Анна Голон - Анжелика

«Уж во всяком случае, не такое бесстыдство, как у вас в Лувре», — чуть было не вырвалось у Анжелики. Но она взяла себя в руки.

— Вашему величеству не правильно истолковали смысл этих празднеств. Моему мужу нравилось возрождать в своем Отеле Веселой Науки давние традиции провансальских трубадуров, которые воспитывали галантность по отношению к дамам, превращая это чуть ли не в культ. Конечно, беседы носили и фривольный характер, поскольку говорили о любви, но все — в рамках приличия.

— И вы не ревновали, сударыня, видя, как столь любимый вами муж предается разврату?

— Я никогда не замечала, чтобы он предавался разврату, я имею в виду то, что называете развратом вы, сир. Древние традиции трубадуров учат хранить верность женщине, своей избраннице, будь то законная жена или любовница. Его избранницей была я.

— Однако вы долго не желали смириться с его выбором. Почему же на смену вашему отвращению пришла вдруг столь страстная любовь?

— О, я вижу, ваше величество интересуют малейшие подробности интимной жизни ваших подданных, — сказала Анжелика, на этот раз не сумев скрыть иронии.

Все в ней клокотало от ярости. Ей безумно хотелось бросить ему в лицо что-нибудь очень оскорбительное. Ну, к примеру, спросить: «Может, ваши шпионы каждое утро сообщают вам, кто из знатных подданных королевства ночью занимался любовью?»

Она с большим трудом сдержалась и опустила голову, боясь, что выражение лица выдаст ее чувства.

— Сударыня, вы не ответили на мой вопрос, — ледяным тоном напомнил король.

Анжелика провела ладонью по лбу.

— Почему я полюбила этого человека? — прошептала она. — Наверно, потому, что он наделен достоинствами, благодаря которым женщина чувствует себя счастливой, став его рабой.

— Значит, вы признаете, что ваш муж вас околдовал?

— Я прожила с ним пять лет, сир, и готова поклясться на Евангелии, что он не колдун и не волшебник.

— А вы знаете, что его обвиняют в колдовстве?

Анжелика молча кивнула головой.

— И дело не только в его странном влиянии на женщин, но и в весьма подозрительном происхождении его огромного состояния. Говорят, он вступил в сделку с сатаной и получил от него секрет превращения металлов в золото.

— Сир, пусть мой муж предстанет перед судом, и тогда он без труда докажет, что стал жертвой ошибочных убеждений алхимиков, придерживающихся давно устаревших взглядов, приносящих в наше время больше вреда, чем пользы.

Лицо короля немного смягчилось.

— Согласитесь, сударыня, что и вы и я мало смыслим в алхимии. Однако не скрою, что те объяснения, которые мне дали по поводу дьявольских методов, применяемых мессиром де Пейраком, весьма туманны и требуют уточнения.

У Анжелики чуть не вырвался вздох облегчения.

— Как я счастлива, сир, слышать из ваших уст слова, исполненные такого понимания и великодушия!

В тонкой улыбке короля промелькнула тень недовольства.

— Не будем забегать вперед, сударыня. Я сказал только, что просил представить мне дополнительные сведения по поводу этих превращений.

— Но в том-то все и дело, сир, что мой муж никогда не занимался никакими превращениями. Он просто разработал способ извлекать с помощью расплавленного свинца из некоторых горных пород мельчайшие крупинки золота, которые там содержатся. И, применив этот способ на практике, он разбогател.

— Если его способ честный и чистый, то совершенно естественно было бы раскрыть его секрет и своему королю, а граф никогда ни словом никому не обмолвился о нем.

— Сир, я была свидетельницей того, как он от начала до конца продемонстрировал его нескольким сеньорам, а также доверенному лицу архиепископа Тулузского. Но этот способ применим лишь к некоторым породам, к так называемым золотоносным жилам, которые, в частности, есть в Пиренеях, да к тому же применять его умеют только саксонские мастера. Короче, граф может поделиться не какой-то кабалистической формулой, а своими знаниями в этой области, новыми открытиями и значительными доходами.

— Но он, конечно, предпочитал хранить в тайне свой способ, который сделал его богачом и в то же время служил предлогом, чтобы принимать у себя чужестранцев — испанцев, германцев, англичан и еретиков из Швейцарии. И таким образом он мог свободно подготавливать мятеж в Лангедоке.

— Мой муж никогда не устраивал заговоров против вашего величества.

— Однако высокомерие и независимость, которые он выказывал, говорят о другом. Согласитесь, сударыня, что дворянин, который ничего не просит у короля, — явление не вполне нормальное. Но если этот дворянин к тому же еще и хвастается тем, что не нуждается в своем монархе, то это переходит все границы.

Анжелику начал бить озноб. Приняв смиренный вид, она попыталась объяснить, что Жоффрей — оригинал, что из-за своего физического недостатка он не мог вести образ жизни, обычный для людей его круга, и поэтому решил взять реванш в науке, чего и достиг благодаря своему уму и знаниям.

— Ваш муж хотел создать государство в государстве, — сурово отрезал король. — Он отвергал и религию. Не знаю, чернокнижник он или нет, но, во всяком случае, он стремился властвовать с помощью денег и роскоши. С тех самых пор, как его арестовали, в Тулузе, да и во всем Лангедоке происходят бурные волнения. Не думайте, сударыня, что я подписал приказ о его аресте, не имея к тому более серьезных оснований, чем обвинение в колдовстве. Хотя оно и вызывает тревогу само по себе, еще страшнее те роковые последствия, которые оно влечет за собой. У меня имелись веские доказательства измены графа.

— Изменники всюду видят измену, — медленно проговорила Анжелика, и ее зеленые глаза метнули молнии. — Если ваше величество назовет мне имена тех, кто так оклеветал графа де Пейрака, то я уверена, что обнаружу среди них лиц, которые еще совсем недавно действительно участвовали в заговоре против королевской власти и даже посягали на жизнь вашего величества.

Людовик XIV выслушал ее с бесстрастным видом, но все же лицо его едва заметно омрачилось.

— Вы берете на себя большую смелость, сударыня, судить о том, кому я должен доверять. Злобные, но укрощенные и закованные в цепи животные мне нужнее, чем надменный, независимый вассал, который живет вдали от двора и того и гляди станет соперником. Пусть судьба вашего мужа послужит уроком для всех тех сеньоров, которые пытаются поднять голову. Посмотрим, сумеет ли он своим золотом подкупить судей, придет ли ему на помощь сатана. Я защищу мой народ от гибельного влияния тех знатных дворян, которые притязают на безраздельную власть над телами и душами подданных королевства и даже самого короля.

«Мне следует с рыданиями броситься ему в ноги», — подумала Анжелика.

Но она не могла заставить себя сделать это. Король в ее глазах перестал быть королем. Она видела просто молодого человека, своего ровесника — ему тоже было двадцать два года, — и она испытывала непреодолимое желание схватить его за кружевное жабо и потрясти, как трясут оливковое дерево.

— Так вот каково правосудие короля, — проговорила она срывающимся голосом, который сама не узнала. — Вас окружают убийцы в напудренных париках, разбойники с плюмажами, льстивые и подлые вымогатели. Фуке, Конде, разные там Конти, Лонгвили, Бофоры… Человек, которого я люблю, никогда не был изменником. Он преодолел самые страшные невзгоды, он отдавал в королевскую казну золото, которое нажил благодаря своему гению, ценой огромных усилий и неутомимого труда. Он ни у кого ничего не просил. Вот этого ему никогда не простят…

— Да, этого ему никогда не простят, — как эхо повторил за ней король.

Он подошел к Анжелике и с силой схватил ее за руку, выдав ярость, клокотавшую в нем, хотя лицо его выражало подчеркнутое спокойствие.

— Сударыня, вы выйдете из этой комнаты свободно, хотя я мог бы приказать арестовать вас. Помните об этом всегда, когда вам придет в голову усомниться в милосердии короля. Но будьте осторожны! Я не желаю больше слышать о вас, иначе я буду безжалостен. Ваш муж — мой вассал. Так дайте же возможность свершиться королевскому правосудию. Прощайте, сударыня!

«Все погибло!.. По моей вине!.. Я погубила Жоффрея…» — твердила себе Анжелика.

В полной растерянности она бежала по галереям Лувра. Надо найти Куасси-Ба! Надо повидаться с герцогиней де Монпансье!.. Охваченная ужасом, она тщательно искала дружеской поддержки. Но все, кто встречался ей на пути, были глухи и слепы, как тени, как какие-то бесплотные существа, явившиеся из другого мира.

Надвигалась ночь, а с нею и октябрьская буря, которая врывалась в окна, пригибая пламя свечей, свистела под дверьми, колыша драпировки.

Колоннады, маскароны, огромные, величественные, погруженные во мрак лестницы, переходы, галереи, каменные плиты пола, позолоченная мебель, зеркала, карнизы… Анжелика блуждала по Лувру, словно по темному лесу или по какому-то странному лабиринту, из которого нет выхода.

В надежде найти Куасси-Ба она спустилась вниз и вышла в какой-то дворик, но ее остановил проливной дождь — из водосточных труб с грохотом низвергались потоки воды.

Под лестницей, спасаясь от дождя, у жаровни грелись итальянские комедианты, которые вечером должны были играть перед королем. Красный отсвет пылающих углей падал на пестрые костюмы Арлекинов, на их черные маски, на белые одежды Панталоне и его клоунов.

Вернувшись на второй этаж, Анжелика увидела наконец знакомое лицо. Это был Бриенн. Он сказал ей, что встретил мессира де Префонтена у юной принцессы Генриетты Английской, возможно, он скажет Анжелике, где находится сейчас герцогиня де Монпансье.

У принцессы Генриетты за столами шла крупная игра в карты. В просторной гостиной от весело горевших восковых свечей было тепло. Анжелика увидела д'Андижоса, Пегилена, д'Юмьера и де Гиша. Они были поглощены игрой, а может быть, просто делали вид, что не замечают госпожу де Пейрак.