Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

– Я передам его вам в день нашей свадьбы, как записано в контракте.

– Мы обвенчаемся сегодня же вечером.

– Значит, я передам вам ларец сегодня вечером, – сказала она, силясь не выдать замешательства.

Она протянула ему руку.

– Мы даже не поздоровались…

– Не вижу в этом необходимости, – отрезал он и с силой захлопнул дверь.

Анжелика закусила губы. Решительно, повелителя, которого она себе выбрала, задобрить будет нелегко. Ей на память пришел совет, который дал Молин: «Попробуйте сыграть на его чувственности». Но впервые она сомневалась в удаче. Она не чувствовала власти над этим ледяным человеком. Когда он был рядом, она не ощущала в нем никакого желания. Да и у нее сейчас не было ни малейшей тяги к нему, только тоска и тревога.

«Он сказал, что мы обвенчаемся сегодня вечером. Он сам не понимает, что говорит. Моего отца даже не предупредили…»

В дверь робко постучали. Анжелика пошла открывать и увидела сыновей, все так же трогательно жавшихся друг к другу. Но на этот раз Флоримон, как старший, взял под свою защиту еще и обезьянку Пикколо, которую он держал на руках.

– Мама, – сказал он дрожащим, но твердым голосом, – мы хотим уехать к дедушке. Здесь нам страшно.

– Мальчик, который носит на поясе шпагу, не должен произносить слово «страх», – строго сказала Анжелика. – Вы что, трусы, как вам сегодня намекнули?

– Господин дю Плесси-Бельер уже убил Партоса, а теперь захочет убить Пикколо.

Кантор заплакал, сдавленно всхлипывая. Кантор, спокойный Кантор до такой степени потрясен и взбудоражен! Это уже было выше сил Анжелики. И нечего доискиваться, глупо это или не глупо: ее дети напуганы! Разве она не поклялась, что они никогда больше не испытают страха?

– Решено, вы поедете в Монтелу вместе с Барбой. И тотчас же. Только дайте слово вести себя хорошо.

– Дедушка обещал мне, что позволит прокатиться на муле, – сказал Кантор, сразу успокоившись.

– Ха! А меня он обещал посадить на коня! – с торжеством выпалил Флоримон.

Меньше чем через час Анжелика усадила их в повозку вместе с прислугой, собрав сундучок с одеждой. В Монтелу хватит места для всех – и для мальчиков, и для их малочисленной свиты. Прислуга и сама была рада уехать отсюда. С приездом Филиппа в белом замке стало нечем дышать. Этот молодой красавец при дворе короля был сама любезность, а в своих владениях правил железным кулаком деспота.

Барба шепнула:

– Мадам, вам нельзя здесь оставаться одной с этим… с этим человеком.

– С каким это человеком? – надменно бросила Анжелика и прибавила: – Барба, спокойная жизнь совсем вышибла у тебя из памяти, что́ нам с тобой довелось пережить вместе. Ты забыла, что я всегда смогу себя защитить?

Она расцеловала служанку в пухлые щеки, но сердце ее пронизал холод.

Когда звон колокольчика маленького экипажа затих в синих вечерних сумерках, Анжелика медленно пошла назад к замку. При мысли о том, что дети под заботливым кровом Монтелу, ей стало легче. А вот замок дю Плесси, несмотря на сходство с милой безделушкой эпохи Возрождения, показался ей заброшенным и враждебным.

В вестибюле слуга склонился перед ней в поклоне и сказал, что ужинать подано. Она вошла в столовую, где был накрыт стол. Тотчас же появился Филипп и уселся в торце стола. Анжелика заняла место напротив. Они были одни, им прислуживали лакеи, поваренок уносил и приносил блюда.

Три светильника отбрасывали свет на роскошный серебряный сервиз. На протяжении всего ужина слышались только стук ложек и позвякивание бокалов, но все заглушал пронзительный стрекот кузнечиков на лугу. В открытую балконную дверь было видно, как туман заволакивает поля.

Анжелика думала, что не сможет проглотить ни кусочка, но поела с большим аппетитом – такова уж была ее натура. Она заметила, что Филипп много пил, однако вино не веселило его, напротив, он становился все мрачнее и холоднее.

Когда, отказавшись от десерта, он встал из-за стола, ей ничего не осталось, кроме как последовать за ним в соседнюю гостиную. Там уже находились Молин и капеллан, а кроме них – очень старая крестьянка, как потом узнала Анжелика, кормилица Филиппа.

– Все готово, аббат?

– Да, господин маркиз.

– Тогда идемте в капеллу.

Анжелика вздрогнула. Что, в этой мрачной обстановке и состоится ее брак с Филиппом?

– Не хотите же вы сказать, что к бракосочетанию все готово и оно состоится немедленно? – запротестовала она.

– Именно это я и хочу сказать, мадам, – насмешливо ответил Филипп. – Контракт мы подписали в Париже. Это для света. А теперь здесь присутствующий аббат благословит нас, и мы обменяемся кольцами. Это для Бога. Другие приготовления, на мой взгляд, излишни.

Анжелика с тоской обвела глазами свидетелей церемонии. Старуха держала в руке единственный факел, освещавший комнату. Дальше тьма была – хоть глаз выколи. Слуги куда-то подевались. Если бы не Молин, суровый, жесткий Молин, который, однако, любил ее больше, чем отец, она подумала бы, что ее заманили в ловушку.

Она хотела заглянуть интенданту в глаза. Но тот услужливо потупился, как всегда в присутствии господ дю Плесси.

И Анжелика смирилась.

В капеллу, освещенную двумя большими свечами из желтого воска, какой-то придурковатый мальчик-крестьянин, одетый в платье церковного служки, принес сосуд со святой водой.

Анжелика и Филипп опустились на колени на молитвенные скамеечки. Капеллан встал перед ними и принялся гнусавым голосом читать положенные по обряду молитвы.

– Филипп дю Плесси-Бельер, согласны ли вы взять в жены Анжелику де Сансе де Монтелу?

– Да.

– Анжелика де Сансе де Монтелу, согласны ли вы взять в мужья Филиппа дю Плесси-Бельера?

Она ответила «да» и протянула руку, чтобы Филипп надел ей кольцо. Ее пронзило воспоминание, как много лет назад в кафедральном соборе Тулузы она точно так же протянула руку…

В тот день она не дрожала от страха, а рука, надевшая ей кольцо, нежно и ободряюще сжала ее руку. Она была в таком смятении, что не поняла значения короткого рукопожатия. И теперь воспоминание причинило ей такую боль, словно ее ударили кулаком. Полупьяный, еле стоящий на ногах Филипп, плохо различая все вокруг, никак не мог надеть кольцо ей на палец. Наконец ему это удалось, и обряд завершился.

Все вышли из капеллы.

– Очередь за вами, мадам, – сказал Филипп, глядя на нее со своей невыносимой ледяной усмешкой.

Она поняла и попросила свидетелей пройти вместе с ней в ее комнату.

Там она вынула ларец из секретера, открыла его и отдала мужу. Пламя свечей заиграло на флаконе.

– Да, это тот самый ларец, – произнес Филипп после секундного молчания. – Все идет как надо, господа.

Капеллан и интендант подписали бумагу о том, что они подтверждают, что мадам дю Плесси-Бельер вернула ларец согласно статье контракта. Затем они еще раз низко поклонились новобрачным и на цыпочках удалились вслед за старухой, которая светила им факелом.

Анжелика с трудом удержалась, чтобы не попросить интенданта остаться. Ее охватила безотчетная и, наверное, безосновательная паника. Конечно, не очень-то приятно оказаться лицом к лицу с разъяренным мужчиной. Но может быть, им с Филиппом удастся прийти к какому-то согласию…

Она украдкой бросила на него взгляд. Всякий раз, когда ей удавалось как следует разглядеть его невероятную красоту, она почему-то успокаивалась. Над ларцом склонилось классически вылепленное, словно с камеи, лицо с полоской светлых усов над верхней губой. Тень от густых длинных ресниц ложилась на щеки. Но это прекрасное лицо из красного уже стало багровым, и от Филиппа невыносимо несло перегаром.

Увидев, как в его неуверенной руке дрожит флакон с ядом, Анжелика быстро сказала:

– Осторожно, Филипп, монах Экзили сказал, что одной капли этого яда достаточно, чтобы изуродовать человека навсегда.

– В самом деле?

Филипп поднял на нее глаза, и в них загорелся злобный огонек.

Он взвесил флакон на руке. И тут Анжелика ясно поняла, что он собирается выплеснуть яд ей в лицо. Замерев от ужаса, она продолжала не мигая смотреть на него дерзким, безмятежным взглядом. Он усмехнулся, положил флакон обратно, запер ларец и сунул его под мышку.

Потом, не говоря ни слова, он схватил Анжелику за руку и потащил из комнаты.

В замке было пусто и темно, но луна уже взошла, и отсветы высоких окон ложились на плиты пола.

Рука Филиппа крепко сжимала хрупкое запястье Анжелики, и она различала удары собственного сердца. Но уж лучше так… У себя в замке Филипп обрел такую жесткость, какой в королевском дворце за ним и не водилось. Наверное, таким он становился на поле боя, сбрасывая с себя личину мечтательного красавца-придворного и представая в своем настоящем обличье: благородного воина, всегда идущего только напролом… Почти варвара…

Они спустились по лестнице, пересекли вестибюль и очутились в саду.

Над прудом плыл серебристый туман. На небольшой мраморной пристани Филипп толкнул Анжелику к лодке.

– Залезайте! – сухо бросил он.

Он тоже шагнул в лодку, бережно поставив ларец между сиденьями. Анжелика услышала, как звякнула якорная цепь, и лодка медленно отошла от берега. Филипп взял одно из весел и направил лодку на середину пруда. Лунные блики играли на складках его белого атласного камзола и на посыпанных золотой пудрой буклях парика. Было слышно, как киль трется о жесткие листья водяных лилий. В воду попрыгали испуганные лягушки.

Тогда Филипп посмотрел на Анжелику, и она содрогнулась. Он встал и пересел поближе. Это движение, в такой час и в такой феерической обстановке, могло означать и любовный порыв, но ее парализовал страх.

Медленно, с той грацией, какая была свойственна любому его движению, он положил руки на горло Анжелики.

– А теперь, моя милая, я вас задушу, и вы отправитесь вслед за вашим проклятым ларцом на дно, – тихо сказал он.