Казалось, пожилой управляющий не слышит ее.

— Просто в голове не укладывается, что такой человек мог умереть, — продолжил он, качая головой. — Возможно, король это вовремя понял…

Анжелика порывисто схватила собеседника за руку.

— Молин… вы что-то знаете?

— Я слышал, что король помиловал его… в последний момент.

— Увы! Я собственными глазами видела, как его сожгли на костре.

— Тогда давайте предоставим мертвецам хоронить своих мертвецов, — произнес Молин, сопроводив свои слова пасторским жестом, который ему так шел и которым при случае он пользовался, чтобы ввести в заблуждение окружающих. — И пусть жизнь продолжается!


В карете по дороге домой Анжелика прижала к груди руки, унизанные кольцами.

— Жоффрей, где ты? Огонь костра уже давно погас, так зачем вновь и вновь вспыхивает эта искра надежды… Если ты еще ходишь по земле, вернись ко мне!

Молодая женщина замолчала, испугавшись тех слов, что только что прошептала. Экипаж ритмично покачивался, и уличные фонари, установленные по приказу Ла Рейни[53], бросали отсветы на ее платье. Полиция старалась рассеять мрак, в котором Анжелика так хотела бы сейчас раствориться полностью и без остатка.

Она боялась. Боялась Филиппа, но еще сильнее — того, чей призрак возникал у нее перед глазами, как будто для того, чтобы запретить ей следовать выбранной дорогой. Но она больше не могла гадать, были ее видения безумием или же нет. Она достигла своей цели. Другой цели у нее не было.


В отеле Ботрейи навстречу матери вышли Флоримон и Кантор. Оба мальчика были в нарядных костюмах из розового атласа с огромными кружевными воротниками. По бокам у них красовались маленькие шпаги, а шляпы украшали розовые перья.

Они оба держались за шею огромного рыжего дога, который был почти одного роста с Кантором.

С бьющимся сердцем Анжелика остановилась, восхищенная красотой дорогих ей созданий. До чего же они серьезны и насколько прониклись чувством собственной значимости! А как медленно они ступают, стараясь не помять свои великолепные наряды!

Сильные в своей слабости, они оттеснили в сознании матери и образ Филиппа, и призрак Жоффрея. «Пусть жизнь продолжается», — сказал ей старый гугенот-управляющий. А жизнь — это они. Именно ради них она должна следовать избранным путем, пусть медленно, но уверенно.

Детей нарядили в их праздничные костюмы, чтобы поприветствовать мадам де Севинье, которая уже больше часа ожидала Анжелику в большой гостиной.

К великому возмущению лакеев, Анжелика встала на колени, широко раскрыла объятия и прижала к сердцу обоих малышей и их дога.

* * *

Шоколадница госпожа Моренс — урожденная де Сансе?.. Несколько веков эта семья жила в безвестности, но она была кровно связана с такими прославленными фамилиями, как Монморанси и де Гизы. К тому же некоторые молодые представители семьи недавно вновь обратили на себя внимание двора. Сама умирающая Анна Австрийская потребовала, чтобы у ее изголовья дежурил иезуит с пылающим взором, некий Раймон де Сансе. Теперь все знатные дамы двора стремились получить его благословление. Неужели госпожа Моренс, чей экстравагантный образ жизни и внезапное восхождение стали предметом небольшого скандала, была родной сестрой этого проницательного и сдержанного аббата, слывшего образцом добродетели?.. Многие сомневались в этом. Но на приеме, который давала мадам д'Альбре, присутствующие могли наблюдать, как иезуит нежно расцеловал будущую маркизу дю Плесси-Бельер, подчеркнуто обращался к ней на «ты» и долго по-дружески беседовал с ней братским тоном.


Впрочем, именно к Раймону отправилась Анжелика на следующий день после встречи с Молином.

Она знала, что найдет в нем верного союзника, который как бы невзначай, но самым надежным образом поспособствует восстановлению ее репутации в свете. Именно так и случилось.

Не прошло и недели, как рухнули все барьеры высокомерия, выстроенные между молодой женщиной якобы из простого сословия и благородными дамами квартала Маре. Анжелику расспрашивали о ее юной сестре, прелестной Мари-Аньес де Сансе, чья красота целых два сезона очаровывала королевский двор. Ее обращение к Богу временно, не правда ли? Но как бы то ни было, отныне двор будет гордиться присутствием другой Сансе, чья красота ничуть не уступает красоте младшей сестры, а деловой ум уже прославился повсюду.

Братья Анжелики — Дени и служивший пажом у мадам де Рошан Альбер пришли повидаться с ней и после долгих и вполне искренних излияний чувств попросили у сестры денег.

О другом брате, художнике, никто не упоминал, да никто о нем и не знал. Изредка вспоминали старшего брата, юного сумасброда, некогда уплывшего в Америку. Казалось, все забыли о первом браке Анжелики и о причинах, которые могли толкнуть наследницу древнейшего дворянского рода заняться производством шоколада. Легкомысленные придворные и знатные дамы, тайком сообщив друг другу те или иные доверительные сведения, прекрасно умели все забывать, когда это было в их собственных интересах.

Все бывшие фавориты короля, за исключением де Гиша, опасаясь монаршей немилости, научились быть сдержаннее. После дела маленького торговца вафлями Бард, уличенный в заговоре с «испанским письмом», томился в тюрьме. Гиш удалился в изгнание.

Несмотря на известную всем любовь к сплетням, Великая Мадемуазель по своей искренней доброте тоже молчала. Она лишь нежно обняла Анжелику и сказала, растроганно смахнув слезинки:

— Моя дорогая, будьте счастливы, очень счастливы!


Разумеется, странные подробности из жизни некой Анжелики де Сансе могла припомнить мадам де Монтеспан, но, увлеченная собственными интригами, она даже не удосужилась о них подумать. Атенаис искренне радовалась, что скоро Анжелика будет представлена ко двору. Присутствие нежной Луизы де Лавальер и хмурой, плаксивой королевы превращало королевский дворец в весьма унылое место. Двору не хватало задора. А серьезный и несколько чопорный король стремился к радостям и безумствам, которых был лишен в ранней юности. Жизнерадостный характер Анжелики отлично подходил для того, чтобы оттенить яркий блеск Атенаис. Они составят отличную пару: две веселые красавицы, умеющие вовремя подать друг другу нужную реплику. Разве в модных салонах их появление не считалось залогом успешного вечера?

Атенаис де Монтеспан примчалась к подруге с кучей советов по поводу туалетов и драгоценностей, необходимых для первого появления в Версале.

А в порядочности госпожи Скаррон можно было не сомневаться. Рассудительная вдова искренне заботилась о том, чтобы настоящее, прошлое или будущее людей, которых она любила, не стало достоянием досужих сплетен, и потому никогда не опускалась до опрометчивой болтовни.

Так, окруженное всеобщим молчаливым согласием, недавнее прошлое Анжелики будто по мановению волшебной палочки провалилось в никуда. Как-то вечером, взглянув на кинжал Родогона-Египтянина, молодая женщина подумала, что все, случившееся с ней, было всего лишь кошмарным сном, о котором не стоит больше вспоминать. Ее жизнь идет по давно задуманному плану, — жизнь Анжелики де Сансе де Монтелу, благородной девицы из Пуату, которая, как ей теперь казалось, еще с юности была обещана Филиппу дю Плесси-Бельеру.


Впрочем, исчезновение целой полосы прошлого не могло пройти без маленьких недоразумений.

Как-то утром, когда Анжелика занималась своим туалетом, ей сообщили, что ее просит об аудиенции дворецкий графа де Суассона, некий Одиже. Вместо того чтобы надеть платье и выйти в приемную, Анжелика сочла подобающим остаться в будуаре у туалетного столика. Знатная дама может себе позволить принимать представителя более низкого сословия в пеньюаре.


Когда Одиже вошел в комнату, она даже не повернула к нему головы, продолжая припудривать пышной пуховкой шею и грудь. В большом овальном зеркале Анжелика увидела, как в будуар вошел по-мещански скромно одетый посетитель. Строгое выражение лица, которое было ей хорошо знакомо, когда-то предшествовало так называемым «супружеским сценам».

— Входите, входите, Одиже, — самым сердечным тоном обратилась к нему Анжелика, — садитесь сюда, на табурет, рядом со мной. Мы давно не виделись, но ведь в этом не было необходимости. Со славным Маршандо наши дела идут просто великолепно!

— Я всегда тревожусь, когда долго не вижу вас, — срывающимся голосом заявил молодой человек. — Потому что за это время вы обычно делаете массу глупостей. Если верить молве, вы собираетесь выйти замуж за маркиза дю Плесси-Бельера. Это правда?

— Истинная правда, друг мой, — небрежно ответила Анжелика, снимая маленькой кистью излишки пудры с лебединой шеи. — Маркиз — мой кузен, и я полагаю, что на самом деле всегда была влюблена в него.

— Теперь наконец вы сумели осуществить все проекты, которые рождались в вашей маленькой честолюбивой головке! Я уже давно понял, что для вас нет ничего невозможного. Любой ценой, какого бы труда это ни стоило, вы стремитесь стать дворянкой…

— Я — дворянка, Одиже, я оставалась дворянкой, даже прислуживая клиентам мэтра Буржю. Если вы действительно в курсе последних новостей, то вам должно быть известно, что я — урожденная Анжелика де Сансе де Монтелу.


— Да, я знаю. И это известие позволило мне понять причину вашего пренебрежения. Вот почему вы отказывались становиться моей женой!.. Вы стыдились меня.

Нервным движением Одиже ослабил воротник, который душил его. Переведя дыхание, он продолжил:

— Я не могу представить себе, почему вы пали так низко, почему, когда мы с вами познакомились, вы были бедной служанкой и почему скрывались от собственной семьи. Но я достаточно разбираюсь в жизни, чтобы догадаться, что вы стали жертвой гнусных преступных интриг, которыми славится королевский двор. И вы хотите вернуться в этот мир?! Нет, я пока что не могу относиться к вам как к знатной даме и поэтому продолжаю разговаривать с вами дружеским тоном, который, возможно, вас уже коробит… Нет, Анжелика, не исчезайте, это было бы страшнее смерти! Ведь из-за одного только мелочного тщеславия вы хотите опять окунуться в эту подлую, лицемерную и глупую среду! Анжелика, ведь вы — женщина, чьим ясным умом и здравым смыслом я всегда восхищался. Как же вы можете оставаться слепой и не замечать изъянов сословия, к которому принадлежите? Вам нужна здоровая атмосфера, в которой вы сможете расцвести. Как вы можете с такой легкостью отказаться от братского отношения, от доброты простых людей — всего, что вы нашли в нашей среде? Видите, я не стыжусь поставить себя на одну доску с мэтром Буржю!.. Вы останетесь в одиночестве среди этих интриганов, чье ничтожество и глупость будут вам претить, или сами станете такой же испорченной…