— Для него вы — женщина, которую невозможно забыть. И он никогда не излечится от этого! Он сам это знает. Такой мужчина, как он, прекрасно с этим справляется, а вы… вы можете делать все, что угодно… Даже глупости… Это ничего не изменит… Счастливая! Какая же вы счастливая! — Она с нежностью посмотрела на Анжелику, и под взглядом ее голубых сияющих глаз Анжелика впервые подумала о том, что перед ней стоит женщина, которая могла бы быть ее единственной соперницей в Квебеке.

***

«Счастливая! Какая же вы счастливая», — повторила на прощание г-жа ле Башуа, дружески похлопав веером по плечу Анжелики. «Счастливая, у вас есть все!»

Пришло письмо от настоятельницы урсулинок, что ее хотят видеть в монастыре. Она отправилась туда, сделав передышка в своих страданиях. По-видимому, наставницы хотят поговорить с ней об Онорине, ее успехах и проказах.

Маленькие девочки танцевали под цветущими яблонями. «Жаворонок! Милый жаворонок!»

Мать-настоятельница прежде всего с сожалением признала, что они сразу же не отблагодарили ее за то, что она спасла их жизни.

— Наше затворничество, мадам, требует определенных жертв, и мы не можем порой побежать к нашим друзьям, чтобы поцеловать их руки.

Наставница Магдалина хотела бы побеседовать с ней, ей было счастливое видение, и она должна сообщить советы Господа нашего.

Что касается Онорины, то она всеобщая любимица. С ней не бывает никаких хлопот, если обращаться к ее сердцу. Во дворе ее ждала наставница Магдалина.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы дорого заплатили за свое мужественное противостояние демонам. Знайте, что они всегда мстят нам. Несмотря на все милости Господа нашего, мы вынуждены оставлять врагам нашим кусочек самих себя, чтобы удовлетворить их ненасытность. Тем самым мы отвлекаем их внимание от более серьезных ставок, сводя наши собственные жертвоприношения к минимуму.

На этот раз Анжелика не спросила: «Что вам известно?». Она понимала, что мать Магдалина догадалась о переживаемом ею душевном кризисе. Она ответила, что, на ее взгляд, часть, которую она заплатила демону за то, чтобы спасти Квебек, не такая уж минимальная, но это трудно объяснить монахине .

Чтобы ничего не усложнять, она доверилась матери Магдалине, что узнала о неверности мужа.

— Неверность? Разве это доказательство отсутствия любви? — с наивным видом спросила мать Магдалина.

— …Не нужно проливать столько слез. Ваши друзья, ваши сыновья живы, ваша малышка жива. Ваш любимый муж жив. Благодарите небо! Самой ужасной на земле может быть только смерть, с ней ничто не сравнимо.

Решительно, весь мир объединился, чтобы успокоить ее. Есть люди, которые не могут вызывать жалость. Ведь она не одна проливала слезы. В Квебеке до сих пор подсчитывали убитых.

С юга к городу направлялась флотилия, и поднятые паруса больших лодок породили слух, что это возвращается армия. Но это были всего лишь монреальцы в своих бело-голубых колпаках.

На набережные вместо сетей с рыбой были выброшены слухи и новости. Ведь столько всего случилось: роды, смерти, свадьбы, ссоры, преступления, исчезновения, разрушения и успехи… Шум голосов временами заглушал шум борных вод.

Все это распространялось, бежало вдогонку друг за другом. Это были не просто новости и рассказы, это были песни, принесенные течением реки.

С первым конвоем прибыл барон д'Арребуст. Он был в отчаянии. Зима в Монреале закончилась для него полным поражением; Он приложил максимум усилий, чтобы встретиться со своей женой: та добровольно стала затворницей, замуровав себя в келье и общаясь с окружающим миром только через маленькое окошко.

Г-жа д'Арребуст пожертвовала большую часть своего состояния монастырям. Ее мужу только раз удалось проникнуть в ее келью, и то она упрекала его, что он не сохранил верность клятве, которую они дали вместе, что он дурно поступает, приходя сюда и напоминая ей о мирских удовольствиях, от которых она отказалась, посвятив себя служению господу.

Он общался с ней через маленькое окошко, и голое ее показался ему слабым и дрожащим, и он ушел, серьезно обеспокоенный.

— Вам остается заняться судьбой этой несчастной, — сказала м-зель д'Уредан Анжелике после того, как у нес с визитом побывал удрученный барон.

— Ей тридцать лет, а она стала затворницей! Я не могу этого понять! Все это дело рук отца д'Оржеваля. Он был ее злым гением. Он был таким для многих. Но вы разрушили его чары. Вам нужно съездить в Монреаль повидать Камиллу и заставить ее выйти из этой норы.

— А вы?

М-зель д'Уредан покраснела и виновато посмотрела на Анжелику.

— Что вы хотите сказать?

— А вы, Клео? Когда вы покинете свою кровать?

— Я? Но меня не ждет любовь, как Камиллу д'Арребуст,

— А интендант Карлон! Разве вы не знаете, что он все эти годы сгорает от любви к вам? Мне рассказывали об этом. Это видно невооруженным глазом, что он не может обойтись без вашего общества, вы его давняя тайная мечта.

— Но он разговаривает со мной только о месторождении поташа и корабельном строительстве. И мы часто спорим, ведь я янсенистка, а он галликанец.

— Он просто нерешителен и прячется за пустыми разговорами, лишь бы быть рядом с вами, даже если для этого нужно спорить.

— Мне так нравятся робкие мужчины, — сказала м-зель д'Уредан, краснея еще больше. Она вздохнула.

— Слишком поздно, Анжелика, ведь мне не тридцать лет.

— Но вы очаровательны.

Анжелика протянула ей руки.

— Вставайте! Погода прекрасная, солнце светит. Просто прогуляйтесь! И удивите его своим визитом…

Наконец военные и несколько гуронов принесли вести из армии. Встреча с остатками ирокезов произошла. Теперь все желали зарыть топор войны. Анжелика получила послание от мужа. На этот раз она его вскрыла.

«Мне сообщили, мадам, что общество чрезвычайно благосклонно к вам, на вас чуть ли не молятся. Вы стали хозяйкой города, который вы спасли, как Святая Женевьева спасла Париж. Вот какой путь вы прошли от вашего первого появления на этих берегах, когда вы бросили вызов Новой Франции, до сегодняшнего триумфа. Вы победили полностью и безоговорочно…»

Он также расточал ей всевозможные нежности, рассказывал об Уттаке. Он считал, что сможет вернуться не раньше, чем через две недели.

— Пусть там и остается! Я не хочу его видеть!

Но она вынуждена была поправить себя.

— …Нет, пусть возвращается! Но как можно позднее! У меня будет время привести в порядок мое лицо.

Г-н д'Арребуст привез ей письмо из Монреаля от м-зель Буржуа. Монахиня уверяла Анжелику, что сохранила самые добрые воспоминания о ней, писала о зиме, о «прекрасных морозах». И ученики, и сестры чувствовали себя хорошо. Она также спрашивала ее совета по поводу ее ученицы, девочки по имени Мари-Анж, которая удивительно была похожа на Анжелику. Возможно, она что-нибудь знает о ее семье… Анжелика сначала удивилась, потом задумалась. М-зель Буржуа, должно быть, решила, что подобное внешнее сходство связано с узами родства…

Из всех ее родных никто не скрывался в Америке. Ее старший брат Жосселен исчез, когда ей было восемь или девять лет, ему захотелось приключений, и еще ее дядя; но оба они последовали за фанатичным пастором-протестантом, что окончательно разбило сердце ее дедушки.

В мыслях она вернулась в свое детство; ее сестры, замок Монтелу, ее многочисленное семейство, которое судьба разбросала по всему свету. Один стал иезуитом, другой повешен, она — вдали от родины…

М-зель Буржуа заканчивала свое письмо выражениями признательности и любви.

Все говорили о любви, даже м-зель Буржуа. Именно в этот момент Анжелика вновь впала в отчаяние. Увы! С любовью покончено… Первый раз в жизни она сомневалась в могуществе своего очарования.

Г-н де Шамбли-Монтобан объявил о своей свадьбе со старшей дочерью из семьи ле Башуа. Все его поздравляли, на что он отвечал: «Да, мать — прекрасная женщина».

Анжелика встретила саму г-жу ле Башуа.

— Моя дочь наконец забудет Пон-Бриана. Она не могла бы быть счастлива с ним. И она вздохнула.

— Ах, этот Пон-Бриан! Вы ошибались, не удостоив его своим вниманием.

Анжелика не понимала, почему. Ведь он ей был в высшей степени неприятен.

— Дорогая моя, в выборе мужчин вы чересчур эклектичны. Правда, тот, кого вы назначили своим покровителем и хозяином, делает вас неприступной. Но останавливает вас не страх.

— В Вапассу все было по-другому, и во мне, и вокруг меня. Мы были одни, среди густых лесов. Здесь, в Квебеке, мы сильнее.

— Квебек это Квебек. Ветер дует, как ему хочется,. — сказала г-жа ле Башуа, — а в Квебеке он так часто срывает наши чепцы и уносит их вдаль.

Ветер дул, крылья мельниц вращались, чепец г-жи ле Башуа улетал…

Вдруг, в одночасье, осыпались все цветки на яблонях.

Наступило лето. Начались полевые работы.

Остров Орлеан в знойной дымке походил на акулу, выброшенную на берег; казалось, он объят сном либо пустынен, как много лет назад, когда Картье ступил на его берега.

В Канаде лишь два времени года. Восемь месяцев морозов и льдов сменяются четырьмя месяцами удушающей жары. Между ними есть два коротких промежутка, не более десяти дней; весна, когда цветут все сады, и осень, когда все вокруг одето в пурпурные, желтые, розовые и золотистые тона.

Квебек изнывал от палящего зноя. Анжелика шла по улице, погруженная в свои мысли, когда вдруг увидела Сабину де Кастель-Моржа.

Та первая заговорила с ней.

— Отделка моего дома закончена. Не хотите ли пойти со мной, я окажу вам радушный прием?

Анжелика не рассчитывала на подобное приглашение, она никак не могла решить, что ей делать.

— Я купила новую мебель для гостиной. Через несколько дней я смогу перевезти Анн-Франсуа в более удобную комнату, конечно, если вы дадите на это разрешение.

Все-таки Сабина передергивает. Или она считает свои поступки незначительными после того, как они вынуждены были поддерживать нормальные отношения во время набега ирокезов?