– Попасть туда – вовсе не бозон Хиггса, – фыркнула я.

– Ой, такие намеки! Ты меня смущаешь, Ромашечка. Значит, вы и есть тот самый Игорь Вячеславович?

– Что значит – тот самый? – удивленно переспросил Апрель, а я со всей силы пнула Машу ногой под столом. – За что? – И психотерапевт подпрыгнул на месте, развернулся и принялся потирать ушибленное место.

– Я ошиблась, – пробормотала я и покраснела. Господи, взяла и со всей дури треснула по ноге моего Малдера. Тот, кажется, в шоке. Еще бы…

– Да, Плейшнер, вы ошиблись, – показала мне язык Маша. – Потеряли былую меткость.

– А вы ничего так пинаетесь, – проворчал потерпевший. – Значит, я и есть – «тот самый»? Потрудитесь пояснить? Чего именно во мне того самого, вы же у меня были-то только два раза.

– Да, но меня вы буквально на ноги поставили! – едко ответила я, скривив рожу. – Теперь не хожу – летаю. На ваших таблетках…

– На таблетках? На каких таблетках? Я люблю таблетки, – оживилась Маша. – Недавно подружка привезла из Штатов новые таблетки от головы. В смысле, для головы. Как же они… «Черный тмин», что ли? Вот пью теперь.

– И как? – заинтересовался Апрель.

– Не знаю. Вроде память та же – девичья. – И Машка кокетливо улыбнулась. Я сидела и тщетно пыталась уговорить себя, что мне нет никакого дела, если Маша вдруг перенесет весь потенциал своего поискового браузера на Малдера. Да, это было бы вполне логично, разве нет? Малдер красивее Кренделя. Тот – просто высокий шкаф, квадратный со всех сторон, и даже модельная стрижка не может помочь избавить его от этого своеобразного имиджа Майка Тайсона. Слишком широкие плечи, а он к тому же еще и пиджаки носит на размер больше, чтобы не давили. Да, побрякушки, запонки там всякие, часы, дорогие перьевые ручки – все это сглаживало эффект. Но Малдер и без запонок обладал уникальной мужской грацией, прежде показывающей ум, а уж затем силу. Он был строен и высок, но двигался легко и грациозно, но при этом не был слащав. Кушал опять же аккуратно и естественно, словно еще в младенческом возрасте его кормили не только с ложечки, но и с вилочки, и с ножа. Таким должен быть мужчина, в которого влюбляешься. Что, если и Маша Горобец – точно такого же мнения? А голос? Не высокий, скорее низкий, как у Левитана. Вкрадчивый, насмешливый. Конечно, Машке не устоять. Куда там нашему Кренделю… Я даже почувствовала какую-то обиду за Кренделя, будто Маша прямо тут, в столовой, изменяла ему на застеленном клеенкой столике.

– «Черный тмин» сейчас в моде, но мода эта постоянно меняется, – пожал плечами Малдер. Я смотрела на него, продолжая проводить тайный сравнительный анализ. Глаза зеленые, цвета хаки. Острый взгляд, умный. Крендель все стены завесил сертификатами и дипломами, чтобы показать, что не только в качалку ходил. У Игоря Вячеславовича на лбу было написано высшее образование и пара языков. Даже если не так.

– Парле ву франсе? – выпалила я неожиданно даже для самой себя.

– Что? – переспросил Апрель. Кажется, не расслышал. Я покачала головой.

– Ничего. Маша, тебе в бухгалтерию не пора? Вам не говорили, что скоро будут собирать показатели эффективности?

– У нас эффективность высочайшая, мы годовой отчет сдаем. С нас взятки гладки. – И Маша посмотрела на меня «расстрельным» взглядом. – Игорь Вяче… в смысле, Игорь, могу я вас кое о чем попросить? Вы принимаете только в офисе? – спросила Маша, недвусмысленно улыбаясь. – На дом не выезжаете?

– Нет, Маша, не выезжаю. А вам что, нужна помощь?

– Ох как нужна… – причмокнула накрашенными губами Маша. – Так я запишусь?

– Да-да, конечно. Запишитесь через отдел кадров. Мы, правда, сейчас записываем на конец апреля.

– На конец… ха-ха, – и Маша встала, глумливо улыбаясь. – Так я пошла… записываться на конец Апреля? – И ушла, мерзавка, вихляя бедрами, как продажная женщина, причем с не самым высоким ценником. Тоже мне, Джулия Робертс! Я злилась, а Малдер проявлял поразительную тупость, кажется даже не врубившись во всю грязную подоплеку Машкиной шуточки.

– Но как же вы записываете… я же должна была к вам на этой же неделе прийти? – возмутилась я.

– Вы – действующий клиент, для вас я место найду. Но я так понял, что сеансы мои вы считаете бессмысленными.

– А можно… – я прикусила губу, – можно мои сеансы как бы переписать на другого человека?

– На кого? На бадминтониста вашего? – И Малдер вдруг сжал губы и отвернулся, потянувшись к компоту.

– Зачем на бадминтониста? С бадминтонистом вроде все хорошо.

– Да? Рад за вас, – выпалил Апрель, опрокидывая компот залпом, словно это была водочка. Заспешил?

– У меня беда. Знаете… такая беда с сестрой. Ой, и ведь никого не слушает. А вот вас бы она обязательно послушала. Она психологов обожает.

– В отличие от вас, – утвердительно процедил он. – И что же? Вы хотите, чтобы она пришла вместо вас?

– Ох, что вы. Она не придет. Она сама – тот еще психолог. Беременная. Замуж собралась, а замуж ей вообще не надо, понимаете?

– Не понимаю, – растерянно посмотрел на меня Апрель. – Могу с полной уверенностью сказать, что, кажется, ничего не понимаю. Ваша сестра беременна? А замуж ей не надо?

– Я вам все подробно расскажу. Вот если бы вы пошли со мной! – лепетала я.

– С вами? Куда? – И Малдер замер, перестал, кажется, злиться. Мой внутренний голос заорал на все подсознание, что я сошла с ума и что мне необходимо немедленно заткнуться. Но кто бы я была, если бы не умела «забивать» на здравый смысл.

– Мы… она собирает вечеринку, хочет объявить о помолвке. Всякие друзья семьи, все такое. Вовка, племянник мой. А ведь ее надо как-то отговорить. Вот я уверена, что вас бы она обязательно послушала.

– Думаете? Беременная женщина, которая хочет замуж, послушает меня? – На лице моего Апреля появилось забавное выражение лица. Он словно пытался предугадать, что я скажу дальше, и заранее веселился.

– Беременная второй раз женщина, которую уже один раз обманули, – пояснила я. – И меня она не слышит. Он сделает ее несчастной – и вы будете в ответе.

– Я? Это еще почему? – изумленно переспросил он.

– Ну как же? Вы же давали эту клятву, как ее там? Гиппопотама.

– Гиппократа, – поправил меня Апрель.

– Игорь Вячеславович, не привязывайтесь к словам. – Вы – врач, и я обращаюсь к вам за помощью. Что вы все прячетесь от реального дела за уютными стенами нашей корпорации? В то время как людям грозят страшные опасности.

– И все очень плохо, да? – хмыкнул он.

– Конечно, плохо. Я вам расскажу. – Я ковала железо, пока горячо, даже не пытаясь придать оценку своим вероломным действиям и недопустимому поведению.

– Значит, так. Я с удовольствием схожу в гости с вами, если вы будете так любезны все мне рассказать – это раз. Второе…

– Ого, перешли к выдвижению требований? – улыбнулась я. – Это я люблю. Чтобы все было четко и ясно.

– С вами, Фаина Павловна, мало что может быть четко и ясно. Вы – как пресловутый кот ваш. Почитал я про него. Мутное животное, воображаемое к тому же. И вы говорите мне, что понимаете, о чем идет речь, когда говорят о квантовой механике. Это уже делает диалог с вами затрудненным. Я, к примеру, часто и двух слов не могу понять из вашей речи. Так что…

– Второе требование? – улыбнулась я.

– Ах да. Я не собираюсь ни в чем вашу сестру переубеждать. Это неэтично. Я могу просто посмотреть, что там у вас происходит, и сказать вам свое мнение.

– Уже неплохо. Это все?

– Нет, не все, – строго пробормотал он. – Поскольку мы, Фаина Павловна, явно вступили с вами в контакт вне зоны моего профессионального интереса, я не имею права больше быть вашим психотерапевтом. Понимаете? Но, исходя из того, что вы в нем вроде как никогда и не нуждались…

– Не-а, не нуждалась, – подтвердила я.

– …предлагаю стать друзьями. И звать меня в таком случае просто Игорем. Согласны?

– Просто Игорем? – вытаращилась на него я. Малдер сидел и улыбался странной, непереводимой для меня улыбкой.

– А я вас буду называть так, как вас зовут друзья. У вас же есть друзья? За пределами квантовых миров, я имею в виду?

– Ну… есть, наверное, – пожала плечами я.

– Да-да, бадминтонист ваш. Спорт – это прекрасно. Спорт объединяет, дает общие интересы, возрождает к жизни, стимулирует соревновательность, стремление к росту. – Апрель вдруг нахмурился и заговорил штампами из очередной психологической статьи.

– Игорь! – пробормотала я. – Так вы правда поедете? Можете звать меня Фаей. Или Ромашкой. Меня так все зовут.

– Ромашкой? – спросил он и улыбнулся.

– Столик свободный? Вы закончили? – Над нами навис какой-то лоб из отдела логистики, кажется негодуя и испепеляя нас взглядом. Еще бы, в столовой началась самая жаркая пора, а мы сидели над горой опустевших тарелок и потягивали компот. То есть я потягивала.

– Мы закончили, – подтвердил он, немного смущаясь. – Пойдемте, Фая? Расскажете мне побольше о ситуации с вашей сестрой? Отчего вы так убеждены, что ей не нужно выходить замуж? Вы против института семьи и брака в целом?

– Я не против семьи, но против брака, – ответила я. – А в ее случае он просто неизбежен.


Мы вышли из столовой, продолжая обмениваться шуточками, а потом разошлись по коридорам. Я отправилась к себе на двадцать шестой этаж повышать эффективность, а именно – делать вид, что я работаю над приложением учета энергопотребностей, в то время как мне предстояло решить сложнейшую задачу. Как, скажите, я могу привести Малдера на вечеринку в честь Лизиной помолвки, если она вовсе не собиралась никого собирать. Получается, теперь я должна убедить Лизавету устроить вечеринку в честь помолвки, против которой, она знает, я категорически возражаю.


– Ромашка! Где тебя носило? – спросил меня Саша слегка обиженным тоном. – Ты насчет воскресенья помнишь?

– Конечно, помню, – автоматически ответила я, даже не задумываясь о том, что именно помню про воскресенье. Знаю, что оно есть, что идет оно после субботы, а за ним неминуемо наступает понедельник.