Пес вышел из своего убежища и весело завилял хвостом. Он. узнал этих детей, которых так любил, своих палачей. Он действительно был очень глуп.

Однако, когда буря утихла, с детьми поступили следующим образом: девочку доверили урсулинкам, двух старших мальчиков — священникам из семинарии, а самого маленького — храброй соседке. Банистера нашли раненого и отправили в Отель-Дье. Когда он пришел в себя, он захотел увидеть г-жу де Пейрак, только ее. Буря уходила из города. Солнце уже пробивалось сквозь серую завесу облаков и своим желтым глазом осматривало хаос, царивший кругом. На улицах уже вовсю шла работа, стучали молотки, слышался звук пилы. Город постепенно приобретал свой нормальный вид.

Ванистеру пришло в голову, что Анжелика — единственная, кому он может доверить свое состояние. Поэтому, когда она оказалась у его изголовья, он попросил ее наклониться поближе, чтобы больничная сестра ничего не услышала.

— От моей хижины ничего не осталось, верно? Но погреб! Там много всего, и безделушки, и ценные трофеи, и золото, много золота, оно лежит в горшках. Мое богатство… А еще сапоги. Я не хочу, чтобы они сгорели, когда будут поджигать дом. Сходите туда, в мой погреб, только идите одна… Остальные ограбят меня.

Сказав это, он продолжал свою исповедь уже громким голосом, не опасаясь чужих ушей:

— Мадам, вы так добры, не могли бы вы поговорить с губернатором, интендантом и епископом, чтобы меня оставили в покое? Я уйду в леса со своим старшим сыном и не буду никому мешать. А вам я отплачу за вашу доброту. Остерегайтесь тех, о ком говорил солдат Ла Тур.

— Я знаю их имена.

— Не двигайтесь! Это очень плохие люди. Они хотят вашей смерти… Они дали мне золото, чтобы я поджег дом маркиза, где вы живете… Я взял золото, но сказал им: подождите немного, не хватало еще, чтобы моя хижина тоже пострадала при пожаре… Предупреждаю вас, будьте осторожны!

Последующие, мартовские дни прошли довольно спокойно. Г-жа де Меркувиль не испытывала никаких огорчений по поводу того, что не удалось осуществить постановку пьесы; буря разрушила бы все их планы.

18 марта около восьми вечера был дан салют в честь Святого Иосифа.

19-го, во время торжественной мессы, прозвучал залп из пушки и три или четыре выстрела из мушкетов.

20-го г-н де Лаваль пригласил Анжелику посетить семинарию. Его высокопреосвященство ждал ее после вечерня. Г-жа де Пейрак уже второй раз посещала это крыло здания. В первый раз она появилась здесь на следующий день после прибытия а Квебек.

Движение на улицах еще было затруднено. Солнце лишь изредка проглядывало на небе, затянутом облаками, да и то, скорее всего, в честь праздника Святого Иосифа. Когда она входила в ворота семинарии, повалил снег. Ее проводили в маленькую комнатку, где епископ устроился, когда наступили великие холода. После обычного обмена любезностями он быстро подошел к главному: фактам.

А они заключались в том, что ее видели в Нижнем городе, она посетила этого ужасного колдуна. Ни одна уважающая себя дама не удостоит себя чести оказаться в этом притоне.

Анжелика спрашивала себя, что заставило епископа вдруг заняться ее «оплошностями», именно сейчас, когда идет Великий пост, а город еще не опомнился от ужасной бури. До епископа еще дошло, что Эсташ Банистер просил личного свидания с ней. Кроме того, он получил донесение от одного из кюре. Тот ворвался в одно из жилищ в воскресенье и обнаружил там сборище людей, нарушавших обычаи Великого поста. Они оправдывались тем, что рагу, которое они ели, не содержало мяса, только кротовые хвосты, а эти животные обитают в воде. В доказательство своей невиновности они приводили тот факт, что такая набожная и благородная дама, как г-жа де Пейрак, тоже сидела за столом вместе с ними.

— Я гуляла с дочкой, и мы зашли, чтобы немного отдохнуть.

— Это были действительно кротовые хвосты?

— Мы выпили только молока, — из осторожности ответила Анжелика.

Наконец дошли до самого главного, до расследования лейтенанта полиции, которое он вел в связи с исчезновением графа де Варанжа. Расследование это привело к ужасным разоблачениям; в центре Квебека разыгрывались дьявольские спектакли с жертвоприношениями и осквернениями распятия. Лейтенант полиции долго беседовал с епископом, им необходимо прийти к единому решению, каким должно быть наказание этого человека за его колдовские операции… Как только они найдут его? Ведь он исчез.

— Его унес дьявол, — сказала Анжелика.

И в этой истории всплыло имя г-жи Пейрак. Анжелика пыталась придумать какой-либо предлог, чтобы оправдать свой визит к Красному Плуту. Может, сказать, что она приходила к нему за лечебными повязками? Рассуждения епископа о деле Варанжа подсказали ей выход. Ведь именно благодаря «разоблачению» колдуна ее притянули к этому делу. Вот почему она отправилась домой к Красному Плуту, она хотела потребовать от него объяснений его лжи и клеветы.

— Но что заставило его оклеветать вас? — удивился епископ.

— Без сомнения, его враждебность. Да и кто знает, что творится в умах этих колдунов?

Епископ задумчиво смотрел на нее. Во взгляде его серых глаз время от времени вспыхивал инквизиторский огонек. Он спрашивал себя, какие случайности, превратности судьбы помогли этой великосветской даме, доброжелательной и окруженной друзьями, быть замешанной во все эти подозрительные дела и волнующие истории, разыгравшиеся в разгаре зимы.

У Анжелики шевельнулось предчувствие, что он пригласил ее к себе не только для того, чтобы спросить о ее визите к Красному Плуту.

— Зима в этом году суровая, — сказал епископ. — Но не надо забывать, апрель уже близко, а он принесет нам избавление от всех наших бед…

В комнате воцарилось молчание. Затем его преосвященство решил переменить тему.

— Мне сказали, что из всех святых вы более всего поклоняетесь Богу-Отцу?

Она ответила утвердительно.

Епископ встал и пошел в свою библиотеку, чтобы показать ей библейские гравюры. Анжелика посмотрела в окно, не утих ли снег, но белые потоки продолжали расчерчивать черный экран ночи. Что-то ударилось в оконное стекло. Это был большой голубь, как бы искавший пристанища у людей, не найдя его на этой грешной земле. Город спасал его, давал ему пищу и укрытие. Он забился в угол окна и смотрел на нее понимающе и дружелюбно.

— Здесь его гнездо, — сказал епископ. — Маленький подоконник для него — прибежище. И он благодарит за это Господа нашего. Какой урок для нас, ведь мы так озабочены нашим благосостоянием и комфортом!

Обоюдная симпатия к голубю, казалось, придала епископу решительности, и он заявил:

— Прощу вас, мадам, задержитесь еще на несколько минут. У меня есть для вас важное и секретное сообщение. Оно касается вас и вашего мужа.

***

Он заговорил об отце д'Оржевале, что заставило ее насторожиться и показалось ей несчастливым предзнаменованием. Он пододвинул к себе кожаный бювар, который она заметила на столе, и открыл его. Там содержалось три послания, он достал их и назвал авторов. Но прежде он напомнил ей, что отец д'Оржеваль имел большой вес при дворе короля. Он много раз был у короля на приеме и умел привлечь его внимание во время долгих бесед.

— Здесь у меня несколько отрывков из его донесений королю. Он попытался заинтересовать его тем, чтобы использовать на военной службе на благо Франции огромные поселения местных племен. Он писал:

«Абенаки являются врагами англичан в вопросах религии. Их набожность смело ведет их на врага…». Немного далее он излагает свою точку зрения по вопросу втягивания абенаков в войну.

«Мы никогда не сможем сделать их настоящими христианами. Даже после крещения их религиозное чувство продолжает бороться с их грубыми предрассудками, которые и бросают их в лапы колдунов». Я проповедовал им, что достичь избавления и очищения можно, лишь уничтожив еретиков. И это благостное дело кажется им простым и понятным. Тысячи этих людей объединились под моим знаменем, на котором я приказал вышить пять крестов в окружении стрел и мячей…»

Письмо Кольберу, министру торговли и морского флота, которое также хранилось у епископа, содержало одобрительную оценку короля.

«Священник, отец д'Оржеваль, заслуживает всяческих похвал и поддержки, так как он единственный способен вновь разжечь войну с англичанами, с которыми мы подписали мирный договор и тем самым отрезали пути к их ослаблению и разрушению их могущества. Это прекрасная идея — перенести поле боя в леса Нового Света. Отцу д'Оржевалю следует продолжать свою деятельность и препятствовать возможным соглашениям с англичанами… Он не будет испытывать недостатка в помощи…»

На что министр, который прекрасно понял намерения своего государя, ответил следующее:

«Вы рекомендовали мне особо разжигать враждебность местных племен к англичанам, досаждать английским колонистам и, если будет возможность, подтолкнуть их к тому, чтобы они покинули страну и отказались от ее заселения…»

Король добился того, чего хотел.

— Когда было отправлено это письмо?

— Оно пришло к нам около двух лет назад. Именно в это время отец д'Оржеваль вернулся, чтобы возглавить миссию в Акадии.

— Теперь меня не удивляет широко организованная кампания по разжиганию войны, которую мы встретили и… я понимаю, почему наш приезд в Голдсборо и Катарунк был воспринят как злобное препятствие… И я воздаю по заслугам чувству справедливости в смелости, которые отличают всех офицеров Новой Франции и вас. Ваше Высокопреосвященство: все это вы продемонстрировали в ответ на наши мирные предложения.

— Верховный Совет Квебека должен обладать известной независимостью, ведь мы девять месяцев из двенадцати отрезаны от мира.

— Я чувствую, что мало знаю о вашей суровой и деликатной борьбе с отцом д'Оржевалем.

— Но борьба эта не закончена. Она вступила в новую фазу, хотя организатор ее был вынужден покинуть поле битвы. Но он приготовил ловушку…