– Хорошо, сударь.


Стражники увели женщин. Во дворе Анжелика заметила повозку, груженную связками розог, которая должна была следовать за достойным жалости кортежем к предназначенному для публичных наказаний месту возле церкви Сен-Дени-де-ла-Шатр. Дверь закрылась. Анжелика осталась наедине с начальником стражи. Она бросила на него удивленный и беспокойный взгляд. Почему она не разделяет участи своих подруг? Неужели ее снова отведут в камеру?

В зале с низкими сводами и сырыми стенами стоял ледяной холод. Хотя снаружи было еще светло, в помещении уже царил полумрак, так что пришлось зажечь факел. Дрожа, Анжелика скрестила руки на груди и обхватила плечи, быть может, не для того, чтобы защититься от холода, а чтобы прикрыть грудь от тяжелого взгляда Людоеда.

Покашливая, он тяжелыми шагами приблизился к ней:

– Ну, моя козочка, хочешь, чтобы с твоей хорошенькой белой спинки содрали кожу?

Анжелика молчала, и он приказал:

– Отвечай: хочешь?

Разумеется, Анжелика не могла сказать, что хочет. Она решила отрицательно покачать головой.

– Отлично, сейчас мы это уладим, – ласково продолжал военный. – Жалко было бы испортить такую аппетитную курочку. Может, договоримся?

Взяв Анжелику снизу за подбородок, он заставил ее приподнять голову и восхищенно присвистнул:

– Черт возьми! Какие зеленые глаза! Должно быть, твоя мать пила абсент, когда ждала тебя! Ну, улыбнись же мне.

Его грубые пальцы тихонько ласкали ее нежную шею, поглаживали округлые плечи.

Она отступила, не в силах унять дрожь омерзения. Людоед хохотнул, его живот затрясся. Она пристально смотрела на него своими зелеными глазами. И наконец, хотя он был по всем статьям сильнее ее, начальник стражи первым почувствовал замешательство.

– Мы ведь договорились, не так ли? – снова начал он. – Сейчас ты пойдешь в мои покои. А потом присоединишься ко всем. Но стражники тебя не тронут. Тебя не высекут… Ну, ты довольна, цыпонька?

И он радостно захохотал. Потом решительно привлек к себе и принялся смачно и жадно целовать ее лицо.

Прикосновение этих мокрых губ, воняющих табаком и вином, вызывало у Анжелики тошноту. Пытаясь высвободиться из его объятий, она извивалась как угорь. Портупея и позументы на мундире капитана царапали ей грудь.

Наконец ей удалось вырваться, и она поспешно стала натягивать драную одежду.

– Что это ты? – удивился гигант. – Что с тобой? Разве ты не поняла, что я хочу избавить тебя от наказания?

– Благодарю вас, – твердо сказала Анжелика. – Я предпочитаю, чтобы меня высекли.

Людоед широко раскрыл рот, усы его задрожали, он побагровел, как если бы шею ему изо всех сил стянули завязками воротника.

– Что ты… что ты такое говоришь?..

– Я предпочитаю, чтобы меня высекли, – повторила Анжелика. – Господин прево приговорил меня к наказанию кнутом. Я не должна уклоняться от правосудия.

И Анжелика решительно направилась к двери. Но Людоед мгновенно нагнал ее и схватил сзади за шею.

«О боже мой! – думала Анжелика. – Больше никогда не буду хватать курицу за шею. Это так ужасно!»

Капитан внимательно разглядывал ее.

– Что-то ты не очень похожа на нищенку, – сказал он, немного отдышавшись. – За то, что ты мне только что сказала, я мог бы избить тебя и полумертвой оставить валяться здесь. Но я не хочу тебя портить. Ты красива, хорошо сложена. Чем больше я на тебя смотрю, тем больше хочу тебя. Будет глупо, если мы не договоримся. Я могу оказать тебе услугу. Послушай, не упрямься. Будь со мной полюбезней, а когда пойдешь к своим подружкам… как знать! Может, стражник, который поведет тебя, будет смотреть в другую сторону…

На какой-то миг Анжелика увидела путь к спасению. Перед ее глазами возникли личики Флоримона и Кантора.

Она представила, как над ней склоняется эта грубая красная физиономия. Тело ее взбунтовалось. Это невыносимо! Она никогда не сможет! Тем более что из больницы сбегают… она даже попробует, когда их туда повезут…

– Я предпочитаю Отель-Дьё! – крикнула она. – Я предпочитаю…

Последние ее слова потонули в громовых раскатах брани, которой осыпал ее капитан, тряся так, что она не могла вздохнуть. Широко распахнулась дверь, и он с силой вышвырнул ее в светлый проем:

– Отделайте эту девку так, чтобы на ней живого места не осталось!

И дверь с грохотом захлопнулась.

Анжелика оказалась в помещении, где находилась группа гражданской стражи, заступавшая в ночной дозор. В большинстве своем это были мирные ремесленники и торговцы, которых тяготила эта обязанность, поочередно возлагаемая на различные гильдии для безопасности города. Впрочем, это был «сидячий», или «спящий», дозор – вот и все обязанности.

Они только что взялись за свои карты и трубки, как вдруг к их ногам свалилась эта полуголая девица. Капитан так свирепо проревел свое приказание, что никто ничего не понял.

– Ну, вот еще одна, которую наш капитан совратил с пути истинного, – заметил один из них. – Не скажешь, что любовь делает его нежным.

– Однако он пользуется успехом. Никогда не проводит ночи в одиночестве.

– Еще бы! Он находит в куче арестанток хорошенькую и предлагает ей выбрать между тюрьмой и своей постелью.

– Если бы прево Парижа об этом узнал, наш капитан сильно бы пожалел…

Анжелика, вся растерзанная, поднялась. Стражники спокойно смотрели на нее. Они набивали трубки и шлепали картами по столу.

Анжелика опасливо подошла к порогу кордегардии. Никто ее не остановил.


Она оказалась в крытом пассаже улицы Сен-Лефруа, который через крепость Шатле вел на улицу Сен-Дени и мост Менял.

Прохожие обходили ее. Анжелика поняла, что свободна, и опрометью бросилась бежать.

Глава XIII

– Эй, Маркиза Ангелов, стой! – Голос Польки остановил Анжелику, когда она уже приближалась к башне.

Анжелика обернулась и заметила девицу, прячущуюся в тени какого-то крыльца и делающую ей знаки. Она подошла.

– Ну вот, бедняжка, – вздохнула Полька, – вот и мы. Такие дела. К счастью, только что вернулся Красавчик. Один «брат» сделал ему тонзуру, и стражники поверили, что он аббат. А когда его перевозили из Шатле в епископальную тюрьму, он дал деру.

– Почему ты не даешь мне пройти в Нельскую башню?

– Да потому, что там Родогон Цыган со своей бандой. Не ходи туда.

Анжелика побледнела, а Полька продолжала:

– Видела бы ты, как они нас выставили! Мы даже барахлишко не успели прихватить. Но я все-таки взяла твой сундучок и обезьянку. Они сейчас на улице Валь-д’Амур, там у Красавчика друзья, он к ним в дом своих девочек поселит.

– А мои дети? – спросила Анжелика.

– Никто не знает, что стало с Каламбреденом, – продолжала болтливая Полька. – Арестовали? Повесили? Кое-кто поговаривает, что видел, как он бросился в Сену. Может, выбрался из города…

– Плевать мне на Каламбредена, – стиснув зубы, сказала Анжелика.

Схватив Польку за плечи, она вонзила в них свои ногти:

– Где мои малыши?

Полька с некоторой растерянностью глянула на нее и опустила свои черные глаза:

– Я не хотела, клянусь тебе… но остальные оказались сильнее…

– Где они? – повторила Анжелика бесцветным голосом.

– Их забрал Жан Тухляк… со всеми малютками, которых сумел найти.

– Он увел их туда, в предместье Сен-Дени?

– Да. То есть он увел Флоримона. А Кантора – нет. Он сказал, что малыш слишком упитанный и он не сможет сдавать его попрошайкам.

– Что он с ним сделал?

– Он… он его продал. Да, за тридцать су… цыганам, которым нужен был ребенок, чтобы выучить на акробата.

– Где эти цыгане?

– А я почем знаю?! – с досадой высвобождаясь, запротестовала Полька. – Убери-ка свои когти, кошечка, а то ты мою шкурку попортишь… Что ты еще хочешь от меня услышать? Это были цыгане… Они уходили. Ночное сражение отбило у них охоту оставаться здесь, так что они покинули Париж.

– В какую сторону они ушли?

– Часа два назад их видели на дороге к воротам Сент-Антуан. А я вернулась сюда; что-то подсказывало мне, что я тебя встречу. Ты мать… А матери могут горы свернуть…

Безутешное горе раздирало Анжелику на части. Ей казалось, она сходит с ума.

Флоримон там, в руках этого ублюдка Тухляка, – наверное, он плачет и зовет мать… А Кантора навсегда увели в неизвестность!

– Надо искать Кантора, – решила Анжелика, – может, пока цыгане не ушли далеко от Парижа…

– Ты свихнулась, бедняжка! – воскликнула Полька.

Но Анжелика уже снова двинулась в путь. Полька последовала за ней.

– Во-первых, – в раскаянии пробормотала она, – их еще надо найти. У меня есть немного денег. Может, они согласятся перепродать его нам?

* * *

Весь день лил дождь. В сыром воздухе пахло осенью. Блестела мокрая мостовая.

Пройдя по правому берегу Сены, женщины вышли из Парижа по набережной Арсенала. Вдали, на горизонте, низкое небо горело красным закатом. Под вечер подул холодный ветер. Жители предместья сказали им, что видели цыган возле Шарантонского моста.

Анжелика и Полька спешили. Время от времени Полька пожимала плечами и с ее губ слетало бранное слово, но она не роптала. Она сопровождала Анжелику с обреченностью человека, прошагавшего много дорог. И никогда не знавшего зачем.

Добравшись на Шарантонского моста, они заметили в стороне от дороги два костра.

Полька остановилась.

– Это они, – прошептала она. – Нам повезло.

Они подошли к табору. Вероятно, цыган привлекла роща старых дубов, и они решили устроиться здесь на привал. В эту дождливую ночь единственную их крышу представляли натянутые между ветвями полотнища. Женщины и дети сидели вокруг костров. На неструганом вертеле жарился барашек. Поодаль щипали траву тощие лошади.

Анжелика и ее спутница подошли поближе.

– Не вздумай их разозлить, – прошептала Полька. – Ты не знаешь, какие они подлые. Они преспокойно могут насадить нас на вертел, как своего барашка, и никто не узнает. Дай я с ними поговорю, я немного знаю их язык…