Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

Конечно, Анн Голон изобразила Клода Ле Пти намного привлекательнее его прототипа, потому и воспринимается он читателями с глубоким сочувствием и симпатией. Вот и все тезисы, с которыми я обращаюсь к читателям этого тома. Очевидно, было бы интересно сделать психологический анализ, по крайней мере, главных героев романа. Но возможность для этого появится, когда будет опубликована последняя книга цикла.

А пока я мечтаю о том времени, когда скульпторам, механикам, художникам и архитекторам захочется выстроить Музей Литературных Героев, в котором можно будет увидеть, как Шерлок Холмс, сидя за столом, играет в шахматы с Эркюлем Пуаро, д'Артаньян любуется Эсмеральдой, Дон Кихот беседует с Тилем Уленшпигелем, а Сирано де Бержерак, пользуясь временным отсутствием графа де Пейрака, посвящает стихи Анжелике де Сансе.

Кто знает, уважаемые читатели, какое чудо ждет нас в будущем.

Приятного чтения!

Геннадий Ульман, литературовед, магистр искусств, преподаватель литературы и психологии, член общества друзей Дюма в Париже, общества друзей Артура Конан Дойла и Райдера Хаггарда в Англии, Нью-Йорк

И ОН возвращался. Поздно вечером стучал условленным стуком в оконное стекло, и она бесшумно открывала дверь. В теплом уюте маленькой комнаты, рядом с этим мужчиной, то болтливым, то язвительным, то влюбленным, она забывала о своем изнурительном каждодневном труде. Клод рассказывал Анжелике о придворных и городских скандалах; эти истории развлекали ее, тем более что она отлично знала большую часть их героев.

— Страх тех, кто боится меня, — вот мое богатство, — говорил он.

Деньги для него мало значили. Анжелика пыталась заставить его приодеться — напрасно.

После сытного ужина, даже не делая вид, будто он собирается платить за еду, молодой человек исчезал, а неделю спустя появлялся снова, бледный, голодный, улыбающийся. И тщетно она тормошила поэта своими идеями о том, как ему нужно устроиться в жизни. Если у него отличные отношения со всеми парижскими бандами, то почему бы не принимать участия в их пирушках? Почему он никогда не показывался в Нельской башне? Ведь те, кто промышляют на Новом мосту, уважают и ценят его, и благодаря этому он мог бы занять видное место в бандитской среде. Не говоря уже о том, что, зная о многих тайнах, которые тщательно скрывают великие мира сего, легко поставить в зависимость людей самого высокого положения.

— Куда забавнее заставлять их рыдать и скрежетать зубами, — беззаботно возражал поэт.

Он соглашался принимать помощь только от женщин, которых любил. Маленькая цветочница, уличная девка, служанка… Побывав в его нежных объятиях, эти женщины получали право немного побаловать любовника. Они говорили: «Ешь, мой ненаглядный», и с умилением смотрели, как он поглощает приготовленный ужин.

А затем он пропадал. И точно так же, как цветочница, уличная девка или служанка, Анжелика иногда испытывала желание удержать его подольше. Вытянувшись в теплой постели рядом с высоким молодым мужчиной, объятия которого были столь пылкими и столь легкими, она обнимала его за шею и привлекала к себе.

Но стоило ему, открыв глаза, заметить, что за маленьким окошком со свинцовым переплетом разгораются первые отблески зари, как он вскакивал, поспешно одевался и исчезал.

Просто он не мог долго задерживаться на одном месте. Поэт был одержим страстью, редкой для той эпохи, — неистовой страстью, за которую во все времена приходилось платить высокую цену: любовью к свободе.

К тому же его уход с рассветом был разумной предосторожностью: очень часто, когда Анжелика, собираясь в «Красную маску», подходила к окну, она замечала хорошо знакомую фигуру. Окно распахивалось.

— Вы выбрали раннее время для визитов, господин полицейский.

— Я не наношу визитов, мадам. Я ищу памфлетиста.

— И надеетесь обнаружить его где-то поблизости? — непринужденно спрашивала Анжелика, набрасывая на плечи накидку.

— Кто знает? — отвечал полицейский.

Она выходила из дому, и они вместе шли по заснеженным улицам, а Сорбонна резво бежала впереди. Это напоминало Анжелике время, когда точно так же вместе им случалось пересекать Париж. Однажды Дегре отвел ее в парильни Сен-Николя. В другой раз, по дороге из Дворца правосудия, перед ними словно из-под земли вырос бандит Весельчак.

Теперь Дегре и Анжелика встретились снова, и каждый хранил в душе мрачные картины пережитого. Анжелика не стыдилась того, что он видел ее прислуживающей в трактире. Она чувствовала, что старый знакомый не испытывает к ней и тени презрения. Сам побывавший на грани нищеты, он отлично понимал, что только крайняя нужда заставила бывшую графиню зарабатывать на жизнь собственными руками. Анжелика уже могла похоронить где-то в глубинах памяти воспоминания о жизни с Весельчаком. После бойни на ярмарке Сен-Жермен утекло немало воды, но Весельчак так и не объявился. Анжелика по-прежнему надеялась, что ему удалось убежать из Парижа. Может, примкнул к разбойничьим бандам, промышляющим на больших дорогах? Или попал в лапы вербовщиков солдат…

В любом случае, каким-то шестым чувством она знала, что больше никогда не увидит Николя. Так что теперь можно себе позволить ходить по улицам с высоко поднятой головой. Привыкший к ночной тишине молодой мужчина, который шел рядом своим особенным мягким шагом, больше ни в чем ее не заподозрит. Бывший адвокат тоже переменился. Он стал очень молчалив, а былая веселость уступила место иронии, порой чересчур язвительной. Часто самые простые его слова несли в себе тайную угрозу. Но Анжелика была уверена, что ей Дегре никогда не причинил бы зла.

Теперь он выглядел не таким бедным, как в прежние времена. Он носил красивые сапоги, а иногда появлялся в парике.

У «Красной маски» полицейский церемонно раскланивался с Анжеликой и уходил прочь.

Предметом особой гордости Анжелики была написанная братом Гонтраном красивая яркая вывеска над дверью трактира. На ней была изображена дама, закутанная в черную атласную накидку. Лицо дамы было скрыто красной маской, сквозь прорези которой сияли изумрудные глаза. Фоном картины была сама улица Нищеты с нескладными силуэтами старых домов на фоне звездного неба и красными отблесками фонарей многочисленных трактиров.

Из соседней таверны, как всегда в ранний час, вышел разносчик вина с кувшинчиком в руках.

— Отменное, чистое вино! Дамочки, поторопитесь! Обручи на бочках скоро лопнут!

Под перезвон колоколов набирал обороты новый день. А вечером Анжелика складывала в столбики блестящие экю. Аккуратно пересчитав деньги, она прятала их в маленькие мешочки, которые займут место в сейфе, купленном по ее настоянию мэтром[2] Буржю.

Время от времени приходил Одиже, чтобы очередной раз сделать предложение руки и сердца. Анжелика, которая не рассталась с мечтой продавать шоколад, встречала дворецкого улыбкой.

— А как ваш патент?

— Немного терпения, осталось ждать всего пару дней!

В конце концов Анжелика заявила:

— Вы не получите своего патента НИКОГДА!

— Вот как, госпожа ясновидящая! Это почему же?

— Потому что вы заручились поддержкой мессира де Гиша, зятя Сегье. Но откуда вам знать, что семейная жизнь де Гиша — сущий ад и что господин Сегье целиком на стороне дочери. Канцлер оставит ваш патент мхом зарастать, ведь это замечательный повод лишний раз насолить зятю, а уж он такого случая не упустит.

Эти сведения Анжелика почерпнула из рассказов Грязного Поэта. Но уязвленный Одиже принялся яростно спорить. Нет, он на правильном пути, а патент вот-вот будет подписан. Убежденный в близком успехе, дворецкий начал строить зал для продажи шоколадного напитка на улице Сен-Оноре.

Анжелика заглянула в будущее кафе и отметила про себя, что молодой человек последовал всем ее советам по оформлению зала. Здесь были и зеркала, и позолоченные деревянные панели.

— Думаю, такая новизна привлечет публику, жадную до всего необычного, — объяснил Одиже, совершенно позабыв, кому был обязан прекрасными идеями. — Для нового продукта требуется новая атмосфера.

— А вы подумали о том, откуда вам будут поставлять бобы?

— Как только у меня появится патент, все вопросы уладятся сами собой.

Анжелика решила воспользоваться этим несколько беспочвенным оптимизмом, чтобы побольше узнать о возможностях поставок значительных партий какао.

Но Давид так и не сумел разыскать еврея, у которого его отец закупил первую партию какао из Мексики. Что же делать? Анжелика обратила внимание, что в последнее время коммерсанты и финансисты, посещавшие трактир, часто говорили об Ост-Индской компании[3], которой покровительствовали господин Кольбер и сам король. Эта торговая компания должна была конкурировать в дальних странах с компаниями голландцев и англичан.

Однажды вечером Клод Ле Пти принес своей подруге книжицу об Ост-Индской компании; по приказу короля ее текст сочинил член Французской академии.

— Это шедевр, дорогая. Вот послушай: «Мадагаскар — это настоящий рай! Климат там прекрасный. Почвы плодородны и сами просят, чтобы их обработали. Здесь можно найти все, что душе угодно. Ароматную воду, вкуснейшие плоды, золотоносные жилы в горах. А местные жители! Добрые, восприимчивые к Евангелию, они счастливы уже тем, что могут любоваться, как трудятся христиане!»

Клод Ле Пти прервал свое чтение и прокомментировал: