Анжелика надела платье из зеленой муаровой парчи, затканной серебряными цветами, а из украшений выбрала роскошное жемчужное ожерелье в несколько рядов, которое спускалось ниже остроконечного корсажа.

Волосы, уложенные Бине в сложную прическу, были украшены жемчугом и двумя легкими белыми перьями, напоминавшими снежную корону. Умело, без излишеств, подкрашенное лицо Анжелики не сохранило на себе ни единого следа той жестокости, жертвой которой она совсем недавно стала. Лишь на виске пока не зажил небольшой синяк, который Нинон ловко замаскировала с помощью бархатной мушки в форме сердечка. Другую, совсем маленькую мушку наклеили в уголок рта. Анжелика выглядела безукоризненно.

Она надела вандомские перчатки, раскрыла веер и, склонившись к дверце кареты, крикнула:

— Кучер, в Версаль!


Но когда Анжелика подняла глаза к холмам Сен-Клу, она внезапно ощутила горечь расставания.

Она снова увидела себя сидящей на склоне, когда мэтр Ансельм рассказывал ей о далеких парижских куполах. Трактир «Почтовая станция Четырех королей». Какие славные люди!

Теперь Анжелика принадлежала совсем иному миру. Ей наконец удалось добиться желанной цели. Прощайте! Прощайте, славные люди!

Анжелика издалека заметила радостную суматоху, привычно царившую вокруг трактира, беседки, увитые плющом, где подавали старый добрый генгет, фасад «Почтовой станции Четырех королей», ее крепкую крышу, а дальше — массив виноградников, раскинувшихся на холме.

Она приказала остановить экипаж.

— Ждите! — выкрикнула Анжелика.

Она вышла из кареты, не опасаясь нанести ущерб своему великолепному туалету, блеск и многочисленные оборки которого тут же расчистили пространство вокруг роскошно одетой дамы. Бодро простучав каблучками отделанных перламутром туфелек по ступеням лестницы, маркиза оказалась на пороге большого зала трактира. С первого взгляда она узнала Маргариту, сидевшую за столом, а затем разглядела у очага и самого мэтра Ансельма.

Анжелика как вихрь пронеслась по залу, и все, кто оказался на ее пути, обратились в соляные столбы, причем в столбы с разинутыми от удивления ртами.

В облаке из атласа и перьев Анжелика подлетела к мэтру Ансельму. Она обвила руками его шею и крепко поцеловала в губы, потом кинулась к поднимающейся со своего места Маргарите, обняла ее и оставила в руках растерянной девушки расшитый жемчугом платочек.

И, молнией оказавшись за порогом трактира, она бросилась к своей карете мимо расступившейся ошеломленной толпы.

— В Версаль, кучер! В Версаль.

Она откинулась на сиденье. Прощайте! Прощайте, добрые, славные люди! Прощайте!


Анжелика чувствовала, как лошади в последнем усилии преодолевают тяжелый и крутой подъем, после которого начиналась восхитительная новая страна, земля, столь любимая королем.

Добравшись до вершины, карета покатилась вниз по склону.

Анжелика поминутно высовывала голову в окно, рискуя разрушить искусное сооружение Бине и быть обрызганной жидкой грязью.

— Да поторопись же, кучер, черт тебя раздери! Твои лошади — просто неповоротливые улитки.

Но она уже видела, как на горизонте появляется высокий искрящийся розовый утес, казалось вобравший в себя все солнечные лучи этого весеннего утра.

— Что там на горизонте?

— Это — Версаль, госпожа.


Аллея недавно посаженных деревьев вела к дворцу. У первых ворот карета Анжелики была вынуждена остановиться, чтобы пропустить экипаж, который несся во весь опор по дороге из Со[54]. За алой каретой, запряженной шестеркой гнедых, следовала кавалькада всадников. Должно быть, то была карета Месье. Вслед за ней шестерка белых лошадей пронесла в сторону дворца карету Мадам.

Анжелика приказала кучеру ехать за ними. Она теперь не верила ни в дурные встречи, ни в колдовство. Она парила над землей, словно окруженная удивительными защитными чарами. Уверенность, что час триумфа близок, была сильнее, чем любые страхи и опасения. Ведь она дорогой ценой заплатила за свой триумф.

Маркиза дю Плесси подождала, пока уляжется суматоха, вызванная приездом двух высокопоставленных особ. Затем она вышла из кареты и направилась к Мраморному двору[55].


Флипо, в ливрее цветов дома дю Плесси — голубой и светло-желтый, поддерживал подол ее платья.

— Не вздумай вытирать нос рукавом, — наказала Анжелика мальчику. — Не забывай, что мы в Версале.

— Угу, госпожа, — вздохнул бывший воришка Двора чудес, восхищенно озираясь вокруг.

Версаль еще не обрел того величия, которое придали ему два белых крыла, пристроенные архитектором Мансаром в конце правления Людовика XIV. Пока сказочный дворец возвышался на небольшом холме и поражал своей утонченной архитектурой, нежным цветом, от розового до алого, коваными балкончиками, высокими светлыми каминными трубами. Пинакли[56], маскароны[57], водостоки и декоративные вазы — все было покрыто позолотой и сверкало на солнце, как изысканный ларец, инкрустированный великолепными драгоценностями. Новая крыша, в зависимости от того, находилась ли она на свету или в тени, меняла свой цвет от черного, как ночь, бархата до сияющего серебра. Ломаные линии кровли, казалось, растворялись в лазури неба.

В окрестностях дворца царило небывалое оживление. Разноцветные ливреи слуг и лакеев мешались с темными блузами рабочих, которые сновали взад-вперед с тачками и со строительными инструментами. Звонкий стук зубил, врезающихся в камень, перекликался с тамбуринами и флейтами группы мушкетеров, марширующих в центре большого двора.

Анжелика не увидела вокруг ни одного знакомого лица. В конце концов она вошла во дворец через дверь левого крыла, у которой, как ей показалось, толпилось наибольшее количество людей. Широкая лестница из разноцветного мрамора привела молодую женщину в просторный зал, куда потянулась толпа довольно скромно одетых людей, поглядывавших на прибывшую даму с некоторым удивлением. Анжелика спросила, где она находится. Ей ответили, что это Зал стражи. Каждый понедельник сюда приходят многочисленные просители, дабы подать прошение или получить ответ на прошение, поданное ранее. В глубине комнаты на позолоченном фризе камина сияла монограмма короля, но все присутствующие надеялись, что Его Величество появится лично, как это нередко случалось.

Анжелика, в украшенном перьями роскошном наряде, с разодетым пажом почувствовала себя неуместно среди стариков военных, вдов и сирот. Она уже собиралась уйти, когда заметила мадам Скаррон. Анжелика бросилась ей на шею, счастливая от того, что наконец встретила хоть кого-то знакомого.

— Я ищу придворных королевской свиты, — сказала она, — мой муж должен присутствовать при утреннем туалете короля, и я хотела бы к нему присоединиться.

Госпожа Скаррон выглядела беднее и скромнее, чем когда-либо, и, казалось, вряд ли могла рассказать о местонахождении придворных. Но молодая вдова знаменитого Скаррона в поисках пенсии проводила так много времени в королевских прихожих, что знала о расписании двора даже больше, чем сам газетчик Лоре, уполномоченный описывать события в Версале. И вопреки ожиданиям, мадам Скаррон была прекрасно осведомлена о том, что происходит во дворце.

Желая оказать любезность, она повела Анжелику к двери, выходящей на просторный балкон[58], с которого открывался вид на парк.

— Скорее всего, утренний туалет короля уже закончился, — сообщила она. — Сейчас он направился в свой кабинет, где какое-то время будет беседовать с принцессами крови. Затем спустится в парк, если, конечно, не зайдет сюда. В любом случае, вам следует пойти на эту открытую галерею. В самом ее конце, с правой стороны, вы увидите прихожую, ведущую к кабинету короля. Сейчас все придворные спешат именно туда. Там вы без труда найдете своего супруга.

Анжелика посмотрела на длинный балкон, на котором виднелось лишь несколько швейцарских гвардейцев, несших караул.

— Я умираю от страха, — сказала маркиза. — Не могли бы вы пойти со мной?

— Что вы, дорогая, я не могу, — растерялась Франсуаза, испуганно взглянув на свое скромное серо-синее платье из грубой ткани, которое, тем не менее, было необычайно элегантным.

Лишь сейчас Анжелика обратила внимание, какой контраст представляют их туалеты.

— Почему вы здесь как просительница? У вас опять денежные затруднения?

— Увы, более чем когда-либо! Смерть королевы-матери обернулась для меня отменой пенсии. Вот я и прихожу сюда в надежде восстановить ее. Господин д'Альбре обещал мне поддержку.

— Желаю вам успеха. Мне действительно жаль…

Мадам Скаррон очень мило улыбнулась и ласково провела рукой по щеке Анжелики.

— Не стоит ни о чем жалеть. Это ни к чему. Вы кажетесь такой счастливой! И вы заслужили свое счастье, моя милая.

— Как вы находите мой туалет? Вы полагаете, я могу появиться перед королем?

— Вы безупречны! Ослепительная красота. И ваш малыш-лакей кажется мне достаточно расторопным, чтобы не потерять голову в этом новом мире. Это в высшей степени важно в Версале… Позвольте-ка! Мне кажется, что помада на ваших губах слегка расплылась. Давайте я сотру ее. Косметика вам не нужна. Ваши губы достаточно яркие и без краски.

Вдова проворно достала платок и стерла следы красной помады, которая размазалась во время бурного прощания Анжелики с хозяевами трактира «Почтовая станция Четырех королей».

— А теперь ступайте! — сказала Франсуаза Скаррон, и ее прекрасные черные глаза заблестели от восторга. — Вы самая красивая. Вы очаруете короля.


«Вот только я начинаю в этом сомневаться», — подумала Анжелика, чье сердце от волнения выскакивало из груди. Роскошное убранство Версаля произвело на нее сильнейшее впечатление. Версаль вдохновлял, заставлял идти вперед, пока хватит храбрости. Конечно, она сошла с ума! Ну и пусть! Она не собирается сдаваться, как скороход, который падает за несколько шагов до цели…