Картина показалась еще более мрачной, когда Жоффрей де Пейрак, гордо неся свое истерзанное пыткой тело, хромая, направился к раскаленной печи.

Подсудимый попросил одного из судебных приставов поднять черную пористую глыбу, похожую на шлак, и показать ее сначала председателю, а затем всем судьям. Другой пристав подносил каждому из них сильное увеличительное стекло, чтобы они могли как следует разглядеть ее.

— Господа, это штейн расплавленного золотосодержащего пирита, добытого на моих рудниках в Сальсини, — объяснил де Пейрак.

Беше подтвердил.

— Правильно, это то самое черное вещество, которое я размолол и промыл, но золота в нем не обнаружил.

— Ну что ж, отец мой, — сказал подсудимый с почтительностью, которая вызывала восхищение у Анжелики, — сейчас вы еще раз покажете нам свое умение вымывать золото. Куасси-Ба, подай ступку.

Монах засучил широкие рукава сутаны и рьяно принялся дробить и растирать кусок черного штейна, который довольно быстро превратился в порошок.

— Господин председатель, будьте так любезны, прикажите принести большой чан воды и оловянный тазик, хорошо вычищенный песком.

В ожидании, пока два швейцарских гвардейца принесут все необходимое, подсудимый через приставов передал судьям слиток металла.

— Это свинец, из которого изготовляются пули и водопроводные трубы, свинец, как его называют специалисты, «бедный», так как он практически не содержит ни золота, ни серебра.

— Но как мы можем это проверить? — резонно заметил протестант Дельма.

— Я могу доказать вам это при помощи купелирования.

Саксонец Фриц Хауэр подал своему бывшему господину большую сальную свечу и два белых кубика размером в три-четыре дюйма. Жоффрей де Пейрак перочинным ножом вырезал углубление в одном из кубиков.

— Что это за белое вещество? Фарфоровая глина? — спросил Массно.

— Это купель из костной золы, той самой, которая произвела на вас такое впечатление в начале заседания. В действительности, как вы сейчас увидите, это белое вещество служит всего лишь для поглощения свинца, который мы расплавим сальной свечой…

Зажгли свечу, и Фриц Хауэр передал графу трубочку, согнутую под прямым углом, в которую тот стал дуть, направляя пламя свечи на кусочек свинца, положенный в углубление кубика из костной золы.

Изогнутый язык пламени принялся лизать свинец, который начал плавиться, выделяя при этом синеватый дым.

Конан Беше назидательно поднял палец.

— Авторитетные ученые называют это «выдуванием философского камня», — скрипучим голосом пояснил он.

Граф на секунду оторвался от трубки.

— Послушать этого глупца, так все печи превратятся в дыхание самого сатаны.

На лице монаха появилось мученическое выражение, и председатель призвал подсудимого к порядку.

Жоффрей де Пейрак снова принялся дуть в трубку. В сгущавшемся вечернем сумраке зала было видно, как расплавленный побагровевший свинец забурлил, потом успокоился и наконец потемнел, а подсудимый перестал дуть в трубку. Но вот облачко едкого дыма рассеялось, и все увидели, что свинец исчез.

— Фокус, который еще ничего не доказывает, — заметил Массно.

— Он доказывает только то, что костная зола впитала в себя, или, если предпочитаете, выпила весь окисленный «бедный» свинец. А это означает, что данный свинец не содержит ценных металлов, в чем я и хотел вас убедить этим опытом, который саксонцы называют «холостым опытом». Теперь же я попрошу отца Беше закончить промывку черного порошка, в котором, как я утверждаю, есть золото, и мы займемся выделением его.

Швейцарцы принесли чан с водой и оловянный тазик.

Круговыми движениями взболтав в тазике истолченный порошок и быстро слив воду, монах с торжествующим видом показал судьям небольшой осадок тяжелой породы, оставшийся на дне.

— Вот о чем я говорил, — сказал он. — Никакого золота, даже намека на него нет. Оно может возникнуть только с помощью магии.

— Золото невидимо, — повторил Жоффрей — Мои помощники добудут его из этого осадка, пользуясь только свинцом и огнем. Я не буду принимать участия в операции. Таким образом вы удостоверитесь, что я ничего не добавляю к тем действиям, не произношу никаких кабалистических формул, что это, можно сказать, кустарный способ добычи, и продемонстрируют его рабочие, такие же колдуны, как любой кузнец или котельник.

Мэтр Галлеман прошептал:

— Он говорит слишком просто и слишком хорошо. Сейчас они обвинят его в том, что он пытается околдовать суд и всю публику.

Куасси-Ба и Фриц Хауэр принялись за дело. Беше, явно встревоженный, но гордый своей миссией и сознанием того, что он играет все более значительную роль в процессе, на котором, по его глубокому убеждению, он по-своему защищает церковь, не вмешиваясь, наблюдал, как засыпали в печь древесный уголь.

Саксонец взял огромный глиняный тигель, положил в него свинец, растертый в порошок черный штейн и все это засыпал какой-то белой солью, судя по всему

— бурой. Сверху положил кусок древесного угля, и Куасси-Ба начал ногой раздувать мехи.

Анжелика восхищалась смирением, с каким ее муж, который до этого вел себя так гордо и надменно, разыгрывал эту комедию.

Он старался держаться подальше от печи, у скамьи подсудимых, но отблески пламени освещали его худое, осунувшееся, почти скрытое пышной шевелюрой лицо.

Во всей этой сцене было что-то зловещее и тягостное.

В жарком пламени печи содержимое тигля расплавилось, воздух наполнился дымом, едким запахом серы. Сидевшие в первых рядах начали кашлять и чихать.

Временами судей совсем заволакивало облаком темного дыма.

Анжелика даже подумала, что, пожалуй, судьи в какой-то степени заслуживают уважения за то, что согласились на этот если не колдовской, то, во всяком случае, весьма неприятный опыт.

Судья Бурье встал и попросил разрешения подойти поближе. Массно разрешил. Но Бурье, слывший мастером фальсификаций, которому король, как сказал адвокат, обещал три аббатства, в случае если подсудимому будет вынесен суровый приговор, остался стоять между печью, повернувшись к ней спиной, и подсудимым, с которого не спускал глаз.

Временами клубы дыма отклонялись в сторону Бурье, вызывая у него приступы кашля, но он все же упорно продолжал оставаться на своем неудобном и опасном посту, ни на минуту не отводя взгляда от графа.

Судья Фалло де Сансе, казалось, чувствовал себя как на раскаленных угольях. Он не глядел в лицо коллегам и беспокойно ерзал в своем кресле, обитом красным бархатом.

«Бедняга Гастон», — подумала Анжелика и тут же забыла о нем.

…Печь, в которую один из швейцарцев то и дело подкладывал уголь, раскалила тигель докрасна, затем почти добела.

— Стоп, — крикнул Фриц Хауэр. Весь в поту, покрытый сажей и пеплом, он все больше напоминал некое исчадие ада.

Он подошел к одному из мешков, достал из него большие гнутые клещи и вынул из огня тяжелый тигель. Откинувшись всем телом назад и твердо стоя на своих кривых ногах, он поднял его, казалось, без всякого труда.

Куасси-Ба подставил изложницу, и в нее потекла блестящая, как серебро, окутанная белым дымом струя.

Граф де Пейрак, словно очнувшись, усталым голосом пояснил:

— Итак, произведена плавка передельного свинца, который поглотил из золотосодержащего штейна ценные металлы. Теперь мы разобьем изложницу и немедленно произведем купелирование этого свинца в купели из костной золы, помещенной в глубине печи.

Фриц Хауэр показал эту купель — большую белую плиту с углублением посередине. Затем задвинул ее в печь и стал выбивать слиток из изложницы, положив ее на наковальню, и величественное здание суда несколько минут оглашалось громким стуком молота. Наконец слиток осторожно положили в углубление купели и снова раздули огонь. Когда купель и свинец накалились докрасна, Фриц Хауэр дал знак остановить мехи, и Куасси-Ба выгреб из печи остатки древесного угля.

В печи теперь находилась только красноватая купель, в которой бурлил расплавленный свинец, становясь все светлее.

Куасси-Ба, вооружившись маленькими ручными мехами, направил струю воздуха на кипящий свинец.

Холодный воздух не только не унял жар, но еще больше усилил его, и свинец стал ослепительно светлым.

— Вот оно, колдовство! — крикнул Беше. — Угля нет, а из адского огня рождается философский камень! Смотрите! Появляются три цвета!

Мавр и саксонец продолжали по очереди подавать воздух на расплавленный металл, который, словно блуждающий огонь, судорожно вздрагивал, мерцал, завихрялся. В центре массы сформировалось огненное яйцо, затем Куасси-Ба отложил мехи, и яйцо встало стоймя, завертелось волчком, потом начало блекнуть и постепенно совсем потемнело.

Но вдруг оно снова ярко засветилось, побелело, подпрыгнуло, выскочило из углубления купели, глухо стукнувшись об пол, и покатилось к ногам графа.

— Яйцо сатаны стремится к своему создателю! — закричал Беше. — Это молния с громом! Это гремучее золото! Сейчас будет взрыв!

Публика завопила. В полутьме, которая вдруг наступила в зале, слышно было, как Массно требовал свечей. Не обращая внимания на страшный шум, монах Беше продолжал кричать о «философском яйце» и «доме премудрого цыпленка» до тех пор, пока какой-то шутник клерк не влез на скамью и не прокричал звонким голосом «кука-реку».

«Боже мой, они ничего не понимают!» — подумала Анжелика, ломая руки.

Наконец в разных концах зала появились стражники, неся тройные канделябры, и шум понемногу утих.

Граф, который за все это время не шелохнулся, тронул палкой металлическое «яйцо».

— Куасси-Ба, подними слиток и передай его господину председателю.

В мгновение ока мавр подскочил к металлическому яйцу, взял его своей черной рукой, отчего оно показалось особенно блестящим, и поднес Массно.

— Это золото! — задыхаясь, проговорил судья Бурье, продолжая стоять, как изваяние.

Он хотел схватить его, но, едва притронувшись, закричал не своим голосом и отдернул обожженную руку.