– И где же твои херувимчики?

– Там, наверху… Мадлен, дочь моя, подойди и покажи мне своего питомца.

Толстая женщина с тупым лицом оторвала от груди сосавшего ребенка и протянула его мерзкому типу. Тот принял его и с гордостью показал собеседнику:

– Что за красавчик этот маленький мавр! Когда он подрастет, я закажу ему небесно-голубой наряд и продам парнишку кому-нибудь из придворных.

Тут один из нищих взял дудку, двое других принялись отплясывать крестьянский бурре, и Анжелика больше не слышала, о чем говорили Жан Тухляк и Старый Пень.

Но теперь она была уверена. Украденные в Нельской башне дети находятся в доме, видимо в помещении над основным залом.

Анжелика очень медленно двинулась вдоль стены. И обнаружила лаз, ведущий на лестницу. Сняв башмаки, она пошла босиком, стараясь не шуметь.

Винтовая лестница привела ее в коридор. Стены и пол были глинобитными. Слева Анжелика заметила пустую комнату, где мигал светильник. В стены были вмурованы цепи. Кого здесь держали?.. Кого пытали?.. Она вспомнила: говорили, будто во время Фронды Жан Тухляк похищал молодых людей и одиноких крестьян и продавал их вербовщикам в армию… В этой части дома стояла пугающая тишина.

Анжелика пошла дальше.

Коснувшись ее босой ноги, мимо пробежала крыса. Анжелика сдержала вопль ужаса.

Теперь из глубины дома до нее доносился новый звук.

Стоны, далекие всхлипывания, плач становились все отчетливее. Сердце ее сжалось: плакали дети. Она представила себе лицо Флоримона с испуганными черными глазами, текущие по бледным щекам слезы. Ему было страшно в темноте. Он звал… Анжелика ускорила шаг, жалобный плач буквально притягивал ее. Поднявшись на следующий этаж, она миновала еще две комнаты; тускло светили масляные плошки. На стенах Анжелика заметила медные гонги, они да брошенные прямо на пол охапки соломы и несколько глиняных мисок представляли жалкое убранство зловещего особняка.

Она поняла, что находится у цели. Теперь она ясно слышала горестный хор рыданий, к которому примешивался ободряющий шепот.

Анжелика вошла в комнатку, расположенную по левую сторону коридора, по которому она только что прошла. В нише мерцал огонек. Но никого не было. Однако звуки доносились именно отсюда. В глубине комнаты Анжелика заметила тяжелую дверь. Это была первая запертая дверь, попавшаяся ей, остальные комнаты были открыты всем ветрам.

В створке было зарешеченное окошко. Через него Анжелика ничего не могла разглядеть, но поняла, что дети там, в этой норе без воздуха и света. Как привлечь внимание двухлетнего малыша?

Почти касаясь губами прутьев решетки, молодая женщина тихонько позвала:

– Флоримон! Флоримон!

Плач ненадолго прекратился. Какой-то голос из-за двери прошептал:

– Это ты, Маркиза Ангелов?

– Кто это?

– Это я, Лино. Жан Тухляк запер нас здесь с Флипо и другими.

– Флоримон с вами?

– Да.

– Это он плачет?

– Он плакал, но я сказал ему, что ты придешь за ним.

Анжелика догадалась, что мальчишка повернулся, чтобы ласково прошептать:

– Вот видишь, Фло, твоя мама здесь.

– Потерпите, сейчас я вас выпущу, – пообещала Анжелика.

Она осмотрела дверь. Замки выглядели крепкими. Но стена была гнилая.

Наверное, можно попытаться выломать петли. Анжелика стала скрести ногтями штукатурку.

И тут позади себя она услышала странный шум. Что-то вроде кудахтанья, сначала сдавленного, которое понемногу становилось все громче и громче, пока не превратилось в СМЕХ.

Молодая женщина обернулась и на пороге увидела принца нищих.

Урод развалился в низкой четырехколесной тележке. Именно так, упираясь в пол и помогая себе обеими руками, он передвигался по своему жуткому лабиринту.

Он не сводил с Анжелики свирепого взгляда. А она, парализованная ужасом, вспомнила его фантастическое появление на кладбище Святых Мучеников.

От этого смеха, похожего на мерзкое кудахтанье и квохтанье, сотрясалось его уродливое тело с крошечными тонкими и дряблыми ножками.

Затем, не переставая смеяться, он сдвинулся с места. Анжелика ошеломленно следила за перемещением скрежещущей тележки. Она направлялась не к ней, а катилась поперек комнаты. И тут она заметила на стене медный гонг. Она уже видела такие в других помещениях. Рядом на полу валялась железная палка.

Принц нищих намеревался ударить в гонг. И на его зов тут же из недр дома сюда сбегутся все нищие, все бандиты, все демоны этого ада…

* * *

Глаза зарезанного зверя остекленели.

– О, ты убила его! – воскликнул чей-то голос.

На том же пороге, где недавно появился принц нищих, стояла молодая девушка, почти девочка, с лицом Мадонны.

Анжелика посмотрела на красное от крови лезвие и тихо произнесла:

– Не вздумай звать на помощь! Или тебя мне тоже придется убить.

– О нет! Я не собираюсь кричать. Я так довольна, что ты убила его!

Она подошла к Анжелике.

– Ни у кого не хватало смелости расправиться с ним, – прошептала девушка. – Все боялись. А ведь это был всего лишь маленький уродец.

Она подняла на Анжелику свои черные глаза:

– Но теперь тебе надо бежать.

– Кто ты?

– Я – Розина, последняя жена принца нищих.

Анжелика спрятала нож за пояс. Протянув дрожащую руку, она коснулась нежной розовой щеки девушки:

– Помоги мне, Розина. За этой дверью мой ребенок. Его запер Жан Тухляк. Мне нужно забрать его.

– Двойной ключ от этой двери здесь, – сказала девочка. – Тухляк доверил его принцу нищих. Он в тележке.

Она нагнулась к неподвижной отвратительной туше. Анжелика отвернулась. Розина выпрямилась:

– Вот он.

Девочка сама вставила ключи в замки. Они заскрежетали. Дверь открылась. Анжелика бросилась в карцер и схватила Флоримона, которого держал на руках Лино. Малыш не плакал, не кричал, но тельце было ледяным. Он так крепко обхватил мать за шею, что ей стало трудно дышать.

– А теперь помоги мне выбраться отсюда, – сказала она Розине.

– Маркиза Ангелов! Маркиза Ангелов, не оставляй нас! – закричали Лино и Флипо.

– Я не могу вывести всех вас.

Она вырвалась из их грязных ручонок, но мальчуганы бросились за ней.

– Маркиза Ангелов, не оставляй нас, – хныкали они.

Вдруг Розина, которая вела их к лестнице, приложила палец к губам:

– Тсс! Кто-то поднимается.

Этажом ниже раздавались тяжелые шаги.

– Слюнтяй, идиот. За мной!

И девушка бросилась бежать как сумасшедшая. Анжелика с детьми не отставала. Когда они выскочили на улицу, во дворце принца нищих раздался нечеловеческий рев. Это Слюнтяй, идиот принца нищих, выл от горя над трупом царственного ублюдка, которого так долго окружал своей заботой.

– Бежим! – твердила Розина.

Все, задыхаясь, помчались по темным улочкам. Босые ноги скользили по грязной мостовой. Наконец девушка замедлила бег.

– Вот и фонари, – сказала она. – Это улица Сен-Мартен.

– Нужно идти дальше. Нас могут преследовать.

– Слюнтяй не говорит, он немой. Его никто не поймет. Может, даже подумают, что это он укокошил принца нищих. Они назначат другого принца нищих. А я туда никогда не вернусь. Я останусь с тобой, ведь это ты его убила.

– А если Жан Тухляк нас найдет? – спросил Лино.

– Он вас не найдет. Я всех вас сумею защитить, – сказала Анжелика.

Вытянув руку, Розина показала в конец улицы, где занимался бледный рассвет. Фонари тускнели.

– Смотри, ночь закончилась.

– Да, ночь закончилась, – упорно твердила Анжелика.

* * *

По утрам в аббатстве Сен-Мартен-де-Шан раздавали похлебку бедным. Знатные дамы, присутствовавшие на первой мессе, помогали монахиням совершать этот акт милосердия. Нищие, которые подчас ночевали, прислонившись к приворотной тумбе, находили в монастырской столовой временный покой. Каждый получал миску горячего супа и краюшку хлеба.

Именно здесь и остановилась Анжелика с Флоримоном на руках в сопровождении Розины, Лино и Флипо. Все пятеро были растеряны, замызганы и измучены.

Вместе с вереницей других горемык они вошли в рефекторий и сели на скамьи за деревянные столы. Появились служанки с большими кострюлями бульона.

Аромат был такой аппетитный! Но прежде чем приняться за еду, Анжелика хотела напоить бульоном Флоримона.

Она осторожно поднесла миску к губам ребенка.

Только теперь она могла разглядеть его при падавшем сквозь витраж обманчивом свете. Глаза мальчика были полузакрыты, нос раздулся. Он дышал судорожно, словно его истерзанное страхом сердце не могло попасть в нормальный ритм. Вялый и безучастный, он не глотал, и бульон стекал у него с губ. И все же горячая жидкость оживила его. Он поперхнулся, сумел сделать один глоток, потом сам протянул ручки к миске и стал жадно пить.

Анжелика вглядывалась в это личико оборванца, спрятанное под темной спутанной копной волос.

«Смотри, – говорила она себе, – вот что ты сделала с сыном Жоффрея де Пейрака, наследником графов Тулузских, ребенком поэтических турниров, рожденным для света и радости!..»


Она пробуждалась от долгого отупения, осознавала ужас и крах своей жизни. Звериная злоба против самой себя и против всего мира вдруг поднялась в ней. Хотя она должна была чувствовать себя разбитой и опустошенной после этой ужасной ночи, ее наполнила чудесная сила.

«Больше никогда, – сказала она себе, – он не будет голодать… Больше никогда он не испытает холода… Больше никогда ему не будет страшно. Клянусь в этом».

Но разве не голод, холод и страх поджидали их у ворот аббатства?

«Надо что-то делать. Немедленно».


Анжелика посмотрела вокруг. Она была лишь одной из этих несчастных матерей, одной из этих обездоленных «бедняжек», на которых нарядные дамы распространяли свою милость, прежде чем вернуться к пустой салонной болтовне или к дворцовым интригам.

Прикрыв прически мантильей, чтобы приглушить блеск жемчугов, повязав поверх шелков и бархата передники, они переходили от одной нищенки к другой. За ними следовали служанки с корзинами, из которых дамы вынимали пирожные, фрукты, иногда пироги или половинку цыпленка – объедки с барского стола.