Пейзаж менялся.

По ходу путешествия холмы с ровными линиями виноградников стали чередоваться с полями, засаженными густыми высокими колосьями темно-зеленого цвета, напоминающими стройные армейские ряды. Полоски виноградников, полоски полей, сменяющиеся этими правильно расположенными зелеными рядами, через которые, точно сквозь решетку, проникали сияющие лучи солнца, мелькали под ярко-синим небом, утомляя глаза.

— Это кукуруза, — сказал Анжелике Андижос, понимая ее удивление при виде незнакомой культуры.

— «Индейская пшеница»? Как в Новом Свете?

— Здесь мы называем ее крупным просом или испанским просом.

Всегда готовый хвалить богатства своей провинции, он рассказал ей, что кукуруза выращивается везде — от Байонны до Тулузы, и прибыла она из Испании, а католические короли[8] получили ее от американских кондотьеров вместе с «золотым яблоком», которое с некоторых пор называют томатом, и несколькими другими новыми плодами.

— Этот злак — лучший подарок Нового Света Старому. Народы Аквитании и Лангедока нашли в нем спасение от голода. А главное, крестьяне продают его более выгодно, чем другие злаки, пшеницу или ячмень, что приносит им достаток.

Удивительным образом эти открытия сотворили чудо, ведь даже не переплыв океан, который теперь лежал за границей непроходимых лесов Пуату, она пересекла достаточно границ, чтобы оказаться рядом с Новым Светом и насладиться его плодами.

В то время как на Севере широко раскрывали глаза от удивления, когда пастыри упоминали в своих рассказах «индейскую пшеницу», здесь, на Юге, дружбу с далекими американскими континентами завязали уже давно.

Дух Нового Света добавлял очарования краю, такому солнечному и такому изобильному!.. Это был Юг!..

Анжелика чувствовала, что с каждым днем она все сильнее погружается в чужую страну. Чужим был не только язык. Все было чужим! И все было другим! А она — она покинула свою родину.

Но пейзаж составляли не только чередующиеся ряды виноградников и кукурузы… Были еще и зеленые долины, полные плодоносящих деревьев, охраняемые такими высокими горами, что они возносились в бесконечность, исчезая в далеком тумане, а за крутыми вершинами этих гор их опять ждала залитая солнцем долина, по которой лошади пускались вскачь в облаке пыли, чтобы внезапно вновь столкнуться с высокой преградой Пиренеев. Кареты с трудом преодолевали крутые тропинки, покрытые круглой галькой, точно такой же, как на дне горных пиренейских потоков, которые текли рядом среди сосен, буков, дубов и каштанов.

Анжелику укачивало, ей приходилось часто выходить, и она все время спрашивала себя, когда они доберутся до Тулузы.

— Тулуза там! — отвечал ей Андижос, указывая на восток. — С другой стороны границы.

— Еще одна граница?!

Он засмеялся и сказал, что на этот раз говорит о еще более прозрачной границе, где заканчивается мягкое влажное влияние Атлантики, идущее от берегов Гасконского залива на западе навстречу сухому и обжигающему дыханию, приходящему с древнего моря, Nostra Mare, Nostra Madre, нашего моря, нашей матери, голубого Средиземного моря, открытого другому заливу — Лионскому — легендарной колыбели человечества.

— Тулуза лежит в центре, меж двух морей, и она правит всеми ветрами. Знаете ли вы, мадам, что четыре века назад Тулузу называли третьим городом после Рима и Венеции…

Маркиз д’Андижос был счастлив, что может ответить на все ее вопросы. Про себя он не переставал удивляться молодой и красивой спутнице, которая интересовалась вещами, далекими от кокетства, и казалась при этом такой увлеченной. Анжелика действительно, сама того не замечая, увлеклась рассказами маркиза, но необъяснимая тревога вновь охватила ее.

Вблизи Беарна путешественники остановились во дворце мессира Антуана де Комона, маркиза де Пегилена графа де Лозена. Анжелика смотрела с удивлением, смешанным с любопытством, на молодого человека, ловкость и остроумие которого сделали его, по утверждению Андижоса, «любимчиком французского двора». Сам король, который всегда стремился выглядеть серьезным, не мог сопротивляться шуткам Пегилена и прыскал от смеха на заседаниях министров.

Теперь Пегилен оказался в своем имении, отлученный от двора из-за перешедших всякие границы дерзостей, которые он себе позволял в адрес Мазарини. Но он не выглядел огорченным и тотчас принялся рассказывать тысячи анекдотов о кардинале, который, как известно, был любимцем королевы.

Анжелика, не привыкшая к фривольному языку, принятому при королевском дворе, не понимала и половины того, о чем он рассказывал, и удивлялась, что можно так дерзко обсуждать столь могущественных людей.

Принесли фрукты, охлажденные напитки, вина.

Не переставая болтать, Пегилен кружил вокруг Анжелики, строя восхищенные гримасы.

В конце концов он воскликнул:

— Какая красивая марионетка!

И сразу же объяснил:

— Говорят, что для графа де Пейрака женщины — лишь марионетки, которых он дергает за веревочки, чтобы заставить танцевать… А что вы об этом думаете, мадам?

Она ответила, задетая за живое:

— Ну что ж, он увидит достойное представление! К тому же я люблю танцы!

Он разразился пронзительным смехом.

— А марионетка остроумна! Вот это новость!

Андижос на свой манер напомнил о приличиях, энергично ударив его тростью по спине:

— Достаточно, Пегилен, ваша дружба с королем не дает вам права грубить благородной даме.

Пегилен бросился к ногам Анжелики, рассыпаясь в тысячах извинений.

— Вы правы! Вы правы, причина моих речей — зависть! Ужасно, что такое сокровище предназначено для одного-единственного человека! И какого человека! Почему этот человек не я?

После того как его подняли на ноги, успокоили и ободрили, стало ясно, что его выходки были лишь комедией и фанфаронством, и он снова стал серьезным.

По правде говоря, объяснил он, его должность при дворе оказалась под угрозой из-за того, что он покинул его без позволения короля, который мог затаить на него обиду. Но, казалось, ничто не могло удержать его при известии о таком грандиозном и удивительном событии, как свадьба графа де Пейрака, сеньора Тулузы, властителя множества земель.

— Мадам, Юг — королевство, состоящее из множества других королевств, и у нас есть собственные короли, которым мы должны оказывать почтение.

— Вы еще не объясняли мне этого, мессир д’Андижос, — заметила Анжелика с легкой насмешкой.

— Один гасконец всегда поддержит другого гасконца в шутке. Но не слушайте эти речи, мадам, они очень опасны!..

Итак, визит оказался радостным и веселым, Анжелика хорошо отдохнула. Чтобы заслужить прощение, Лозен посвятил ее красоте стихотворный экспромт, который тут же с чувством и продекламировал. Слагать стихи по любому поводу было модным при дворе.

— Вы посетите королевский двор, не так ли, мадам? Обещайте мне. Я предупрежу короля заранее.

Провожая гостей, он воскликнул:

— Друзья мои, я спрашиваю себя, не сорвется ли Золотой голос королевства на самой высокой ноте?

Именно так Анжелика впервые услышала о Золотом голосе королевства.

— Это самый знаменитый певец Лангедока, — объяснили ей. — Со времен средневековых трубадуров Лангедок не знал никого, равного ему. Когда вы его услышите, мадам, вы не сможете устоять перед его чарами.

Они смеялись как безумные.

Анжелика старалась скрыть свое мрачное настроение от окружающих. Все они были приветливы, иногда даже развязны, но при этом дружелюбны.

Поездка продолжилась. Воздух обжигал, черепичные крыши и листья платанов приобрели цвет белого вина. Все, кого они встречали, пребывали в хорошем расположении духа. Но цель приближалась, и на сердце у Анжелики становилось все тяжелее.

Накануне приезда в Тулузу они остановились в одном из имений графа де Пейрака, светлом белокаменном дворце в стиле Ренессанс. Анжелика с удовольствием искупалась в выложенным мозаикой бассейне одного из залов. Долговязая Марго суетилась вокруг нее. Она боялась, что жара и дорожная пыль сделают еще темнее лицо ее хозяйки, теплый матовый цвет которого она втайне осуждала.

Марго растерла госпожу мазями и, велев лежать на кровати неподвижно, после энергичного массажа выщипала на ее теле все волосы. Анжелику не шокировал этот обычай, который прежде, когда римские бани находились в каждом городе, был в ходу даже среди народа. А теперь только молодые девушки из высшего общества подвергались этой процедуре. Считалось неприличным, если на теле дамы оставался даже малейший пушок. Однако Анжелика, чье тело служанка с таким усердием старалась сделать совершенным, с ужасом думала о своей судьбе.

«Он меня не получит, — повторяла она. — Скорее я выброшусь из окна».

Но ничто уже не могло остановить этот безумный бег, этот вихрь, в который она была вовлечена.

На следующее утро, чувствуя себя совершенно разбитой, она в последний раз села в карету, которая через несколько часов должна была доставить ее в Тулузу. Маркиз д’Андижос занял место рядом с ней. Его усы были напомажены так сильно, что казались нарисованными.

Анжелика внезапно схватила его за руку.

— Мессир д’Андижос! Я хотела бы, чтобы вы были моим настоящим супругом. Почему мой муж не вы? Я уже хорошо вас узнала. Вы мне очень нравитесь.

— Мадам, — ответил маркиз, галантно целуя ее руку, — вы делаете мне честь. Но не стройте иллюзий, основываясь на размере моего брюха. На самом деле я беден как церковная мышь, и без графа де Пейрака я остался бы в одной рубашке в моем разрушенном замке рядом с голубятней без голубей. Всем тем, что я имею, я обязан графу де Пейраку. Вы не должны ни о чем сожалеть. Ведь у него столько золота и прекрасных алмазов.

— Мне не нужны золото и алмазы. Вы не понимаете! Я боюсь!