Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

Поскольку он известил о своем визите, Анжелика, поморщившись, хмуро спустилась вниз. Она проводила Дегре в кабинет, где обычно принимала письмоводителей и поставщиков.

– У вас не особенно довольный вид, мадам, – заметил он весело. – Это потому, что я пришел? А я хотел поздравить вас с восхитительным домом, в котором вы так отлично устроились. Одному Богу известно, как он вам достался…

– Богу, может быть, и неизвестно, – ответила Анжелика, – зато вам известно прекрасно. Перестаньте притворяться, господин полицейский, и говорите без обиняков, чему я обязана вашим визитом.

– Вы, как всегда, честны в делах, как я погляжу. Хорошо! Перейдем к делу. Вы соседствуете и, я полагаю, дружите с некой мадам де Бренвилье. Не могли бы вы меня при случае ей представить?

– Зачем это вам? Вы же полицейский и вправе явиться в дом к ее брату без всяких посредников.

– Мне бы именно в таком качестве и не хотелось ей представляться. Я бы мог быть, к примеру, молодым человеком из вашего окружения, которого пленили ее прекрасные глаза, и теперь он сгорает от желания за ней поухаживать.

– Но зачем? – повторила Анжелика, в безотчетной тревоге стиснув руки. – Почему вы просите об этом меня?

– У вас, моя милая, уже достаточный опыт в некоторых делах, и вы могли бы быть мне полезны.

– Я не хочу быть вам полезной! – выкрикнула она. – И не хочу вводить вас в салоны, где вы будете обделывать свои грязные делишки. Я не желаю ходить к этой даме… И не желаю иметь ничего общего со всеми вами… со всей этой жутью. Пусть меня оставят в покое!

Она дрожала всем телом.

Дегре посмотрел на нее с удивлением:

– Что с вами? Честное слово, у вас нервы не в порядке. Я видел вас в страхе, видел в отчаянии, но никогда вы не боялись по пустякам, без видимых причин. Но сейчас, как я вижу… Здесь вам спокойно, здесь вы в безопасности.

– Нет, я здесь не в безопасности, потому что вы сюда являетесь и всегда будете являться! Вы спекулируете на моем прошлом, чтобы меня уличить… непонятно в чем. Я ничего не знаю, ничего не желаю знать, ничего не желаю ни видеть, ни слышать!.. Неужели вы не понимаете, что однажды я уже все потеряла из-за чужих интриг?.. У меня еще впереди длинный путь, и если я дрожу, то это оттого, что вы все объединились, чтобы опять все у меня отнять… Оставьте меня, забудьте обо мне. О Дегре, я вас умоляю!

Он слушал задумавшись, и ей показалось, что в его карих глазах промелькнуло какое-то необычное выражение. Такие глаза бывают у побитой собаки. Он поднял руку, словно хотел погладить ее по щеке, но так и не отважился.

– Вы правы, – вздохнул он. – Вам причинили слишком много зла. Живите спокойно. Никто вас не тронет, милая.

И он ушел. Больше Анжелика его не видела.

Она почувствовала явное облегчение, хотя на душе и осталась неосознанная боль.

Ей не хотелось думать о прошлом, которое она уже начала сдирать с себя, как грязную одежду.

Пусть Бренвилье перетравит хоть все свое семейство – Анжелике было все равно. Она не станет вмешиваться в это дело и помогать полицейскому разоблачить отравительницу.

У нее была другая цель. Она хотела быть принятой в Версале.

Самыми трудными оказались последние шаги на этом подъеме. Она выдохлась. И чувствовала: чтобы достичь цели, ей придется выдержать последний бой, самый тяжелый и жестокий…

Очень важное очко она выиграла, когда случай свел ее с братом, иезуитом Раймоном де Сансе.

Однажды вечером, когда уже совсем стемнело и Анжелика собиралась посыпать песком письмо к своей подруге Нинон де Ланкло, ей доложили, что ее спрашивает какой-то монах. На пороге стоял аббат, который сказал, что ее срочно хочет видеть брат Раймон де Сансе.

– Прямо сейчас?

– Тотчас же, мадам!

Анжелика поднялась к себе, чтобы надеть плащ и маску. Странное время выбрал иезуит, чтобы увидеться с сестрой, да к тому же еще вдовой колдуна, сожженного на Гревской площади!

Аббат сказал, что идти недалеко. Пройдя буквально несколько шагов, они оказались перед старинным средневековым особняком, прилегавшим к коллегиальной церкви иезуитов. В вестибюле провожатый Анжелики растворился, как черный призрак. Она поднялась по лестнице, глядя наверх, где угадывался силуэт высокого человека с канделябром в руке.

– Это вы, сестра?

– Я, Раймон.

– Проходите, прошу вас.

Она пошла за ним следом, ни о чем не спрашивая. Между ними сразу возникла связь, всегда объединявшая семейство Сансе де Монтелу. Он провел Анжелику в маленькую келью, слабо освещенную ночником. В глубине алькова она с трудом различила бледное личико с закрытыми глазами – то ли женское, то ли детское.

– Она очень больна. Может быть, умирает.

– Кто это?

– Мари-Агнес, наша сестра.

Он помолчал, потом сказал:

– Она укрылась пока у меня. Я дал ей отдохнуть, однако, учитывая природу ее болезни, мне понадобились женский опыт и женский совет. И я подумал о тебе.

– Правильно сделал. Что с ней?

– Она потеряла много крови. Думаю, неудачный аборт.

Анжелика осмотрела сестру. Движения ее были по-матерински точными и спорыми, она наверняка знала толк в лечении. Кровотечение было несильным, но продолжительным.

– Надо как можно скорее остановить кровь, иначе она умрет.

– Я подумал о том, чтобы позвать врача, но…

– Врача!.. Он пустит ей кровь, и это погубит ее окончательно.

– К несчастью, я не могу привести сюда повитуху: они все ужасно любопытны и охочи до сплетен. Наш устав хоть и свободен, но достаточно строг. Меня никто не осудит, если я буду втайне ухаживать за больной сестрой, но мне следует избегать огласки и сплетен. И для меня затруднительно лечить ее здесь, ведь это здание принадлежит семинарии… Ты должна меня понять…

– Как только ей окажут помощь, я перевезу ее к себе. А пока надо срочно послать за Большим Матье.

Четверть часа спустя Флипо мчался к Новому мосту, свистя на ходу, чтобы нищие его узнавали. Анжелика уже обращалась к Большому Матье, когда Флоримона зацепило каретой, и знала, что у знахаря есть чудодейственное средство, чтобы останавливать кровь. А еще он умел, когда его вызывали, укутываться в плащ, неотличимый по цвету от стенки, и держать язык за зубами.

Большой Матье явился быстро и осмотрел больную проворно и энергично, как и подобало опытному практику. При этом он, по обыкновению, ворчал:

– Ах, юная дама, отчего же вы не пользуетесь электуариями целомудрия, которые Большой Матье продает у Нового моста? Они готовятся из камфары, лакрицы, виноградных косточек и цветов водяной лилии. Достаточно принять утром и вечером два-три драже и запить их стаканом молочной сыворотки, предварительно окунув туда кусочек раскаленного железа, чтобы обуздать излишний жар Венеры, за который приходится так дорого платить…

Но бедняжка Мари-Агнес не могла услышать эти запоздалые рекомендации. Щеки ее ввалились, под глазами залегли лиловые тени, и лицо в обрамлении густых черных волос казалось безжизненной восковой маской.

Прошло немного времени, и Анжелика с облегчением увидела, что кровотечение прекратилось и щеки сестры чуть-чуть порозовели.

Большой Матье ушел, оставив Анжелике целебный настой из трав, который больная должна была пить каждый час, «чтобы восстановить потерянную кровь».

Он посоветовал несколько часов не трогать Мари-Агнес и никуда не перевозить.

Когда он уехал, Анжелика присела к небольшому столу. Стоявшее на нем распятие отбрасывало на стену огромную тень. Вскоре вошел Раймон и уселся по другую сторону стола.

– Я думаю, на рассвете мы сможем перевезти ее ко мне, но пока надо подождать: пусть она хоть немного наберется сил, – сказала Анжелика.

– Подождем, – отозвался Раймон.

Он задумчиво склонил голову в молитве. Лицо его казалось Анжелике не таким худым, как прежде, черные волосы падали на белый воротничок сутаны, а тонзура казалась шире из-за наметившейся лысины. Но в общем он мало переменился.

– А как ты узнал, что я живу в особняке Ботрейи и что теперь меня зовут мадам Моран?

Иезуит сделал широкий жест ухоженной белой рукой:

– Навести справки о тебе было нетрудно. Я восхищаюсь тобой, Анжелика. Та кошмарная история, жертвой которой ты стала, теперь в прошлом.

– Ну не совсем, – ответила она с горечью. – Я все еще не могу показаться в свете. И все аристократы, гораздо менее родовитые, чем я, смотрят на меня как на выскочку-шоколадницу. Королевский двор и Версаль мне пока заказаны.

Раймон пристально посмотрел на нее. Ему были известны все способы преодоления светских трудностей.

– А почему бы тебе не выйти замуж за аристократа? В поклонниках у тебя недостатка нет, и твоя красота и богатство наверняка привлекают мужчин. И ты обрела бы тогда новый титул…

Анжелика сразу подумала о Филиппе и покраснела при этой мысли. Маркиза дю Плесси-Бельер?.. Это было бы чудесно…

– Раймон, как же я раньше об этом не подумала?

– Ты еще не привыкла к мысли, что ты вдова и абсолютно свободна, – жестко отозвался он. – Теперь тебе доступны все средства честно добиться высокого ранга. В твоем положении есть много преимуществ, и я готов тебе всячески помогать.

– Спасибо, Раймон. Это было бы чудесно… – мечтательно повторила она. – Я слишком далеко зашла, ты всего не знаешь. Из всей нашей семьи только я одна пала так низко, да и нельзя сказать, чтобы судьбы каждого из нас сложились так уж блестяще. И отчего это нам так не везет?

– Благодарю тебя за это «мы», – сказал Раймон, кротко улыбнувшись.

– О! Ведь стать иезуитом – тоже невелико везение. Помнишь, отец от этого был не в восторге. Он хотел бы видеть тебя хозяином богатого и солидного церковного прихода. Жослен сгинул где-то в Америке. У Дени, единственного в семье, кто стал военным, репутация сорвиголовы и заядлого игрока, что еще того хуже. Гонтран? О нем и говорить нечего. Он утратил связь с нашим кругом, поддавшись страсти малевать, как простой ремесленник. Альбер служит пажом у маршала де Рошана и состоит у него в любовниках, а может, иногда отдает дань и жирным прелестям маршальши. А Мари-Агнес…