Анжелика слушала вполуха. Ее преследовал образ Филиппа, опирающегося на мраморную статую, почти столь же нереальный, как видение. Когда-то он вывел ее за руку на танец. Это случилось в Плесси, в белом замке, окруженном бесконечным ньёльским лесом.

– У него, похоже, изощренное представление, как мучить своих любовниц, – продолжала Филонида. – За какой-то пустяк он так жестоко избил мадам де Сирсе, что она целую неделю не могла шелохнуться, что крайне огорчило ее мужа. А на войне, после победы, он ведет себя просто возмутительно. Его отрядов боятся больше, чем отрядов знаменитого Хуана де Верта. За женщинами гоняются даже в церквах и без разбору причиняют им зло. В Норжане он приказал привести дочерей почетных жителей, оглушил их, поскольку они сопротивлялись, и после целой ночи оргий с офицерами передал их солдатам. Многие из девушек умерли или сошли с ума. Если бы не заступничество принца, Филипп дю Плесси впал бы, конечно, в немилость.

– Вы старая завистница, Филонида! – воскликнула Анжелика, охваченная внезапным раздражением. – Этот юноша не бесноватый, он просто не может быть таким бесноватым, как вы его описываете. Вы пересказываете сплетни ради собственного удовольствия.

Мадемуазель де Паражон остановилась, задыхаясь от возмущения:

– Я?! Сплетни?! Однако вам отлично известно, как я это ненавижу – всякие пересуды и досужие домыслы. Я и сплетни!.. Да я так далека от всего вульгарного! И если я вам об этом говорю, то только потому, что это ПРАВДА!

– Ну ладно, если это правда, то это не совсем его вина, – сделала вывод Анжелика. – Он таков, потому что женщины делают ему больно из-за его красоты.

– Как… Откуда вы это знаете? Вы с ним знакомы?

– Н-нет.

– Ну так вы сумасшедшая! – воскликнула мадемуазель де Паражон, покраснев от гнева. – Я никогда не думала, что вы способны потерять голову из-за такого хлыща. Прощайте…

Быстрым шагом она направилась к выходу. Анжелике не оставалось ничего другого, как последовать за ней, потому что она по-настоящему любила мадемуазель де Паражон и не хотела с ней ссориться.

* * *

Если бы в этот день Анжелика и престарелая жеманница не поссорились из-за Филиппа дю Плесси-Бельер в саду Тюильри, они не ушли бы так рано. И если бы они не ушли так рано из сада, то не стали бы жертвой грубого пари, которое незадолго до этого заключили лакеи, собравшиеся перед входом. Не состоялась бы дуэль между господином де Лозеном и господином де Монтеспаном из-за прекрасных зеленых глаз мадам Моран. И долго еще пришлось бы Анжелике дожидаться доступа в высший свет. Но все это лишь служит доказательством, что и от острого языка и вспыльчивого характера бывает иногда польза.

При входе висело объявление, запрещающее «лакеям и всякому сброду» входить в сад. Поэтому перед воротами всегда собиралась шумная толпа. Слуги, лакеи и кучера, коротали часы ожидания за игрой в карты или в кегли, за перебранками и выпивкой в кабаке, расположенном на углу. В этот вечер лакеи герцога де Лозена заключили пари. Они поставят выпивку тому, кто посмеет задрать юбку первой же даме, выходящей из сада Тюильри.

И так случилось, что этой дамой оказалась Анжелика, которая только что догнала Филониду и пыталась ее успокоить.

Не успела она обернуться, как громадный детина, от которого разило вином, непристойно схватил ее и задрал юбки. Почти тотчас ее рука отвесила наглецу пощечину. Мадемуазель де Паражон закричала пронзительно, как попугай.

Дворянин, который садился в карету и видел всю сцену, сделал знак своим слугам, и те, довольные представившейся возможностью, бросились на слуг де Лозена.

И началась неистовая потасовка, тотчас собравшая толпу зевак. Победа осталась за ливреями дворянина. Он громко зааплодировал.

Потом подошел к Анжелике и поклонился.

– Спасибо, сударь, за ваше вмешательство, – отвечала она.

Анжелика пылала от гнева и унижения, но, главное, она испугалась, потому что была готова сама проучить пьяницу, словно находилась в харчевне «Красная Маска», сопроводив урок крепкими словечками из словаря Польки. И тогда все ее старания стать светской дамой пошли бы прахом. Уже на следующий день все дамы, жительницы Марэ, обсуждали бы это происшествие.

Побледнев от волнения при этой мысли, молодая женщина все же не преминула изобразить обморок, как того требовали неписаные правила.

– Ах, сударь… Какая наглость! Какой ужас! Подвергнуться оскорблению от таких негодяев!

– Успокойтесь, мадам, – отвечал он, поспешив поддержать ее за талию сильной рукой.

Он был красив, с живыми глазами, его произношение не могло обмануть. Несомненно, еще один гасконец!

– Луи-Анри де Пардайан де Гондрен, шевалье де Пардайан и прочих мест, маркиз де Монтеспан, – представился он.

Анжелика знала это имя. Он принадлежал к старинному роду из Гиени. Она улыбнулась своей самой соблазнительной улыбкой, и маркиз, явно очарованный этой встречей, стал настаивать, где и когда он сможет узнать о ее здоровье. Она не хотела себя называть, а потому ответила:

– Приходите в Тюильри завтра в это же время. Надеюсь, что обстоятельства будут более располагающими и мы сможем приятно побеседовать.

– Где мне вас ждать?

– Возле «Эха».

Это звучало многообещающе. «Эхо» служило местом галантных встреч. Маркиз в восхищении поцеловал протянутую ему ручку:

– У вас портшез? Или я могу вас проводить?

– Моя карета неподалеку, – заверила его Анжелика, потому что не хотела выставлять напоказ свой слишком скромный экипаж.

– Тогда до завтра, таинственная красавица.

Он быстро поцеловал ее в щеку и, подпрыгнув, повернулся и подошел к своей карете.

– Вы не проявили достаточно стыдливости… – начала мадемуазель де Паражон.

Но в этот момент у выхода появился герцог де Лозен. Увидев, в каком состоянии находятся его лакеи – один выплевывал зубы, у другого хлестала из носа кровь, разорванная одежда у всех в пыли, – он громко раскричался. Ему объяснили, что все это натворила прислуга того высокого вельможи.

– Следует отлупить палкой этих мерзавцев и их хозяина. Этот тип недостоин удара шпаги! – воскликнул он.

Маркиз де Монтеспан еще не успел сесть в свою карету. Услышав такие слова, он соскочил с подножки, подбежал со спины к Лозену, схватил его за руку, развернул и, нахлобучив шляпу на глаза, обозвал грубияном и наглецом.

В следующую секунду блеснули шпаги, и оба гасконца уже сражались под заинтересованными взглядами зевак.

– Помилуйте, господа! – кричала мадемуазель де Паражон. – Дуэли запрещены! Вы уже вечером окажетесь в Бастилии!

Но эти вполне обоснованные пророчества совсем не заботили обоих маркизов, и они яростно бились, окруженные толпой, которая оказывала пассивное сопротивление отделению швейцарских гвардейцев, пытавшихся пробиться к дуэлянтам.

И в этот момент маркиз де Монтеспан ранил де Лозена в бедро. Пегилен покачнулся и выпустил шпагу.

– Ну-ка быстро, мой дорогой! – закричал маркиз, поддерживая своего противника. – Надо избежать Бастилии! Помогите мне, дамы!

В ту минуту, когда швейцарские гвардейцы, раздавая зуботычины и удары алебардами, подобрались к карете, она уже тронулась.

Пока экипаж с грохотом катился по улице Сент-Оноре, Анжелика, прижимавшая свой шарф к ране Пегилена, поняла, что, кроме них и маркиза де Монтеспана, в карете находится мадемуазель де Паражон и даже лакей – виновник инцидента. Его бросили в ноги, на пол кареты.

– Тебя выставят к позорному столбу и приговорят к галерам, – заявил ему Пегилен, ударив каблуком в живот. – И я не заплачу ни ливра, чтобы тебя откупить!.. Богом клянусь, дорогой Пардайан, вашими стараниями моему хирургу в ближайшее время не нужно будет пускать мне кровь.

– Надо бы о вас позаботиться, – отвечал маркиз. – Поедем ко мне. Думаю, что жена с подругами сегодня дома.

Супругой де Монтеспана оказалась красавица Атенаис де Мортемар, старинная подруга Анжелики по пансиону Ортанс, вместе с которой она присутствовала при триумфальном приезде короля.

Мадемуазель де Мортемар – в пансионе ее звали мадемуазель де Тонне-Шарант – вышла замуж в 1662 году. С тех пор она стала еще прекрасней. Розовая кожа и голубые глаза, золотистые волосы, свободолюбивый нрав сделали ее одной из самых заметных придворных дам. К сожалению, семья ее мужа, как и ее собственная, обе очень древнего происхождения, разорились. Вся в долгах, преследуемая кредиторами, бедная Атенаис не имела возможности придать необходимый блеск своей красоте, и ей даже приходилось пропускать иногда придворные праздники из-за отсутствия нового туалета.

В жилище, куда прибыли дуэлянты вместе с Анжеликой и Филонидой де Паражон, бедность на грани нищеты соседствовала с элегантной, роскошной обстановкой.

Пышные туалеты валялись на пыльных креслах. В каминах не было огня, хотя стояла довольно прохладная погода. Атенаис, в халате из тафты, как мегера, препиралась с приказчиком ювелира, который требовал задаток за заказ золотого с эмалью колье. Молодая женщина собиралась на следующей неделе обновить его на празднике в Версале.

Господин де Монтеспан тотчас взял ситуацию в свои руки и пинком прогнал приказчика. Атенаис возражала: она хотела получить свое колье. Спор между супругами продолжался, а тем временем бедный Лозен заливал пол своей кровью.

Наконец мадам де Монтеспан обратила на него внимание и позвала свою подругу Франсуазу д’Обинье, которая пришла к ней помочь навести хоть какой-то порядок в доме, потому что накануне ушли все служанки.

Вдова поэта Скаррона не заставила себя ждать. Она ничуть не изменилась, носила все такое же бедное платье, а в больших черных глазах и складке рта сохранялась все та же сдержанность. Анжелике показалось, что она только вчера покинула Тампль.

«Через минуту я увижу и сестрицу Ортанс!» – подумала она.

Анжелика помогла Франсуазе перенести на диван герцога де Лозена, который к этому времени уже лишился чувств.