— Они пришли по поручению ее мужа.

— А где же он сам?

— В армии на Севере.

— И почему убийц было трое?

Мадам де Ланзак объяснила, что это было проявлением своеобразной галантности со стороны мужа. Желая как можно скорее получить огромное состояние жены, недавно унаследованное ею после смерти родителей — факт, о котором маркиза тогда еще не знала, — он немедленно отправил наемных убийц с поручением «ускорить дело». Но, будучи дворянином до мозга костей и желая придать своему поступку некоторую изысканность, он любезно предоставил жене возможность самой выбрать орудие смерти: сталь, то есть кинжал, яд или самое жестокое и шумное, но зато самое действенное оружие — пистолет. Наконец, в своей учтивости супруг дошел до того, что отправил вместе с убийцами священника, дабы тот исповедал жертву и поддержал ее перед смертью.

— Что же она предпочла?

— Очевидно, кинжал, так как ее исколотое тело нашли на дороге недалеко от замка…

— Наверно, она пыталась бежать…

— И кто подаст вместо нее жалобу?

— В какой суд обратиться? Тулузы или Парижа?

Гости бурно обсуждали происшествие. Одни считали, что лучше обратиться в королевский суд, другие советовали мадам де Ланзак защищать свои интересы с помощью римского писаного права, которое до сих пор действовало на некоторых территориях, вклинившихся в провинцию Овернь[32] по капризу извилистой границы.

— Но ведь это не я была убита, — протестовала молодая женщина. — Храни меня Господь от столь жуткого приключения!..

— Тем не менее, узнав о случившемся с соседкой, вы покинули свой мрачный овернский замок, чтобы укрыться у нас, в Тулузе.

Жиральда де Ланзак согласилась с этим. Она признала, что действительно не могла больше сомкнуть глаз, слушая уханье совы, одна в своей крепости, толщина стен которой в Средние века защищала владельцев замка от атак наемников, а сегодня, напротив, служила завистливым и жадным мужьям, которые знали, что крики несчастных супруг не услышит никто на протяжении лье вокруг.

Подробно, с насмешкой и некоторым цинизмом обсуждали, что провинции Овернь довольно часто приходилось становиться декорацией для трагедий и преступлений одно ужаснее другого, которые из-за недостоверности фактов, как правило, оставались долгое время нераскрытыми, а стало быть, безнаказанными. Все это, казалось, еще больше подогревало воображение жителей провинции, а черные тени потухших вулканов, окружавших овернцев, располагали к самому мрачному толкованию малейших слухов.

— Но, тем не менее, у Оверни скверная репутация, — добавил кто-то. — Вспомните Штаты[33], которые были снова созваны тридцать лет тому назад. Десять дворян знатнейших родов осудили и они сложили головы на плахе в наказание за притеснения и убийства, совершенные ими в своих вотчинах!..

— Где ваш супруг? — спросили Жиральду де Ланзак.

— В армии, во Фландрии, как и мессир де Куанж.

— Давайте же пожелаем, чтобы они не встретились, дабы не дать друг другу коварных советов!..

Среди приятного шума подаваемых блюд, разливаемых вин и чудесных ароматов, исходящих от кушаний, которые явились предметом немалых усилий искусного кулинара, упомянутое печальное приключение превратилось в легкий анекдот: незначительный, жуткий, но забавный.

Анжелика настойчиво напрягала память, до сих пор ее ни разу не подводившую, но так и не вспомнила ни одной из предложенных монахинями «схем», которая подошла бы для светского разговора, столь сложного и на такие странные, жестокие темы. Тогда она перестала ломать над этим голову, решив, что будет разумнее просто промолчать.

И так как граф рекомендовал выпить игристое вино последним, она принялась жадно пить прохладный искрящийся напиток, золотые пузырьки которого танцевали в самом высоком бокале, напоминающем по форме длинный, едва приоткрытый крокус. Один из помощников Альфонсо склонился к плечу Анжелики и негромко предупредил, что десерты готовы и можно подавать их на террасу.

Анжелика невольно посмотрела на темный силуэт мужчины напротив и поняла, что именно она должна подать знак об окончании обеда.

Она встала, и все гости последовали ее примеру, но, поднимаясь, Анжелика не смогла сдержать улыбку, а затем и смех. Молодая графиня хотела избежать руки чересчур услужливого Бернара д’Андижоса, но опьяняющее действие вина опасно повлияло на ее походку, и ей пришлось принять помощь маркиза и поздравить себя с этой сильной поддержкой. Впрочем, все вокруг смеялись, хохотали, шутили и небольшими группами, поддерживая друг друга, направлялись в конец галереи.

— Видите, разве я вам не говорил? — продолжал ее пылкий кавалер. — Все здесь стремятся быть счастливыми, наслаждаться обществом друг друга и переходить от одного развлечения к другому.

Андижос поддерживал Анжелику под руку, продолжая надоедать вопросами.

— Поведайте мне о ваших любовных открытиях… О ваших восторгах!.. Свет ваших глаз сегодня так красноречив!

Анжелика следила глазами за графом де Пейраком, который шел впереди, обнимая за талию мадам де Ланзак и увлекая ее на освещенную террасу, где были поданы фрукты и шербет. Она видела мужа со спины, и, что удивительно, в этом свете и в шуме голосов, смешивающихся с мелодичными звуками скрытого за грабовой аллеей маленького оркестра, походка дворянина, наполовину склонившегося к своей спутнице, создавала впечатление причудливого танца. Так или иначе, они смеялись, казалось, без слов понимая друг друга, и время от времени Анжелика замечала, как профиль красавицы с восхитительной улыбкой поднимается к лицу сопровождающего ее мужчины. Анжелика чувствовала себя зрителем какого-то представления, смысл которого был ей совершенно непонятен. Тем временем маленький паж с круглым черным личиком и в тюрбане с султаном подошел к паре, неся подушку, на которой стоял ларец.

Д’Андижос, заметив интерес Анжелики, удержал ее, чтобы она смогла увидеть то, что должно было произойти.

Жоффрей де Пейрак остановился, открыл ларец и достал оттуда перстень. Подняв руку мадам де Ланзак, граф любезно поцеловал ей кончики пальцев и надел на один из них кольцо. Жиральда, казалось, едва не лишилась чувств, но тотчас пришла в себя, и ее изумленные возгласы слились с восторгами дам и сеньоров, подошедших разделить с ней радость и восхищение.

— Ну вот! — снова ликовал д’Андижос. — Мадам де Ланзак получила утешительный подарок. Он поможет ей забыть все те колкости, которые ей пришлось выслушать из-за своей суровой и угрюмой Оверни… Мессир де Пейрак никогда не допустит, чтобы хоть кто-то из его друзей встал из-за стола обиженным. Всякий раз он своим вниманием попытается смягчить рану, полученную в жарких спорах… Маленький утешительный приз не заставит себя ждать! Особенно если речь идет о дамах!.. Дары, которые поощряют, а порой почти вынуждают нас насмехаться, чтобы затем в полной мере ощутить изысканность его дружбы… О! Это мастер обольщения! Разве я вам не говорил?!

* * *

В последующие дни Анжелика поняла, что дворец графа де Пейрака, несомненно, самое гостеприимное место в городе. Граф сам принимал живое участие во всех увеселениях. Его высокая нескладная фигура мелькала среди гостей, и Анжелика изумлялась тому оживлению, которое вызывало одно только его присутствие.

Она постепенно привыкла к внешности мужа, и ее отвращение к нему уменьшилось. Несомненно, мысль о том, что он заявит права на ее тело, стала во многом причиной той сильной ненависти и того страха, которые он ей внушал. Теперь же, когда она перестала волноваться об этом, Анжелика должна была признать, что этот мужчина, чьи речи увлекали, а характер был жизнерадостным и таким необычным, внушал симпатию. Однако к жене граф проявлял заметное равнодушие. Он оказывал ей знаки внимания согласно ее положению, но, казалось, едва замечал. Жоффрей де Пейрак приветствовал ее каждое утро, они вместе обедали, сидя на противоположных концах длинного стола, за которым, кроме них, всегда собирался, по крайней мере, десяток гостей. Это помогало Анжелике избежать встреч наедине с мужем, которых она так боялась.

Но Анжелика видела, с каким мастерством он одаривал вниманием всех тех, кого желал им удостоить.

Когда компания гостей направлялась к террасе, где были поданы десерты и легкие закуски, или собиралась у выхода, чтобы обменяться на прощание последними любезностями и дружескими пожеланиями, Жоффрей де Пейрак иногда задерживал одного из гостей, чтобы сказать ему пару слов наедине, положив руку на плечо мужчине, или обняв за талию женщину и привлекая ее к себе. Подобное признание со стороны графа заставляло гостя забыть все свои заботы и улыбнуться.

Жоффрей де Пейрак притягивал женщин.

Анжелика не могла этого отрицать, и то, что в первые дни ее изумляло, теперь становилось понятным. Она замечала, какое волнение и трепет охватывали ее красивых подруг, стоило им услышать в коридорах дворца приближающиеся неровные шаги хромого дворянина, а когда он входил, волна возбуждения пронизывала собравшихся женщин. Он умел говорить с дамами. Одновременно насмешливый и нежный, он знал, что нужно сказать женщине, чтобы она почувствовала себя особенной, единственной из всех. Но Анжелика вставала на дыбы, словно строптивая лошадь, едва до нее доносились звуки его обманчиво-ласкового голоса. Каждый раз, когда она вспоминала тревожные признания кормилицы: «Он завлекает молодых женщин странным пением…», у нее кружилась голова.

Когда беседа с одной из тех дам, что первыми с жаром бросались в полемику, становилась немного резкой, рискуя стать неучтивой, Анжелика с интересом ждала, не последует ли за этим «утешительный подарок». И чаще всего он не заставлял себя ждать. Анжелика не без тайной досады была вынуждена признать, что этих жеманниц ничуть не пугало склоненное к ним изрезанное шрамами лицо графа. Теперь она была уверена: он завораживал женщин своим огненным взглядом, своей ослепительной улыбкой и изысканными комплиментами, которые он шептал им и которые каждая собирала, словно букет редких цветов, волнующих ее воображение.