– Скажи маме – что? – тихо, с угрозой в голосе переспросила мама, а затем перевела взгляд с Лизы на Сережу. – В чем дело? У него что, уже кредит? Проблемы?

– Ох, – вздохнула Лиза. – Дело в том, что… оооох, – способность говорить явно ускользала от Лизаветы.

– Нет, мама, кредитов нет – пока во всяком случае. Мам, Лиза беременна. Поэтому, если сильно затянуть, жениться придется уже в роддоме, – сказала я самым нейтральным тоном. И пригнулась в ожидании бомбы. Мама замолчала, затем раскрыла рот и снова его захлопнула. Потом вдруг разорвала салфетку, что держала в руках, надвое – случайно, от напряжения. Затем она раскрыла рот снова, на сей раз с явным желанием заорать. И вдруг – Малдер ее опередил.

– Фая, какой вкусный салат! – воскликнул Игорь. – Просто объедение. Ты просто обязана раздобыть для меня рецепт.

– Я не знала, что ты готовишь, – растерянно ответила я, косясь на «кипящую и булькающую» маму.

– Ты еще так мало обо мне знаешь, – рассмеялся Малдер. – Ты кушай, кушай.

– Ты обо мне – тоже, – ответила я, уловив вдруг его план. – А ты не мог бы передать мне малосольные огурцы? Я их, кстати, тебе тоже очень рекомендую. Мама сама солила, а у нее руки просто золотые. Не то что у меня.

– А что у тебя не так с руками? – переспросил Игорь с самым искренним интересом. Такой естественностью своего поведения, даже находясь внутри ядерного взрыва, он потряс меня, даже восхитил. Изящным жестом фокусника Игорь достал тарелку с огурцами и принялся выкладывать мне кусочек за кусочком.

– Игорь, помнишь, Лиза показывала Вовкиного медведя? Ну так вот! Это чудовище, по правде, я слепила. Вовка тут ни при чем. Между прочим, это я старалась по полной программе.

– Лиза! – Мамин голос зазвенел, в нем отчетливо проступила сталь.

– Мама, но мы же женимся.

– И что? Разве его прошлой жене от этого было легче? Лиза, нам надо поговорить.

– А ты пробовал домашний хлеб? – как ни в чем не бывало спросила я. – Лиза печет его в духовке и из какой-то специальной муки. Как она называется, Лиза?

– Цельнозерновая мука, – с готовностью ответила сестра, поворачиваясь к нам.

– О, я знаю эту муку. Хорошая штука, – сказал Малдер.

– Игорь тоже увлекается здоровым образом жизни, – пояснила я с легкой усмешкой. Лиза уловила суть игры и тоже включилась. Мама беспомощно переводила взгляд с одного заговорщика на другого.

– Тоже? – воскликнул тот с преувеличенным возмущением. – И про кого это ты говоришь «тоже»? Ты-то, как мне кажется, далека от здорового образа жизни, как от Марса. И я имею в виду расстояние до планеты, в буквальном смысле.

– Ну и какое оно? – рассмеялась я.

– Что – оно?

– Расстояние? Если ты говоришь о нем в буквальном смысле, то хотя бы должен представлять, насколько это далеко.

– Ну… видишь ли, Фая, расстояние до Марса – величина довольно приблизительная.

– Скажи об этом астрономам, – фыркнула я.

– Я имею в виду, что орбиты планет столь сложны, что расстояние между ними постоянно меняется. Кажется, минимальное расстояние между Землей и Марсом может равняться пятидесяти миллионам километров. А максимум – в восемь раз больше. Впрочем, так и ты по отношению к ЗОЖ – то приближаешься, то удаляешься. – Игорь довольно улыбался, глядя на мое изумленное лицо. Я прищурилась с подозрением.

– Ты смотрел этот фильм. Кажется, «Марсианин». С этим, как его…

– Мэтт Деймон, – вдруг подал голос Сережа. – Вообще, забавно, что в любом фильме, где нужно спасать кого-нибудь из какой-нибудь жуткой дали, это делает именно Мэтт.

– «Спасти рядового Райана», – кивнул Игорь. – «Марсианин».

– «Интерстеллар» тоже, – добавил Сережа. – Только там он был «плохим парнем», для разнообразия.

– Да даже «Идентификация Борна», – пожала плечами я.

– Ну, там его не спасали, – возразил Сережа, а Лиза принюхалась и встала.

– Кажется, мясо готово.

– Мясо? – повторила за Лизой мама. – Мы что, в самом деле будем говорить о мясе? Фая?

– Маргарита Венедиктовна, могу я? – спросил вдруг Игорь.

– Ну… да, конечно, – растерянно кивнула мама.

– Могу я поздравить вас с такой счастливой новостью? Боже мой, второй внук или внучка. Володя, а ты кого хочешь? Братика или сестричку? – Игорь склонил голову набок и улыбнулся Вовке. Тот оторвался от своего альбома и посмотрел на нас.

– Я хочу «женщину-кошку», – сказал он с невероятно важным и серьезным выражением лица. И смешно сморщил нос. Скандал определенно не складывался, как мама ни пыталась его начать.

Имей смелость признаться, чего ты хочешь на самом деле! Мороженого?

Игорь стоял рядом со мной на забитой до предела парковке около дома Лизаветы и завязывал мне шарф. Сначала я упиралась, не хотела его надевать. После во всех смыслах жаркой посиделки у сестры мне любой холод был нипочем, но, постояв на сыром мартовском ветру, поняла, что Малдер был прав, когда советовал застегиваться на все пуговицы. Мы не могли уехать, потому что вишневый «Опель» оказался заблокированным другой машиной – нормальная практика для московского двора.

– Нет, ну это нормально? – возмутилась я, оглядываясь по сторонам. – Что нам с того, что этот придурок оставил свой телефонный номер под лобовым стеклом, если до него невозможно дозвониться?

– Может быть, твоя сестра знает, чья это машина? – спросил Игорь, затягивая свой шарф на моей шее поплотнее. Его машина была так хорошо, так аккуратненько припаркована, что этот «захватчик» на грязном «Рено» даже не подумал, что «Опель» может скоро уехать. В результате мы с Малдером должны были мерзнуть и звонить неизвестно куда, «на деревню дедушке». Впрочем, я не жаловалась даже на то, что мне завязали шарф. – Так. Теперь намного лучше.

– Чувствую себя трехлетним ребенком, – пробормотала я несколько раздосадованно, хотя ощущала я себя не так. Вся эта сцена – моя замерзшая лохматая голова, и Игорь, заботливо снимающий шарф со своей шеи, – все это вызывало во мне нетипичные чувства, оценить и назвать которые у меня не получалось. Благодарность? Да, безусловно, я была ему благодарна. Он ведь практически спас нас всех от неминуемого скандала с мамой. Я усмехнулась, вспоминая.

– Что тебя так насмешило? – удивился Игорь.

– Я вспомнила мамино лицо, когда ты поздравил ее с новым внуком.

– И что же ту смешного?

– Тебе не понять, – покачала головой я. – Наша семейка – это же дурдом на выгуле. А с тобой вдруг весь обед был такой нормальный. Мама даже не знала, как ей вывернуть, чтобы и Лизавете сказать все, что она думает, и перед тобой не ударить в грязь лицом.

– Весь вопрос в том, почему ты считаешь свою семью чем-то вроде дурдома, – задумчиво протянул Игорь, снова набирая телефонный номер хозяина машины, мешающей нам выехать. А я боялась признаться, что даже рада, что его машина заблокирована и мы не можем расстаться. Я не хотела расставаться с ним, мне было спокойно и хорошо. – Алло, доброго дня. Машинку передвинете? Спасибо.

– Ответил? – с сожалением переспросила я, и Игорь кивнул.

– Да, сейчас придет. Не опоздаешь на бал, принцесса, – усмехнулся он. – У тебя вместо туфелек будут кроссовки, как я понимаю.

– У Саши день рождения, – извиняющимся тоном пробормотала я, а Игорь только махнул рукой.

– Я понимаю. Конечно. – И он отвел взгляд. – Фаина, у вас прекрасная семья. Ты не видишь, потому что находишься внутри, а мне снаружи все это лучше видно.

– Еще добавь: «как профессионалу», – рассмеялась я.

– А что? Уж поверь, о том, как выглядит настоящий дурдом, мне лучше знать.

– Серьезно?

– Между прочим, ты уже спрашивала с диким сомнением в голосе, есть ли у меня медицинское образование, и я, кажется, ответил на этот вопрос. Так вот – да, я работал в психиатрической больнице сразу после института, отработал почти пять лет, изучал влияние допамина и других нейромедиаторов у пациентов с сильными психозами. Не важно. Я ушел именно потому, что понял: для меня лично стала теряться линия между нормой и патологией. Психиатрия – совсем неточная наука, тут ты прямо попала не в бровь, а в глаз. Это аппендицит можно вырезать с высокой степенью уверенности в том, что ты вырезал именно его. В психиатрии грань между диагнозом и гениальностью так тонка, что зачастую пациент вполне может получить Нобелевскую премию. И тут же из окна выпрыгнуть. Или просто думать, что он получил Нобелевскую премию. Ведь выдающиеся состояния – это тоже уход далеко за черту нормы.

– То есть ты решил заниматься проблемами нормальных людей? Тогда при чем тут я? – улыбнулась я, пытаясь сгладить складку, которая пролегла между бровей Игоря, изменив это открытое лицо, придав ему тревожный вид.

– Ха-ха-ха, – передразнил меня он, но улыбнулся. Я вдруг очень ясно увидела, насколько мало знаю этого мужчину, стоящего рядом со мной, и насколько мне хочется знать его лучше. Намного лучше. С кем еще я могу вести разговоры о котах Шредингера? Кто еще повяжет мне шарф? – О, вот и наш избавитель.

– Прости, мужик. Телефон в куртку положил, а сам ушел спать. – Водитель заблокировавшего нас «Рено» бросился к нам, забрасывая нас наперед оправданиями и извинениями, а я подумала: «И чего тебе не спалось?» Хотя… кто ж спит в такое время, когда еще даже Хрюша со Степашкой бодры и полны сил?

– Ничего. Фая, ты же еще не совсем опоздала? Как думаешь, твой Саша не слишком обидится?

– Мой Саша? – нахмурилась я. – Вовсе он и не мой.

– Ну… по крайней мере, в планах-то он – ваш с сестрой, – пожал плечами Игорь так, словно это был вопрос решенный. Машина была освобождена от плена, и предо мной раскрылись двери. То бишь дверца – с пассажирской стороны вишневого «Опеля». А я уже не была уверена, что хочу ехать на бадминтонную вечеринку. То есть… я хотела поехать и даже – странное дело – испытывала странное желание «постучать», если мне разрешат. Но одновременно мне бы хотелось остаться здесь, послушать что-нибудь еще о психологии – да, да, дожили… Или чтобы Апрель пошел со мной туда, в спортзал. Да, мне захотелось этого настолько, что я чуть было и в самом деле не позвала его с собой. Но это не мой день рождения, не мой «халявный» зал и не мои друзья.