В подзорную трубу Жоффрей де Пейрак продолжал рассматривать форт и площадку перед ним. Ворота палисада были широко открыты. По обе стороны от них выстроились солдаты, впереди стоял офицер в полной парадной форме, это, конечно, был сам полковник де Ломени-Шамбор.

Сложив подзорную трубу, де Пейрак задумался. Наступил последний момент — и он хорошо это знал, — когда еще можно было принять бой. Затем он попадал в зубы к волку.

Их окружала сейчас ненадежная толпа краснокожих, которая в любую минуту могла превратиться в жесточайших врагов. Все зависело от лояльности, от влияния на своих подчиненных, от благоразумия того, с кем де Пейраку предстояло сейчас встретиться.

Он еще раз взглянул в подзорную трубу. В ее кружочке вырисовывалась стройная фигура человека, который стоял, заложив руки за спину, и, казалось, спокойно ждал прибытия владельца Катарунка, о чем ему только что сообщил Модрей.

— Пора, — проговорил Пейрак.

Он приказал сгруппироваться за ним всем, кто был на лошадях, следом встали вооруженные испанцы в кирасах и Флоримон с Кантором, они несли стяги с гербами графа де Пейрака. Шествие должны были замыкать воины его отряда, каждый с мушкетом и с зажженным фитилем в руках.

Индейцы окружали их со всех сторон, проявляя самое непосредственное любопытство. Никола Перро выбивался из сил, он на всех известных ему диалектах обращался к индейцам, уговаривая их вести себя спокойно, так как от непривычного шума, суматохи, мелькания ярких перьев, размалеванных лиц, томагавков, луков лошади начали нервничать, они ржали и становились на дыбы… Наконец кортеж был сформирован, и уже через несколько минут легконогая Волли бежала по песчаному берегу реки мимо столпившихся туземцев. Де Пейрак попросил Анжелику ехать рядом с ним. Ее очень смущали босые ножки Онорины. Да и самой ей хотелось хоть немного поправить прическу. Но снова все внимание пришлось сосредоточить на том, чтобы заставить свою норовистую лошадь выдерживать парадный шаг.

Никола Перро и сагаморы — вожди собравшихся здесь племен — напрасно надрывались, стараясь удержать самых неистовых. Кончилось тем, что Волли взвилась на дыбы в отнюдь без всякой нежности коснулась своими копытами нескольких намазанных медвежьим жиром голов. Затем она галопом бросилась к реке. Невероятными усилиями Анжелике удалось остановить лошадь и на глазах ревущих от восторга зрителей вернуть ее на место, еще дрожащую, но усмиренную и великолепную. Не считая этого инцидента, который, впрочем, явился блестящей интермедией, прибытие графа де Пейрака со своими людьми в Катарунк произошло согласно намеченному протоколу.

Еще минута, и вот уже всадники подъехали к палисаду. Граф де Пейрак величественно застыл на коне напротив открытых ворот, рядом с ним была его жена, за ними — весь остальной отряд; навстречу прибывшим, отбивая барабанную дробь, двигались два молодых барабанщика в голубых военных мундирах. Позади них в почетном карауле замерли, стоя друг против друга, шесть солдат и сержантов; несмотря на поспешность построения, они являли собой образец безупречной военной выправки.

Полковник вышел вперед, затянутый в голубой камзол, обшитый золотым позументом — форма офицеров полка КариньянаСальера, — с замшевым воротником и обшлагами, которые украшали тяжелые пуговицы с вычурным рисунком. Это был человек лет сорока, с прекрасной выправкой, в высоких сапогах, со шпагой на белой перевязи — изысканность, с какой он был одет, говорила о том, что даже в условиях походной жизни он сохраняет собранность и дисциплину. Короткая остроконечная, несколько старомодная бородка удивительно шла к тонким чертам его лица. Темный загар, от которого еще ярче казались его синие проницательные глаза, придавал его лицу особое очарование.

Анжелику сразу же поразило выражение доброты, которая, словно мягкий свет, исходила от него. Он не носил парика, но волосы его были хорошо причесаны. Он приветствовал их, положив руку на эфес шпаги, и затем представился:

— Граф де Ломени-Шамбор, начальник экспедиции на озеро Мегантик.

— Славное имя! — поклонившись, сказал граф де Пейрак, — Мессир де Ломени, как следует понимать ваше присутствие в Катарунке? Явилась ли моя скромная фактория пристанищем, давшим возможность вашему отряду удобно и спокойно расположиться на отдых? Или же я должен расценивать ваше присутствие здесь, в сопровождении ваших союзников, как захват владений на принадлежащей мне территории?

— О Боже! О каком захвате владений вы говорите! — воскликнул полковник. — Мессир де Пейрак, мы знаем, что вы француз, и, хотя ваш приезд сюда не санкционирован королем, нашим повелителем, мы в Квебеке далеки от мысли, что ваши действия каким-либо образом могут нанести ущерб интересам Новой Франции, напротив! Если только вы сами не заставите нас изменить это мнение…

— Надеюсь, что нет… Я счастлив, что нам с самого начала удалось избежать всякой недоговоренности. Я никогда не нанесу ни малейшего ущерба интересам Новой Франции ни своими делами, ни своим присутствием на берегах Кеннебека, если Новая Франция не будет препятствовать осуществлению моих замыслов… Таковы мои условия… Вы можете их передать от моего имени господину губернатору.

Де Ломени молча поклонился. Чего только не довелось испытать полковнику за его долгую и трудную службу, но история, свидетелем которой он стал сегодня, казалась ему самой удивительной. Конечно, он тоже слышал много всякой всячины о французе-авантюристе, человеке с темным прошлым, искателе благородных металлов, который сам изготовлял порох, дружил к тому же с англичанами и год назад, появившись во французской Акадии, застолбил на ее огромных неосвоенных землях несколько участков. Но встреча с ним по своей остроте превосходила все, на что могла рассчитывать самая живая фантазия.

Следует скорее сообщить в Квебек о невероятном факте, заслуживающем особого внимания: европейцы добрались с юга не водным путем, а прибыли на лошадях сюда, в края, где никогда не видели этих животных. Среди них есть женщины и маленькие дети. Их привел сюда человек в маске, с хриплым спокойным голосом, который с первой же минуты решительно дал понять, что считает себя хозяином положения. Словно здесь не было двухсот вооруженных индейцев — союзников французов, готовых по первому знаку раздавить весь его маленький отряд.

Де Ломени умел ценить храбрость и благородство…

Когда он поднял голову, в его глазах можно было прочесть не только уважение, но и внезапно вспыхнувшую симпатию.

Вот слова, которые он написал несколько лет спустя Даниэлю Мобежу в письме, датированном сентябрем 1682 года. Он воскрешает на его страницах свою первую встречу с графом де Пейраком, и хотя с тех пор утекло немало воды, он с грустью и восхищением вспоминает каждую мелочь.

«В тот вечер, — пишет он, — на берегу реки, в этих диких безлюдных краях, которые мы тщетно пытались охватить цивилизацией и христианской мыслью, я встретил одного из самых необыкновенных людей нашего времени. Он прибыл туда со своим отрядом на лошадях. Не знаю, отец мой, сможете ли вы оценить, что значит это на лошадях, если вам не довелось побывать в суровых и величественных местах верхнего Кеннебека. С ним были женщины, маленькие дети, юноши, безропотно выносящие все лишения; женщины не догадывались о своем героизме, дети были необыкновенно послушны, юноши — отважны и горячи. Казалось, самому де Пейраку даже и в голову не приходит, что он только что совершил подвиг, но, если бы он это и сознавал, он не придал бы этому никакого значения. Я понял тогда, что этот человек свершает самые высокие подвиги в жизни с той же простотой и естественностью, что и обыденные дела. И в сердце мое закралась зависть. Все это пронеслось в моей голове, пока я пытался проникнуть в тайну его черной маски».

Де Ломени подошел ближе и, запрокинув голову, посмотрел в лицо всаднику. Редкая простота и непосредственность отличали этого человека, и за это его любили все окружающие. Его открытый и спокойный взгляд говорил о том, что хитрость и страх — незнакомые ему чувства.

— Мессир, — сказал он прямо, — я думаю, мы сможем понять друг друга без лишних слов. Мне кажется, мы уже подружились… Не согласитесь ли вы представить небольшой залог этой дружбы?

Пейрак внимательно взглянул на него.

— Вероятно… О чем идет речь?

— Человек не должен прятать лицо от своих друзей. Вы не могли бы снять маску?

Де Пейрак на минуту задумался, потом, улыбнувшись, поднял руки к затылку, развязал маску, сдернул ее и положил в карман камзола. Французы даже подались вперед. Они молча разглядывали это лицо кондотьера, отмеченное знаками битв. Теперь они были уверены, что перед ними достойный противник.

— Благодарю вас, — торжественно произнес де Ломени. И потом с улыбкой добавил:

— Теперь, когда я вас увидел, я убежден, что мы выбрали правильный путь…

Они переглянулись и громко расхохотались.

— Мессир де Ломени, вы произвели на меня самое приятное впечатление, — сказал граф; спрыгнув на землю, он снял перчатки, и двое французов обменялись крепким рукопожатием.

— Я уверен, что в дальнейшем мы сможем оказаться полезными друг другу. Надеюсь, вы нашли здесь все необходимое, чтобы подкрепиться после долгого пути?

— О да! Вполне… Ваш форт — один из самых богатых в этих краях. Должен вам признаться, что моим офицерам, да и мне самому, очень по вкусу пришлись ваши выдержанные вина… Конечно, мы постараемся не остаться перед вами в долгу… Хотя вряд ли нам удастся доставить сюда столь тонкие вина. Зато мы сможем оказать вам помощь в случае нападения ирокезов. Говорят, они появились в этих краях.

— Вчера мы взяли в плен одного могавка, но ему удалось бежать, — вставил Пон-Бриан.

— Мы тоже столкнулись, еще в начале пути, с отрядом кайюгов, — заметил де Пейрак.

— Что поделаешь, — вздохнул полковник, — это злое племя проникает повсюду.

В эту минуту он вдруг заметил Никола Перро, и Анжелика поняла, что взгляд, который показался ей таким мягким, может мгновенно стать холодным и суровым. Взгляд, брошенный на канадца, мог загнать под землю любого смертного.