— Прекрасная, как легенда, — прошептал он. — Мадам, все это не для официального приема, но простите мне понятное волнение после столь долгого ожидания и таких происшествий. Видя то, как дружба, соединяющая меня с вами и вашим супругом, победила непреодолимые препятствия, я был невыразимо взволнован. Казалось, еще немного, и все рухнет, что пришел час крушения всех наших надежд… А потом мне сообщили, что вы уже здесь, я слышу радостные крики и приветствия… И вот я вижу вас…

Одним глотком он осушил свой бокал, и наполнил его снова.

Время от времени Фронтенак с нетерпением всматривался в водную даль.

— Что там происходит? Что он делает?

Но Анжелика, зная, что Жоффрей уже давно высадился ниже Квебека, не ожидала увидеть его так скоро, в особенности, если его продвижение было нарушено выстрелами пушек. Он, во всяком случае, должен был получить сведения о состоянии его флота и о настроениях в городе. И только тогда он мог получить послание Фронтенака.

В толпе появились разносчики пирожных с большими коробами, доверху наполненными бриошами и булочками. Маленькие мальчики, одетые в черные костюмы с белыми воротничками, оказывали им должное внимание. Группа священников присматривала за ними. Дети, которых привели сюда рано утром, были румяными, их глаза весело блестели. Им дали выпить пива, и теперь с ними не было сладу. Это были воспитанники семинарии Квебека.

Невдалеке другая группа черных сутан привлекла внимание Анжелики, она поняла, что это иезуиты, пришедшие, мягко говоря, по просьбе, а фактически по требованию губернатора. Их участие в церемонии, должно было продемонстрировать отсутствие какой-либо враждебности. Сердце ее учащенно забилось, и она обратилась к рыцарю Мальтийского ордена Ломени-Шамбору, стоявшему несколько в стороне от нее.

— Мессир де Ломени, — сказала она ему совсем тихо, — не могли бы вы указать мне среди этих господ из компании иезуитов отца Себастьяна д'Оржеваля. Я знаю, что он ваш друг, а что вы — наш, но и не менее верно то, что он вел себя как враг по отношению к нам и что и теперь он замышляет недоброе против нас. Я крайне взволнована при мысли, что нахожусь невдалеке от него, и хотела бы подготовиться к встрече…

Граф де Ломени-Шамбор нахмурился, а затем грустно улыбнулся. Он снисходительно посмотрел на молодую женщину, обратившую к нему свое лицо. Робость придавала богине трогательный вид.

— Вы его не увидите, — сказал он. — Вот уже три дня, как он исчез

— Исчез?

Анжелика еще не могла понять, радует ее эта новость или разочаровывает. Она повторила:

— Исчез? Что вы хотите этим сказать?

— Еще три дня тому назад Себастьян д'Оржеваль был в Квебеке. Много раз при встрече с ним я пытался уговорить его подчиниться решению господина губернатора оказать вам прием в Квебеке. Однажды вечером я пришел повидать его в монастырь иезуитов, где он назначил мне свидание. Мне сказали, что он отправился к губернатору, который вызвал его к себе. Я пошел вслед за ним. Но господин де Фронтенак его не видел. Мы напрасно прождали его. С этого времени он не появлялся в Квебеке.

Анжелика слушала в замешательстве, не находя собственной оценки этой новости. После некоторых раздумий в душу ей закралось беспокойство. Что же за всем этим скрывалось? Не для того ли иезуит ушел в тень, чтобы приготовить ловушку?

— Со дня своего прибытия в Квебек он начал собирать индейцев абенаков и гуронов в долинах Абрахама и подстрекал их встретить вас с оружием в руках. Странное явление, которое называют здесь «ход охотничьих лодок», подтвердило его пророчество о страшных бедствиях, ожидающих нас. Некий ясновидящий видел, как в небе появились эти огоньки, которые иногда пересекают наши широты

— Я их тоже видела, — прошептала Анжелика, но как бы про себя.

— Слабые и робкие души видят в этих огнях пылающие лодки, на борту которых находятся миссионеры и трапперы, умершие, замученные ирокезами. Это знак несчастья, призыв к бдительности… Было очень легко использовать эту атмосферу страха. Вождь племени патсуикеттов явился в это время и стал призывать всех до единого абенаков встретить вас. Еще немного, и разгорелась бы война между сторонниками Нарангасетта и теми, кто был на стороне Себастьяна д'Оржеваля.

Отдаленный шум поднимался в верхней части города, и его эхо докатилось до них и, подобно раскату грома, прервало их разговор «Может быть, это приближаются люди Жоффрея?» — подумала встревоженная Анжелика.

Шум все нарастал, как бы перекатываясь с этажа на этаж по скалам Затем на узкой улочке появился бегущий солдат. Указывая рукой на вершину, он кричал:

— Господин губернатор, индейцы! Они подходят! Сотни индейцев, издавая временами громкие вопли, заполняли улицы, сады, перескакивали через изгороди. Звук, издаваемый их ракушечными ожерельями, встряхиваемыми на бегу, придавал общему шуму странный ритм.

Фронтенак, упершись в бока, повернулся в направлении этого шумового потока

— Что это с ними?

И повернувшись к Кастель-Моржа:

— Вы не могли оставаться наверху, черт возьми, со всеми вашими людьми?

— Но ведь это именно вы, господин губернатор, потребовали, чтобы я спустился вниз к дебаркадеру.

— Кто возглавляет индейцев?

— Пиксаретт!

— Ну, тогда можно надеяться, что они лишь хотят выразить приветствие на свой манер.

Однако его тревога не улеглась. От этих дикарей можно было всего ожидать.

— Великий сагамор Пиксаретт перешел явно на вашу сторону, — сказал он Анжелике. — Он объявил себя вашим другом, что, по меньшей мере, удивительно.

— Мы оказали друг другу военную помощь, — ответила она, — и я его глубоко уважаю.

В последний раз она встречалась с верховным вождем индейцев три месяца тому назад в заливе Лорэтник после трагических событий в Акадии. Перед тем как скрыться в лесу, унося с собой окровавленные скальпы людей Амбруазины де Модрибур, он крикнул ей:

— Иди! Я встречусь с тобой в Квебеке. Там тебе еще понадобится моя помощь Он сдержал слово.

Он появился на самом верху улицы Эспарж.

Один.

Величественным жестом он остановил поток своих воинов, остановившихся позади него в своем безумном и стремительном спуске.

Воцарилась тишина. И в то же время края крепостного вала и парапеты украсились головами в перьях.

Пиксаретта можно было узнать по его высокому росту. Но если обычно его привыкли видеть либо полуголым, либо в костюме из шкуры черного медведя, в этот день его наряд был великолепен. Весь, с ног до головы, он был покрыт боевою раскраской: красными и белыми узорами, которые, следуя сложному ритуалу, подчеркивали его превосходство над остальными индейцами, вырисовывали каждый его мускул, груди и мышцы, пупок, коленные чашечки, украшенные подвязками из перьев.

Его голову венчала огромная, расшитая раковинами тиара, увенчанная великолепным убором из разноцветных перьев.

Долгое время он стоял неподвижно, как бы позволяя налюбоваться своим великолепием, а затем медленным и торжественным шагом направился к Анжелике, стоявшей в окружении французской знати. Явное удовольствие сверкало в его черных и хитрых глазах.

Он обратил к ней взгляд соучастника. Их отношения имели долгую историю: им приходилось быть и врагами, и врагами-союзниками, и соперниками, равными по силе.

Желая напомнить ей о своих правах, он положил руку ей на плечо и сказал:

— Моя пленница!

И повернувшись к Фронтенаку:

— Это так, ты должен это знать. Эта женщина моя пленница, а не твоя. Она была захвачена мной в деревне Невехеваник, но она сказала мне, что она француженка и что уже крещена. Что мне было делать? Однако, ты видишь, я привел ее к тебе в Квебек, и ее супруг скоро явится сюда, чтобы заплатить мне выкуп. Я хорошо знаком с этими чужеземцами из От-Кеннебека. И могу тебя уверить, они не замышляют ничего враждебного. И вот я прошу тебя принять моих гостей с подобающими почестями и доверием.

— Ты своими собственными глазами можешь убедиться в почестях, которые я им оказываю. Прием, который они получают в стенах моего города, должен успокоить твое сердце. Наши дружеские чувства совпадают, у нас общие союзники, и те, кого ты удостоил своей дружбы, достойны сидеть на празднике рядом со мной, под знаменами французского короля, после того, как мы раскурим трубку мира. Я разделяю твое убеждение, что сегодняшний день — это великий день перемирия между народами.

Пиксаретт, довольный, повернулся к жителям и начал торжественную речь.

Анжелика поняла, что он перечисляет все ее великие достоинства, среди которых он особенно выделял то, что казалось ему наиболее важным: умение вызывать духов и оживлять умерших прикосновением руки.

К счастью, эта речь была не столь уж длинной, и она надеялась, что ее слушали не слишком внимательно.

Царственным жестом Пиксаретт указал на свою пленницу, приглашая толпу поприветствовать ее.

Народ начал от души аплодировать, и на этот раз шум и возбуждение, в которых приняли участие и индейцы, были настолько сильными, что они заглушили звуки приближающихся со стороны реки флейт и барабанов.

Внезапно в начале площади показалась шеренга музыкантов, затем вооруженных людей, чьи кирасы и каски из черной стали сверкали на солнце.

Это был Жоффрей де Пейрак со своим войском.

***

Анжелика с бьющимся сердцем должна была признать, что двойная шеренга барабанщиков, затем флейтистов, смело идущих вперед в ослепительно белых костюмах, в поясах с золотою бахромой, в голубых с золотом шляпах, которые, не переставая играть, выстроились четкими движениями на площади, производили удивительное впечатление красоты и мощи.

Еще более впечатляющими были испанцы де Пейрака в кирасах и черных касках, с копьями в руках. Это была гвардия графа де Пейрака. Дон Алварес, их капитан, со своим строгим и высокомерным лицом выглядел как идальго, входящий во фламандский город.

Развевались на ветру знамена и орифламмы, носящие армейские гербы каждого из капитанов пяти кораблей, стоящих на рейде, и впереди всех герб де Пейрака: серебряный четырехугольный щит на лазурном фоне.