Анна Голон - Анжелика. Война в кружевах

Лозен был в такой ярости, что к нему вернулся его южный акцент.

— Я наставил вам рога, месье! — зарычал он, пьяный от гнева. — И я настаиваю, чтобы вы потребовали у меня сатисфакции.

АНЖЕЛИКА приподнялась на постели: голова была тяжелой, во рту чувствовалась горечь. Занимался пепельный рассвет.

Она провела рукой по спутанным волосам. До головы было больно дотронуться. Потянулась, чтобы взять зеркало с ночного столика, но скривилась от боли. Кисть руки распухла. В полном отупении Анжелика посмотрела на рану — и сразу опомнилась: Филипп!

Она соскочила с кровати, спотыкаясь, надела туфли без задника. Надо куда-то бежать, узнать, что с Филиппом и с Пегиленом. Сумел ли король убедить их не сражаться? А если дуэль все-таки состоялась — что ожидает выжившего? Арест, тюрьма, опала?

О чем бы ни думала Анжелика, ей мерещились только ужасы, положение казалось совершенно безвыходным.

Скандал! Ужасный скандал!

Стоило лишь вспомнить о том, что произошло в Фонтенбло, как она вспыхивала от стыда.

Она снова видела, как Филипп и Пегилен вытаскивают шпаги и становятся в позицию на глазах у самого короля. Господа де Жевр, де Креки и де Монтозье попытались разнять дуэлянтов. Мессир де Монтозье сгреб в охапку горячего гасконца, который ревел: «Я наставил вам рога, месье!», и все взоры двора обратились к покрасневшей Анжелике в ее роскошном розовом платье, весьма красноречиво измятом.

Каким-то чудом она сумела собрать волю в кулак, подошла к королю и присела в глубоком реверансе, затем сделала глубокий реверанс перед королевой и удалилась с гордо выпрямленной спиной. Она шла мимо стоявших рядами придворных, провожавших ее насмешливыми или возмущенными взглядами, шепотом, приглушенным смехом, при этом ее окружало столь глубокое и ужасающее молчание, что больше всего на свете ей хотелось подхватить юбки и броситься бегом оттуда.

Но Анжелика стойко держалась до конца и вышла из зала, не ускорив шага, и только после этого скорее мертвая, чем живая, рухнула на банкетку на какой-то плохо освещенной и пустынной лестничной площадке.

Именно там некоторое время спустя Анжелику и обнаружила мадам де Шуази. Поджав губы, благородная дама сообщила маркизе дю Плесси-Бельер, что Его Величество отчитывает с глазу на глаз мессира де Лозена, а Его Высочество принц опекает оскорбленного супруга, и все надеются, что на этом неприятная ссора прекратится. Однако мадам дю Плесси должна понять, что ее присутствие при дворе нежелательно, и король уполномочил мадам де Шуази сообщить маркизе, что та должна без промедления покинуть Фонтенбло.

Бедная Анжелика выслушала приговор едва ли не с облегчением. Она бросилась в свою карету и заставила гнать всю ночь, не обращая внимания на ворчание кучера и лакеев, которые боялись, что в лесу на них нападут разбойники.

«До чего же мне не везет! — думала Анжелика, с горечью разглядывая себя в высоком зеркале туалетной комнаты: усталый вид, синие тени залегли вокруг глаз. — Каждый день и каждую ночь при дворе бессчетное количество женщин с легкостью обманывают своих мужей, и надо же такому случиться, что когда это сделала я, чуть небо на землю не упало. Нет, мне решительно не везет!»

Вчерашнее излишне обильное возлияние до сих пор туманило ее мозг и наполняло рот вязкой слюной. Анжелика была готова расплакаться. Она стала дергать за все звонки. Появились сонные зевающие Жавотта и Тереза. Анжелика приказала помочь ей одеться, а потом послала за Флипо, которому велела бежать в особняк маркиза дю Плесси на улицу Фобур Сент-Антуан и узнать все новости.

Она заканчивала одеваться, когда раздался шум кареты, медленно въезжавшей во двор особняка. Анжелика застыла, сердце колотилось, как сумасшедшее. Кто мог приехать к ней в шесть утра? Зачем?.. Она кинулась в переднюю, нетвердым шагом спустилась на несколько ступенек и перегнулась через перила.

Она увидела Филиппа, за которым следовал Ла Виолетт с двумя шпагами в руках и личный духовник маркиза.

Маркиз дю Плесси поднял голову.

— Я только что убил месье де Лозена, — заявил он.

Анжелика вцепилась в перила, чтобы не упасть. Ее сердце забилось еще сильнее. Филипп жив!

Она сбежала по лестнице и, подойдя к мужу, увидела, что его манишка и жилет перепачканы кровью. Плащ маркиза выглядел не так элегантно, как обычно, потому что Филипп поддерживал левой рукой правую.

— Вы ранены! — одними губами произнесла Анжелика. — Серьезно? Филипп, нужно сделать перевязку. Прошу вас, пойдемте!

Она помогла ему дойти до своей спальни. Видимо, Филиппу было совсем плохо, потому что он последовал за женой без каких-либо возражений. Он тяжело рухнул в кресло и закрыл глаза. Его лицо казалось белее воротника рубашки.

Анжелика лихорадочно схватила свою шкатулку с рукоделием, вынула ножницы и принялась резать ткань, пропитанную кровью. Она крикнула служанкам, чтобы те принесли воды, бинт, лечебные порошки и бальзамы и еще ликер венгерской королевы.

— Выпейте это, — сказала Анжелика, как только Филипп немного пришел в себя.

Рана не выглядела серьезной. Длинный разрез тянулся от правого плеча к левому боку, но он был совсем неглубоким. Анжелика промыла рану, обработала ее дижонской горчицей[49], присыпала порошком из панциря раков[50] и сверху приложила мазь Двенадцати апостолов[51].

Филипп перенес все процедуры, не поморщившись, даже когда его мазали горчицей. Казалось, он о чем-то глубоко задумался.

— Я все спрашиваю себя: как они решат вопрос этикета? — произнес он наконец.

— О каком этикете вы говорите?

— Об этикете ареста. В принципе, арест производит капитан королевской охраны, но действующий капитан — не кто иной, как граф де Лозен! Он ведь не может арестовать самого себя, не так ли?

— Едва ли это возможно, особенно учитывая, что он умер, — заметила Анжелика с нервным смешком.

— Умер? Да у него ни царапины!

Анжелика застыла с бинтом в руке.

— Но вы только что сказали…

— Я хотел посмотреть, упадете ли вы в обморок.

— Я не буду падать в обморок из-за Пегилена де Лозена! Конечно, я огорчилась… но, Филипп, тогда получается, что поражение потерпели вы?

— Надо же было каким-то образом остановить эту дурацкую дуэль. Я не собирался портить двадцатилетнюю военную дружбу с Пегиленом из-за какой-то…

— Безделицы, — выпалила Анжелика, чтобы избежать очередной грубости. — Да, я знаю… король тоже называет меня Безделицей.

И она разрыдалась. Плакать по любому поводу было совсем не в ее характере, но казалось, вина Фонтенбло, которыми она вчера злоупотребила, открыли неиссякаемый источник слез.

Слезы падали на бинт, которым она продолжала перевязывать раненого мужа.

— Филипп! О Господи… Филипп! Как глупо… Почему все так ужасно получилось?! Я так хотела… любить вас.

Маркиз предостерегающе поднял руку, призывая ее к молчанию.

— Кажется, вот и они, — сказал дю Плесси.

На мраморной лестнице послышалось звяканье шпор и сабель. Дверь медленно отворилась, и в комнату заглянул смущенный граф де Кавуа.

— Кавуа! — воскликнул Филипп. — Ты пришел меня арестовать?

Граф удрученно кивнул.

— Прекрасное решение. Ты — полковник мушкетеров, и после капитана королевской стражи его функции должны перейти именно к тебе. Что с Пегиленом?

— Он уже в Бастилии.

С болезненной гримасой Филипп поднялся.

— Пойдем. Мадам, будьте так любезны, накиньте мне на плечи камзол.

Но услышав слово «Бастилия», Анжелика потеряла голову. Все повторяется!.. Они опять пришли, чтобы отнять у нее мужа и посадить его в Бастилию. Побледнев, как полотно, она умоляюще сложила руки.

— Мессир де Кавуа! Заклинаю вас, только не Бастилия.

— Мадам, я сожалею, но таков приказ короля. Вы должны знать, что дуэль — это серьезный проступок, и мессир дю Плесси совершил его вопреки запрещающим эдиктам. Но успокойтесь, с ним будут хорошо обращаться, о нем позаботятся. Есть разрешение, чтобы его сопровождал слуга.

Граф протянул Филиппу руку, чтобы тот мог о нее опереться.

Из груди Анжелики вырвался крик раненого зверя:

— Только не в Бастилию!.. Заприте его где угодно, но не в Бастилии!

Оба дворянина, уже подошедшие к двери, обернулись и с непониманием посмотрели на нее.

— И где же вам угодно, чтобы меня заперли? — возмущенно спросил Филипп. — Может быть, в Шатле, с деревенщиной?

* * *

Все начиналось заново! Ожидание, тишина, невозможность что-либо сделать, неотвратимость гибели. Анжелика мысленно видела, как она опять неуверенно бредет по дороге… Ее охватил безумный страх, как бывает в ночных кошмарах, когда вы тщетно пытаетесь бежать, а ноги, налитые свинцом, прирастают к земле. Несколько долгих часов маркизе казалось, что она теряет рассудок.

Ее служанки были потрясены, видя свою всегда хладнокровную и энергичную хозяйку в таком состоянии! Наконец они пришли к единственному решению, которое могло бы успокоить Анжелику:

— Вам необходимо навестить мадемуазель де Ланкло, мадам. Мадемуазель де Ланкло.

Они едва ли не силком запихнули маркизу в портшез.

Это была правильная мысль. Только Нинон с ее уравновешенностью, опытом, тактом и чуткостью могла выслушать Анжелику, не принимая ее за сумасшедшую или не впадая в панику.

Нинон укачивала свою подругу в объятиях, называла ее «нежным сердечком», а когда Анжелика немного успокоилась, стала объяснять, что ситуация вполне заурядная. Случается великое множество похожих историй. Каждый день мужья дерутся на дуэли и мстят за оскорбленную честь.