На Пиксаретте была его огромная медвежья шкура, которая делала его похожим на античного героя. Из слухового окна за ним наблюдала прислуга — англичанка. Она вспомнила своих пропавших детей, своего малыша, который стал добычей индейца, такого же абенака, как и этот; бедное дитя вырвали у нее из рук и привязали к дереву.

Она решила почитать Библию. В последнее время она погружалась в Священное писание с огромным удовольствием, и это пугало ее, как и то, что она любила слушать французские любовные истории. Этажом ниже за индейцем наблюдала м-зель д'Уредан.

«Что происходит? Чего он боится? Он разукрасил свое лицо знаками войны. Однако сейчас не время для маневров ирокезов».

Она записала несколько слов в своем дневнике, а когда подняла голову, силуэт героя исчез.

Открыв глаза, Кантор увидел у своего изголовья индейца, разукрашенного перьями, которые касались деревянных балок на потолке.

— Тот, кто приносит беду, приближается, — прошептал он. — Выходи, только тихо, а я пойду за твоим братом. Он испарился, как призрак. Кантор сел, ощупью нашел свои ботинки, оделся.

Когда он бесшумными шагами проходил через гостиную, с сундука соскочил Элуа Маколле.

— Эй, в чем дело? — прошептал он. — Эта красная лисица в побрякушках решила выбросить меня на свалку именно тогда, когда начинается охота? Нет, черт подери! Я сам не промах…

М-зель д'Уредан увидела всех троих, когда они проходили мимо. Они спускались по Фабричной улице. На полдороге Пиксаретт свернул на соседнюю улочку, дав знак своим попутчикам подождать его.

— Эти скрытные индейцы любят напустить туману, так и прибил бы их за это,

— шептал в нетерпении Маколле. — Но им нужно верить, мой мальчик, у них есть чутье. Природа одарила их. Смотри, вон он уже где.

Пиксаретт бесшумно залез на крышу, не потревожив ни одной сосульки, не смахнув снега, добрался до слухового окна и постучал в окно, затянутое промасленной бумагой. Флоримон спал, но сон его был чутким, и он тут же вскочил с кровати, где рядом с ним была милая дочка галантерейщика. Она даже не открыла своих голубых глаз. Когда он постучал к ней в начале ночи, она впустила его без сопротивления. Возможно, завтра она будет рыдать на исповеди, но сейчас она спала глубоким сном, какой бывает только в молодости.

Флоримон тихо встал. Кто бы это мог быть? Еще один возлюбленный красавицы? Забавная будет встреча!

Перед ним предстало разрисованное лицо Пиксаретта. Тот жестом позвал его:

— Иди!

На перекрестке, им встретился Анн-Франсуа де Кастель-Моржа, который то ли прогуливался в одиночестве, то ли возвращался, как и его друг, с любовного свидания. Он пошел с ними.

— Куда мы идем и что тебе известно, капитан? — спросил у абенака Элуа Маколле.

— Он приближается! Это все, что я знаю, — задумчиво ответил Пиксаретт. — Но он очень хитер. Для начала спустимся в порт.

Они вышли на площадь рядом с небольшой бухтой и увидели Жанин Гонфарель, которая из окна беседовала с каким-то индейцем.

— Дай мне, мамаша, немного водки, — умолял индеец.

— Господь меня сохрани, какая я тебе мамаша, — сопротивлялась Жанин, — и ты прекрасно знаешь, что епископ запретил продавать вам водку.

Обычно в таких случаях индейцы предлагали трактирщице шкурки своих трофеев, разную дичь, пойманную в лесу, и получали взамен полрюмки, маленький наперсток вина. Но сейчас ему нечего было предложить, и женщина была неприступна.

— Не хватало еще, чтобы меня отлучили от церкви. Этажом выше за всем происходящим наблюдал Александр де Росни. Как только он увидел компанию, сопровождавшую Пиксаретта, он спустился, чтобы присоединиться к ним.

— Если вы к реке, я с вами.

— Кого вы ищете? — спросила Полька.

Пиксаретт с отвращением посмотрел на реку. Под слоем льда слышно ее бурное течение, а чуть дальше глубоководные потоки сталкивали ледяные глыбы и несли их вперед. Не могло быть и речи пешком дойти до Леви, а путь на лодке представлялся не менее гибельным.

— Мы ищем Пасифика Жюссерана, — вполголоса сказал Маколле.

— Его здесь никто не видел. Его бы сразу узнали, хоть днем, хоть ночью.

— Мамаша, дай мне немного водки, и я скажу тебе, где человек, которого ты ищешь. — К ним приблизился индеец. Она налила ему его порцию.

— Он на острове Орлеан.

Элуа Маколле ударил себя кулаком по лбу.

— На острове Орлеан! Как я раньше не догадался! Пасифик Жюссеран родился там, там же живет его мать, на северном побережье. У них своя ферма, они отстроила ее пятнадцать лет назад, после нападения ирокезов. Кровавая бойня миновала их, потому что именно в этот день они отправились в Квебек исповедоваться.

Он вспомнил также, что в этот день Пасифик увидал перст Божий, указующий на него. И он решил посвятить всего себя служению Господу и миссионерам.

Они посмотрели в направлении острова Орлеан, вздымавшегося темной глыбой вдали.

— Смотрите, лодка! — сказал кто-то. — Это была большая весельная шлюпка.

— Неужели это он?

Это было сомнительно. Осторожность заставила Пасифика скрыться на острове Орлеан, чтобы преследователи потеряли его след; эта же осторожность не позволила бы ему войти в Квебек через порт.

К группе присоединились Базиль и Поль-ле-Фолле. Они заметили из своего дома приближающуюся лодку.

Как только лодка коснулась берега, все увидели, что из нее выходят Мопертюи и его сын Пьер-Жозеф, там же был молодой любовник Колдуньи Гильометы.

Ока прислала их, чтобы передать, что Пасифик Жюссеран находится у своей матери на острове. За их домом следили, но она думает, что сегодня ночью он попытается по проливу добраться до Бопре. Там еще снег был довольно прочный, кроме того, он знал течение реки как свои пять пальцев.

Элуа Маколле решил вернуться к г-ну де Пейраку и предупредить его, а затем послать людей, чтобы они следили за побережьем и встречали всех смельчаков, рискнувших пересечь пролив этой ночью. Возможно, одним из них будет Пасифик.

Другие отправятся на лодке на остров, вдруг им удастся поймать его до того, как он пустится в путь.

— Садись, — сказал Базиль своему приятелю, — ты тоже можешь понадобиться.

Бедный парижанин бросил безнадежный взгляд на скопище льда и бурных течений.

— Я умею обращаться с разным оружием: рапирой, кинжалом, ножом; могу набросить веревку на шею, но скакать по твоей сумасшедшей реке! Ах, Базиль, я вспоминаю Сену, какая она кроткая, милая подружка…

Но он все же сел в лодку. Был еще один человек, который не слишком радовался. Это был Пиксаретт.

— Этот Безумный чудак и я, мы вместе воевали против еретиков.

***

В низком каменном доме на северном побережье острова Орлеан мать Пасифика Жюссерана смотрела на своего сына.

Она взяла со скамьи, на которой стояли перевернутые ведра, железную лампу и хотела зажечь, но сын остановил ее.

— Еще совсем светло. Я не хочу, чтобы видели, как я выхожу из дома.

— Кто может тебя увидеть? Никому до нас нет дела. Никто даже не знает, что ты здесь. С тех пор как ты дома, ты все время дрожишь от страха.

— Они следят за мной… Я знаю, что они следят за мной. Они хотят помешать мне встретиться с епископом.

— Ты просто сошел с ума за время своего долгого путешествия. Тебе везде видятся враги.

— Ты ничего не знаешь. Прядешь свою шерсть, собираешь яблоки, готовишь сыр…

— Который ты так любишь.

Пасифик Жюссеран пожал плечами. Проведя много лет рядом с отцом д'Оржевалем, он перенял у него удивительный дар предчувствия опасности. У индейцев он научился животному нюху, и сейчас он ясно понимал, что за ним следят.

— Ты так любишь мой сыр, когда ты возвращаешься домой, пройдя огромный путь и не имея ничего во рту, кроме твоего кожаного ремня, — продолжала рассерженная старуха.

Он похлопал ее по плечу, чтобы успокоить. Лучше ничего не говорить ей. Рядом с этой спокойной работящей женщиной он обретал удивительный покой. С женщинами опасно иметь дело, они приносят зло, и только мать — воплощение мира и добра.

Ей он показался худым и больным, ей даже захотелось упрекнуть его за это. У нее никого не было кроме него, и она мечтала, что он вернется домой и будет помогать на ферме или же займется своим участком в Леви. Но всегда она вспоминала, что Бог спас их обоих в тот страшный день от ирокезов; тогда она целовала распятие и смирялась со своей судьбой.

Он спросил у нее, знает ли она, где сейчас отец д'Оржеваль. В Квебеке? Она ответила, что не интересуется тем, что происходит на материке.

Когда пятнадцать лет назад ирокезы напали на их деревню, она потеряла все, и все нужно было начинать с нуля: строить дом, распахивать землю, покупать скот. Ей помогали соседи, хотя поначалу из соседей остались только колдунья и дети, спасшиеся чудом: они собирали травы на холмах.

Она решила проводить своего сына, но он отказался. Он не хотел, чтобы его узнали, когда он покажется на освещенном пороге. Он покинет дом через дыру в погребе, ведущую в амбар. Оттуда он проползет по борозде и скроется в кленовых зарослях, которые тянутся до самого берега. Он колебался, брать ли с собой мушкет, но в конце концов оставил его дома.

Он повесил на плечо сумку на ремне, куда положил пакет, полученный от голландского моряка хмурым дождливым вечером. С каждым днем его сума казалась ему все более тяжелой и напичканной злыми духами.

Луна была в зените, когда большая шлюпка достигла берега острова Орлеан, недалеко от дома Гильометы.

Колдунья уже поджидала их, рыская по берегу со всеми своими обитателями: здесь были дети, индейцы, прекрасная Элеонора де Сен-Дамьен, ее сын от первого брака и ее третий муж. Но уж она-то не собиралась прыгать по льдинам, как Гильомета, с нее хватит!

Гильомета жадно вглядывалась в рокочущую долину Святого Лаврентия.

— Ночью еще подмораживает, так что можно пройти.

На ней были короткие юбки и высокие резиновые сапоги; если понадобится, она побежит по льду.