Анна Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа

И вот, обо всех тайных и явных бедах и обо всех физических недостатках фаворитки Клод Ле Пти написал остроумнейший памфлет, но настолько злой и непристойный, что даже наименее целомудренные горожане не осмеливались показывать его своим женам, которые посылали за стихами своих служанок.

Именно так начинался тот памфлет.

Листы с пасквилями встречались в Париже повсюду: в особняке Бирон, где жила Луиза де Лавальер, в Лувре и даже в покоях королевы, которая, прочитав описание соперницы, впервые за долгое время рассмеялась и потерла от радости маленькие ручки.

Оскорбленная, умирающая от стыда мадемуазель де Лавальер бросилась в первый попавшийся экипаж и приказала отвезти ее в монастырь Шайо, чтобы принять постриг.

Но король приказал ей вернуться ко двору.

За ней отправили господина Кольбера.

Это распоряжение было продиктовано не столько нежными чувствами, сколько яростью монарха, над которым осмелился смеяться его собственный народ и который начал подозревать, что такая любовница не делает ему чести.

Самые опытные полицейские ищейки были брошены в погоню за Грязным Поэтом.

На сей раз никто не сомневался, что его повесят.

Анжелика была одна в своей маленькой комнате на улице Фран-Буржуа. Жавотта только что удалилась, сделав реверанс. Дети спали. Вдруг снаружи раздался шум торопливых шагов, приглушенный тонкой пеленой снега, который начал медленно падать этим декабрьским вечером.

Кто-то постучал в дверь. Анжелика накинула халат и пошла взглянуть в дверное окошко.

— Кто там?

— Открой скорее, маленькая нищенка, скорее. Собака!

Не мешкая ни секунды, Анжелика отодвинула засовы, шагнула под свод портика и тут же столкнулась с памфлетистом. В тот же миг белая тень, выскочив из ночной тьмы, напрыгнула на молодого человека сзади и вцепилась ему в горло.

— Сорбонна! — закричала Анжелика.

Она бросилась вперед и схватила дога за влажную шерсть.

— Оставь его, Сорбонна! Lass ihn! Lass ihn!

Анжелика заговорила на немецком, вспомнив, что именно на этом языке Дегре отдавал команды собаке.

Сорбонна рычала, а ее клыки глубоко вонзались в воротник жертвы. Но узнав наконец голос Анжелики, собака вильнула хвостом и согласилась выпустить добычу, хотя рычать не перестала.

Молодой человек задыхался:

— Я умер!

— Пока еще нет. Быстро заходите в дом.

— Собака останется перед дверью и предупредит полицейского.

— Да входите же, говорю я вам!

Анжелика втолкнула молодого человека в дом, захлопнула за ним дверь, а сама осталась на улице. Она крепко держала Сорбонну за ошейник. Молодая женщина видела, как перед входом в сводчатую галерею в свете фонаря кружится снег. Наконец послышались приглушенные шаги хозяина, те самые, которые всегда раздавались после появления собаки: шаги полицейского Франсуа Дегре.

Анжелика подалась вперед.

— Не свою ли собаку ищете, мэтр Дегре?

Полицейский остановился, а потом тоже зашел под навес.

Молодая женщина не могла разглядеть его лица.

— Нет, — очень спокойно ответил мужской голос. — Я ищу памфлетиста.

— Сорбонна пробегала мимо. Представьте, в прежние времена мы с вашей собакой были знакомы. Я узнала ее и окликнула, а она позволила мне взять себя за ошейник.

— Несомненно, Сорбонна была искренне рада встрече, мадам. Вы дышите свежим воздухом на пороге собственного дома в столь дивную погоду?

— Я вышла запереть дверь. Но мы разговариваем в темноте, мэтр Дегре, и я уверена, что вы не догадываетесь, кто я такая.

— Я не догадываюсь, мадам, я знаю наверняка. Мне давным-давно известно, кто живет в этом доме, а поскольку в Париже нет кабака, в котором бы я не бывал, то могу сказать, что видел вас в «Красной маске». Вы взяли себе имя мадам Моренс, и у вас два сына, старшего из которых зовут Флоримон.

— От вас ничего не скроешь. Но если вы знаете, кто я, то почему для того, чтобы мы смогли побеседовать, потребовалось вмешательство случая?

— Я не был уверен, мадам, что мой визит доставит вам удовольствие. В последнюю нашу встречу мы расстались не совсем по-дружески.

Анжелика воскресила в памяти ночь охоты в предместье Сен-Жермен. Во рту у нее пересохло, ей казалось, что там не осталось ни капли влаги.

Бесцветным голосом она спросила:

— Что вы хотите этим сказать?

— В ту ночь, как и сейчас, шел снег, а в потерне Тампля было так же темно, как и в этой сводчатой галерее.

Анжелика с трудом скрыла вздох облегчения.

— Мы расстались совсем не так уж плохо. Мы были побеждены, а это не одно и то же, мэтр Дегре.

— Не надо называть меня «мэтром», мадам, потому что я продал свою адвокатскую должность после того, как меня выгнали из университета. Но следует заметить, продал очень выгодно и смог выкупить чин капитана полиции, ответственного за аресты. Так что теперь я занимаюсь доходным и не менее полезным делом: преследую злоумышленников и неблагонадежных горожан. Вот так, с высот красноречия я спустился в глубины молчания.

— Однако вы по-прежнему отлично изъясняетесь, мэтр Дегре.

— При случае. Когда обнаруживаю вкус к ораторскому искусству. Быть может, именно поэтому мне поручают судьбы тех, кто столь невоздержан в речах, как в письменных, так и в устных: поэты, газетчики — всевозможные бумагомаратели. Скажем, сегодня вечером я преследую опасную личность, некоего Клода Ле Пти, также прозванного Грязным Поэтом. И сейчас, несомненно, этот человек должен благословлять вас за своевременное вмешательство.

— Отчего же?

— Оттого, что вы остановили меня и собаку, когда мы шли по следу, а тем временем злоумышленник сбежал.

— Примите мои извинения за то, что задержала вас.

— О, лично я безмерно рад этому. Хотя небольшому салону, в котором вы меня принимаете, несколько недостает уюта и тепла.

— Простите. Заходите в другой раз, Дегре.

— Я приду, мадам.

Полицейский склонился к собаке, чтобы надеть на нее поводок. Снежные хлопья становились все крупнее. Полицейский приподнял воротник своего плаща, сделал шаг, но затем остановился.

— Я тут кое-что вспомнил, — сказал он. — Ведь именно он, Грязный Поэт, написал крайне жестокий пасквиль во время процесса вашего мужа. Подождите, как же там…

— Ради Бога, замолчите! — воскликнула Анжелика, зажимая уши ладонями. — Больше никогда не говорите об этом. Я больше не вспоминаю ни о чем. Я не хочу об этом вспоминать…

— Значит, прошлое умерло для вас, мадам?

— Да, прошлое умерло!

— И это лучшее, что оно могло сделать. Я вам больше никогда не напомню о нем. До свидания, мадам… и спокойной ночи!

Стуча зубами, Анжелика закрыла засовы. Она промерзла до костей, стоя на холоде перед домом, ведь на ней был одет лишь тонкий пеньюар. К холоду прибавилось волнение от новой встречи с Дегре и от услышанных откровений.

Анжелика вошла в свою комнату и закрыла дверь. Молодой человек со светлыми волосами сидел перед очагом, обхватив руками худые колени. Так он был похож на сверчка.

Молодая женщина прислонилась к двери. Упавшим голосом она спросила:

— Вы — Грязный Поэт?

Нежданный гость улыбнулся.

— Грязный? Разумеется. Поэт? Возможно.

— И это вы написали эту гадость… о мадемуазель де Лавальер? Почему вы не можете позволить людям спокойно любить друг друга? Король и эта девушка сделали все возможное для того, чтобы сохранить свои чувства в тайне, а вы раздуваете скандал и пишете гнусное стихотворение! Конечно, поведение короля достойно порицания. Но он — молодой горячий мужчина, его насильно женили на принцессе, не отличающейся ни умом, ни красотой.

Клод Ле Пти усмехнулся.

— Как ты его защищаешь, красавица моя! Этот высокородный распутник покорил и твое сердечко?

— Нет, но меня охватывает ужас, когда я вижу, как пачкают грязью любовь — чувство, достойное уважения, самое благородное чувство на свете.

— На свете нет ничего благородного и достойного уважения.

Анжелика пересекла комнату и прислонилась к камину. Она чувствовала себя слабой и измученной. Поэт поднял на нее глаза. Молодая женщина видела, как в них танцевали красные отблески пламени.

— Разве ты не знала, кто я? — спросил он.

— Никто мне не сказал, а сама как бы я догадалась? Ваше перо безжалостно и ядовито, а вы…

— Продолжайте…

— А вы показались мне добрым и веселым.

— Я добрый с маленькими нищенками, которые плачут на кораблях с сеном, и злой с людьми голубой крови.

Анжелика вздохнула. Она никак не могла согреться. Она указала подбородком в сторону двери.

— Теперь вам следует уйти.

— Уйти! — воскликнул поэт. — Уйти, когда Сорбонна поджидает меня, чтобы пойти по следу, а чертов полицейский мечтает заковать в кандалы?

— Их уже нет на улице.

— Нет, они там. Они подстерегают меня в темноте.

— Клянусь вам, они и не подозревают, что вы находитесь именно здесь.

— Как можно быть в этом уверенным? Разве ты не знаешь эту парочку, моя милая, ты, которая была в банде Весельчака?