К вечеру длинная череда экипажей, трясущихся по дороге, почти добралась до армии, которая уже виднелась с небольшого холма. Мадемуазель де Лавальер поняла, что король должен находиться в лагере. С мужеством, порожденным отчаянием, она приказала гнать экипаж напрямик, через поля.

Королева заметила этот маневр и пришла в неописуемый гнев. Она хотела приказать офицерам догнать и остановить карету. Вся ее свита умоляла Марию-Терезию не делать этого и успокоиться. Появление короля, выехавшего навстречу королеве другой дорогой, прервало трагикомическую сцену.

Монарх был верхом, с ног до головы перепачкан грязью, но в отличном расположении духа. Людовик спешился и извинился за то, что не может сесть в карету: ведь он весь в грязи. Но после недолгого разговора с королевой у двери ее экипажа его лицо помрачнело.

Людовик заверил супругу, что не просил мадемуазель де Лавальер прибыть в армию и отнюдь не жаждет ее присутствия. Что за новость узнала застенчивая любовница? Что заставило ее преодолеть обычную робость? Чего она опасалась? Какие мысли пришли ей в голову?

На самом деле все было просто. Осыпанная почестями и деньгами, оставленная в Версале одна, Луиза поняла, что она брошена. Преодолевая головокружение, доведенная до отчаяния женщина приказала заложить карету и галопом помчалась на север, впервые ослушавшись короля. Пускай гнев, лучше самая страшная кара, только не горькое неведение, сжимающее сердце, или страшные видения, в которых Лавальер представляла любимого в объятиях другой…

На ужин, поданный на следующей стоянке, фаворитка не явилась. Ночлег предстоял ужасный. В поселке было только четыре каменных дома, а остальное жилье — глинобитные лачуги.

Анжелика, бродившая в поисках пристанища в сопровождении девиц Жиландон и трех служанок, встретила мадемуазель де Монпансье, такую же неприкаянную, как и она сама.

— Теперь мы действительно на войне, моя милая. Мадам де Монтозье улеглась на куче соломы в каком-то чулане, фрейлины устроились на чердаке на куче зерна, а мне, скорее всего, придется расположиться на угольной куче.

В конце концов, Анжелика нашла амбар с сеном. Она вскарабкалась по лестнице на сеновал и решила, что сможет здесь спокойно поспать, а ее слуги устроятся внизу. Теплый желтоватый свет большого фонаря разгонял окружающую темноту. В этом неясном свете Анжелика заметила в углу какую-то фигурку, закутанную в темно-красный и бледно-зеленый атлас; на черной мордашке выделялись яркие белки глаз Наамана.

— Что ты здесь делаешь, маленький чертенок?

— Я жду гаспашу Монтеспан. Я сторожу ее сумка. Гаспаша Монтеспан, она тоже спать здесь.

Тут на лестнице появилась и сама красавица маркиза.

— Анжелика, какая отличная идея разделить со мной мою «зеленую спальню», как называют сеновал бравые военные! Если вы еще не хотите спать, давайте сыграем партию в пикет.

Атенаис упала в сено, потянулась и сладострастно, словно кошка, зевнула.

— Как хорошо! Дивное сено! Оно напоминает мне детство в Пуату.

— И мне тоже, — сказала Анжелика.

— Наш сеновал находился рядом с голубятней. Влюбленный пастушок лет десяти частенько составлял мне компанию. Мы слушали, как воркуют голуби, и держались за руки.

Мадам де Монтеспан ослабила слишком тугой лиф. Анжелика последовала ее примеру. Сняв верхние юбки, с голыми ногами обе женщины свернулись клубочком, наслаждаясь чудесными ощущениями простой сельской жизни.

— От пастуха до короля, — прошептала Атенаис, — что вы думаете о моей судьбе, дорогая?

Она приподнялась на локте. Мягкий и немного таинственный свет старого фонаря подчеркивал великолепный цвет ее кожи, белизну плеч и груди. Атенаис рассмеялась странным, чарующим смехом.

— Быть любимой королем, это опьяняет!

— Вы внезапно уверились в его любви? Еще не так давно вы в ней сомневались.

— Но теперь я получила неоспоримые доказательства и у меня не осталось никаких сомнений… Вчера вечером он пришел… О! Я знала, что он придет, что это случится во время нынешнего путешествия. То, как он оставил Лавальер в Версале, разве не говорит о его желании? Чтобы как-то смягчить разрыв, он преподнес ей в подарок несколько безделушек.

— Безделушки?! Герцогство! Баронство!

— Вот невидаль! Конечно, Луизе все это должно казаться чудом. И, без сомнения, она думает, что благосклонность короля достигла своего апогея. Именно поэтому она и сочла возможным присоединиться ко двору. Ха-ха! Она приехала совсем не вовремя… Но я не стану довольствоваться малым. Даже речи не может быть о том, чтобы он обращался со мной как с какой-нибудь певичкой. Я — Мортемар!

— Атенаис, вы говорите с уверенностью, которая меня пугает. Вы и в вправду стали любовницей короля?

— Стала ли я любовницей короля… О! Анжелика, как забавно чувствовать себя всесильной, властвовать над мужчиной такого полета! Видеть, как он бледнеет и дрожит… как умоляет — он, обычно такой уравновешенный, такой церемонный и величественный, а порой даже грозный. Все, что о нем рассказывали, — правда. В любви он настоящий дикарь. Куда только пропадают его сдержанность и светский лоск. Он очень любвеобилен, но не думаю, чтобы я разочаровала его.

Она рассказывала и не прекращала безумно смеяться, перекатывая светловолосую голову по сену и непристойно потягиваясь, словно припоминая подробности недавней любовной сцены. Ее поведение показалось Анжелике отвратительным.

— Ну что ж! Отлично, — сухо заметила мадам дю Плесси. — Наконец-то все любопытствующие узнают, кто на самом деле стал новой любовницей короля, и я буду избавлена от нелепых подозрений, которые мне так надоели.

Мадам де Монтеспан резво вскочила.

— Нет-нет, дорогая! Только не это. Главное, никому ни слова! Мы полагаемся на вашу скромность. Еще не настало время, когда я смогу открыто занять свое место. Сейчас это создаст массу сложностей. Поэтому будьте так любезны, возьмите на себя труд продолжить играть ту роль, которую мы вам отвели.

— Какую роль? И кто это — мы?

— Как вам сказать… Король и я.

— Уж не хотите ли вы сказать, что вы сговорились с королем и поддерживаете сплетни, будто бы Людовик влюблен в меня? Ради того, чтобы отвести подозрения от себя самой?

Атенаис следила за своей приятельницей сквозь прикрытые ресницы. Ее сапфировые глаза сияли каким-то извращенным удовольствием.

— Ну конечно. Понимаете ли, нас устраивает такое развитие событий. Я оказалась в весьма щекотливом положении. С одной стороны, я — фрейлина королевы, с другой — близкая подруга мадемуазель де Лавальер. Внимание короля неминуемо вызовет сплетни вокруг моего имени. Нужно было придумать какой-нибудь отвлекающий маневр. Не знаю, почему мы вдруг заговорили о вас. Король поддержал пересуды, одаривая вас разными милостями. Теперь королева вас избегает. Бедная Луиза утопает в слезах, едва заслышав ваше имя. И никто даже не вспоминает обо мне. Дело сделано. Я думала, что у вас хватит ума понять это с самого сначала. Король так вам признателен… Почему вы молчите? Вы сердитесь?

Анжелика не ответила. Она взяла соломинку и стала нервно покусывать ее. В глубине души она чувствовала себя обиженной и непозволительно глупой! Немного, оказывается, требуется хитрости, чтобы провести самую ловкую торговку королевства! Что и говорить, в светских интригах она осталась неисправимой деревенской простушкой.

— Так все же, почему вы сердитесь? — слащаво пропела мадам де Монтеспан. — Такое положение должно вам льстить, и вы уже извлекли из него прибыль. Неужели вы разочарованы? Нет, я никогда не поверю, что вы восприняли всерьез эту маленькую комедию… Начать с того, что вы вроде бы влюблены. В своего мужа. Хотя это и странно… Конечно, он не слишком галантен, зато так красив. К тому же ему ведь велели вести себя повежливее…

— Не хотите сыграть партию в карты? — ровным голосом прервала Анжелика.

— С удовольствием. У меня в сумке есть колода. Нааман!

Негритенок подал дорожный несессер Атенаис. Дамы без особого энтузиазма сыграли несколько партий. Анжелика, думая о своем, постоянно проигрывала, что лишь усилило ее дурное настроение. В конце концов довольная мадам де Монтеспан заснула. Анжелике сон не шел никак. Раздраженная до крайности, она грызла себе ногти, и, по мере того как шли ночные часы, в ее голове зрели все более изощренные планы мести. Уже завтра имя мадам де Монтеспан будет у всех на устах! Прекрасная маркиза повела себя неосторожно. Ей не удалось обмануть Анжелику лицемерными речами. Атенаис испытывала изощренное удовольствие, рассказывая о своем триумфе и о той роли, что она отвела Анжелике без ее ведома. Уверившись в поддержке короля и в своем превосходстве, она не смогла отказать себе в удовольствии унизить женщину, которой уже давно завидовала, но с которой ради выгоды поддерживала дружеские отношения. Отныне она не нуждалась ни в самой Анжелике, ни в ее деньгах. Теперь Атенаис могла втоптать в грязь маркизу дю Плесси и заставить ее дорого заплатить за успехи, которых та добилась с помощью красоты и богатства.

«Дура!» — сказала себе Анжелика, все сильнее злясь на саму себя.

Она завернулась в накидку и скользнула к лестнице.

Мадам де Монтеспан все еще спала. Раздетая, она возлежала на сене, как богиня на облаке.

Зарождался дождливый рассвет. С востока, где между облаками алело утреннее небо, доносилось пение флейт и дробь барабанов. Полки снимались с лагеря.

Увязая в грязи, Анжелика дошла до дома, где остановилась королева, с намерением разыскать мадемуазель де Монпансье. На скамье возле входной двери она увидела продрогшую, несчастную мадемуазель де Лавальер. Рядом топтались два или три слуги и молодая свояченица Луизы, хмурая и сонная. Анжелика была так тронута отчаянием брошенной фаворитки, что невольно остановилась и заговорила: