Через приоткрытую дверь проникал свет из большой комнаты, окна которой выходили на фасад дома, и слышались негромкие женские голоса. Там царил Флоримон, окруженный заботами кормилицы, няни и госпожи Изор. Ловкие пальцы женщин порхали над веретенами, а сами они между тем беседовали на гасконском языке, который несколько отличался от наречия равнинных жителей.

Этим вечером Анжелика ждала мужа.

Граф прислал человека, чтобы предупредить ее о своем возвращении, но теперь буря, несомненно, задержит его в пути и он сможет приехать только завтра утром.

Все это до слез расстроило молодую женщину. Всякий раз, когда мужа не было рядом, ее охватывала тоска.

Посланец Жоффрея немного рассказал Анжелике о праздничном приеме короля во дворце Веселой Науки, о церемонии встречи, пиршестве и о том, какой бал был дан в честь короля. Все прошло блестяще. А ведь и она могла быть там, вместо того чтобы сидеть здесь и ломать себе голову, воскрешая в памяти обрывок воспоминания, подробность, которая, вне всякого сомнения, какой-нибудь пустяк. Нечего об этом думать! Ей нужно отвлечься от этой навязчивой идеи. Если бы Жоффрей был здесь, она бы тотчас все забыла, укрылась в его объятиях и слушала, как он в своей неповторимой манере весело рассказывает о своих впечатлениях, делится новостями о мирных переговорах и королевской свадьбе…

Сверкнула молния, прогремел гром, и Анжелика увидела через узкое окошко, как осветились белым призрачным светом вершины деревьев. Через мгновение все снова погрузилось в непроглядную ночную тьму…

Завтра он будет здесь.

Но как же далеко это завтра! Этой ночью она не сможет уснуть. Анжелика встряхнула головой, пытаясь избавиться от навязчивой тревоги, но почувствовала, что вот-вот поймает ускользающую мысль.

«Это было в Плесси. В комнате принца Конде… Когда я подглядывала в окно. Надо вспомнить все, начиная с этой минуты, все, шаг за шагом…»

Внизу хлопнула дверь, и из зала маленького замка послышался голос.

Анжелика подскочила и выбежала из комнаты. Она узнала голос Жоффрея.

— О, любимый мой, наконец вы здесь! Как я счастлива!

Она сбежала вниз по ступенькам, и он подхватил ее в свои объятия.

— Вы легкая, как эльф, моя прекрасная фея!

— Вы насквозь промокли. Вы должны были переночевать в ближайшей деревне.

— Но я обещал вам, что буду дома этим вечером!

— Мне было так тоскливо без вас.

Какой он добрый, какой внимательный!

Он догадался, как тяжело ей было в темный ветреный вечер, когда дождевые струи били в стены маленького пиренейского замка. И он не дрогнул встретить бурю лицом к лицу, чтобы быть с ней этой ночью! Она его обожала!.. Он был здесь, и все озарилось светом!

Анжелика услышала ворчание старого конюха-горца, который прибежал, чтобы позаботиться о лошадях и отвести их в конюшню. Хозяин так опрометчив! Только он способен так рисковать, поднимаясь по скользким тропам во время бури.

Да! Он такой один! Он удивительный!

Она проводила его в теплую и удобную комнату, позвала слугу, чтобы тот снял с Жоффрея промокшие сапоги, пока Куасси-Ба с помощниками вносили сундуки.

Граф быстро переоделся, выпил бокал красного вина, но сказал, что поел в дороге, ведь после недели непрерывных пиршеств он с нетерпением ждал той минуты, когда благополучно доберется до Беарна, где ему хватит куска хлеба и зубчика чеснока.

— А Флоримон? Он уже научился любить чеснок и жюрансонское вино, как славный король Генрих IV, которому сразу после рождения дал их попробовать его дед — король Наварры Генрих д'Альбре?

— Я пыталась натереть ему губы чесноком, как это сделал дед короля Генриха IV, но Флоримону это не нравилось.

— Он все так же красив, наш Флоримон?

— Он становится красивее день ото дня.

Жоффрей опустился в кресло, не скрывая своего удовольствия. Анжелика поставила на столик рядом с ним небольшую вазу, полную винограда.

Устроившись на подушке у ног мужа, она прижалась к нему.

— Рассказывайте.

— Клянусь честью, все прошло великолепно, — ответил Жоффрей де Пейрак, пощипывая виноградную гроздь. — Город устроил прекрасные празднества. Но, не хвастаясь, могу утверждать, что мой прием во дворце Веселой Науки был самым лучшим. Я успел вовремя привезти из Лиона механика-пиротехника, и он устроил нам очень красивое театральное представление с фейерверком.

— А король? КОРОЛЬ?

— Что ж, король — красивый молодой человек, явно радующийся почестям, которые ему оказывают. У него круглые щеки, ласковые карие глаза, и хотя он преисполнен величия, по-моему, на душе у него тяжело. Малышка Манчини нанесла Людовику сердечную рану, которая еще не затянулась, но, имея высокое представление о священном долге короля, он подчинился государственным интересам. Я видел королеву-мать, красивую, печальную и немного себе на уме. Видел, как Великая Мадемуазель и маленький Месье ссорятся из-за вопросов этикета. О чем еще вам рассказать? О множестве знатнейших имен и уродливых лиц, которые я повидал?.. Но, честно говоря, меня больше всего обрадовала встреча с Пегиленом. Вы ведь помните графа Лозена, этого племянника губернатора Беарна герцога де Грамона? Прежде чем отправиться в Париж, он был у меня в Тулузе частым гостем. И вот я снова увидел его хитрую кошачью мордочку, такую же, как во времена, когда мы делили одних и тех же любовниц.

— Жоффрей!

— Но он сдержал свои обещания и применил на практике все знания, которые почерпнул на наших Судах любви. По крайней мере, я убедился, что у дам он любимец. А своим остроумием он покорил короля, который не может обойтись без шуток Пегилена.

— Ну а король? Расскажите мне о короле. Он выразил вам свое удовлетворение приемом, который вы устроили в его честь?

— Да, и чрезвычайно учтиво. Он несколько раз произнес, что огорчен вашим отсутствием. Да, король был удовлетворен… слишком удовлетворен.

— Как это «слишком» удовлетворен? Почему вы так саркастически усмехаетесь?

— Потому что мне передали его слова. Когда король садился в карету, один из придворных заметил, что наш праздник по своему великолепию может сравниться только с приемами, которые устраивает Фуке. Тогда Его Величество ответил: «Да, действительно, и я спрашиваю себя, не пора ли заставить этих людей вернуть награбленное!» В ответ на это добрая королева воскликнула: «Сын мой, что за мысли на празднике, намеренно устроенном для того, чтобы вам угодить!»

«Я устал, — ответил король, — смотреть на то, как мои собственные подданные затмевают меня своим блеском».

— Неужели! Какой завистливый юноша! — возмущенно воскликнула Анжелика. — Я не могу в это поверить. Вам доподлинно известно, что он так сказал?

— Дверцу кареты придерживал мой верный Альфонсо, который и сообщил мне все.

— Король не может быть таким мелочным. Это придворные озлобили его и настроили против вас. Вы убеждены, что не вели себя с кем-нибудь из них слишком дерзко?

— Я был приторно любезен с ними, могу вас заверить. Старался понравиться изо всех сил. Даже велел положить в спальню каждого вельможи, ночевавшего в замке, набитый золотом кошелек. И, клянусь вам, ни один из этих господ не забыл забрать его с собой.

— Вы им льстите, но вместе с тем презираете, и они это чувствуют, — сказала Анжелика, задумчиво покачав головой.

Она пересела к мужу на колени и прижалась к нему. Снаружи продолжала бушевать буря.

— Всякий раз, когда при мне произносят имя Фуке, я вздрагиваю, — прошептала Анжелика. — Перед моими глазами снова возникает этот ларец с ядом, о котором я так долго не вспоминала, а теперь он меня словно преследует.

— Вы стали очень пугливой, моя милая! Неужели теперь мою жену будет кидать в дрожь от малейшего дуновения?

— Мне необходимо что-то вспомнить, — простонала молодая женщина, закрывая глаза.

Она потерлась щекой о теплые, пахнущие фиалкой волосы Жоффрея, которые были еще влажными после дождя и завивались колечками.

— Если бы вы могли помочь мне вспомнить… Но это невозможно. Если бы я только вспомнила, то, кажется, поняла бы, откуда исходит опасность.

— Нет никакой опасности, моя красавица. Рождение Флоримона совсем расшатало ваши нервы.

— Я вижу комнату… — продолжала Анжелика с закрытыми глазами. — Принц Конде спрыгнул с постели, потому что в дверь постучали… Но я не слышала стука. Принц накинул халат и крикнул: «Я с герцогиней де Бофор…» Но в глубине комнаты слуга все же открыл дверь и ввел монаха в капюшоне. Этого монаха звали Экзили[134]…

Она внезапно замолчала и посмотрела прямо перед собой отсутствующим взглядом, напугавшим Жоффрея.

— Анжелика! — воскликнул он.

— Теперь я вспомнила, — сказала она бесцветным голосом. — Жоффрей, я вспомнила… Слугой принца Конде был… Клеман Тоннель.

— Вы сошли с ума, дорогая, — рассмеялся граф. — Этот человек несколько лет служил нам, и вы только сейчас заметили сходство?

— Я видела его мельком, в полутени. Но это побитое оспой лицо, эти вкрадчивые манеры… Нет, Жоффрей, теперь я уверена, это был он. Теперь я понимаю, почему все время, пока он жил в Тулузе, я порой испытывала необъяснимую тревогу. Помните, как вы сами однажды сказали: «Самый опасный шпион тот, которого не подозреваешь»; и вы чувствовали, что в доме есть шпион. Так это был Клеман Тоннель.

— Вы слишком впечатлительны для женщины, которая интересуется науками.

Он погладил ее лоб.

— Нет ли у вас небольшого жара?

Она покачала головой.

— Не смейтесь. Меня мучает мысль, что этот человек следит за мной уже долгие годы. Кому он служит? Принцу Конде? Фуке?

— Вы никому не рассказывали о том происшествии?

— Вам… один раз, и возможно, он нас слышал.