаза только на секундочку, уверенная в том, что в таком-то положении я уж точно уснуть не смогу, а открыла их уже утром. В окно светило по-весеннему теплое солнце, и я усмехнулась – приближался апрель.


В комнате, кроме меня, никого не было. Я лежала, не шевелясь, рассматривая как бы заново это место при дневном свете, и оно не казалось таким уж пустым и безжизненным, как вчера. Солнце способно оживить все что угодно, особенно в Москве в конце марта. Даже сухое деревце смотрелось живее.


В кухне, кажется, работал маленький телевизор – новости. Мне не было слышно, что именно произошло в мире, но интонации и голоса были и без того исчерпывающими. Как будто, как в каком-то старом фильме, говорили о том, что «стабильности нигде нет» и «террористы угнали самолет». Я удивилась. Малдер смотрит новости по утрам? С другой стороны, чего тут такого? Мужчины любят новости, почти все поголовно. Даже Сережа, романтичный эзотерик, пропитанный инфантильной верой в инопланетные чудеса, смотрел новости на каналах «ТВ3» и «Рен-ТВ», чтобы не пропустить предполагаемого приземления корабля пришельцев или момента, когда земля налетит на свою ось.

– Эй, русалка, ты все еще спишь? – услышала я голос, хотя вроде ничем не выдала своего пробуждения, по голосу было ясно: Игорь прознал об этом. Почувствовал? Голос был насмешливым, бодрым. Через секунду он появился в дверном проеме, с чашкой в руке. Восхитительный, м-м-м.

– Привет, – пробормотала я. Замотанная в одеяло с головой, я теперь хитрой лисой выглядывала из этого самодельного конвертика с зеленой оберткой. – Кутузов.

– Издеваешься? – воскликнул он, всплеснув руками. – Я смотрел, синяка нет.

– Ты плохо смотрел, – пожала плечами я, не без удовольствия наблюдая за тем, как Апрель побежал к стеклу книжного шкафа, чтобы посмотреть еще раз на свое «ранение». Он был босым, в серых домашних штанах из какой-то мягкой ткани и белой майке, и этот вид буквально заворожил меня. Домашний, уютный, и мы сейчас будем завтракать и пить кофе вместе и болтать о какой-нибудь ерунде – совсем как пара. Этим утром мы – пара. Восхитительная игра моего воображения.

– Чего ты врешь? Накажу! – пробубнил он с явной угрозой в голосе.

– Как? Лишишь сладкого? – Я рассмеялась, поднялась и уселась на постели, сложив ноги по-турецки.

– Не могу, ведь тогда я и сам лишусь сладкого. Потому что, вот проблема, мой десерт – это ты. Так что давай прекращай шалить. Синяка нет, только губа разбита.

– Да уж, на губу солнцезащитные очки не нацепишь, – «посочувствовала» ему я.

– Ты думаешь, что можно скрыть все что угодно, напялив нелепые очки? – хмыкнул Игорь. – Ну-ка, ну-ка… Подожди. – Он растерянно огляделся, пытаясь что-то вспомнить или что-то найти, затем открыл один шкафчик, другой и наконец нашел – свои солнцезащитные очки, густые, совсем темные с зеркальным отблеском полароиды, похожие на те, что носят горнолыжники. Игорь нацепил их себе на нос, затем стащил с кресла лежавший там с вечера пиджак и нацепил его тоже.

– Ну и как я смотрюсь? – спросил он, пройдясь передо мной на манер моделей, идущих по подиуму. – Разве не самый глупый вид в мире? Так я ничего не спрячу, кроме собственной неуверенности. И потом, разве шрамы не украшают мужчину?