Через несколько мгновений в кустах послышался шум. В поднявшейся суматохе можно было различить приближающийся топот. Из подлеска на бешеной скорости выскочил герцог Энгиенский. Но двум слугам, помчавшимся вслед за ним, удалось догнать юношу. Его тотчас окружили и крепко взяли под руки. Первый камердинер, воспитавший герцога Энгиенского, нежно заговорил со своим подопечным:

— Вас никто не убьет, монсеньор. Вас не запрут в клетку… мы совсем скоро отпустим вас, и вы снова сможете бегать по полям.

Герцог Энгиенский был бледен как мел. Он не произнес ни слова, но в его взгляде сквозило трогательное и вопрошающее выражение загнанного зверя. Отец подошел к нему. Молодой человек принялся яростно отбиваться, по-прежнему в полном молчании.

— Уведите его, — приказал принц Конде. — Позовите лекаря и хирурга. Пускай ему пустят кровь, вымоют, но для начала — запрут. Я не намерен до вечера продолжать игру в прятки и прикажу выпороть любого, кто опять упустит его.

Все удалились. Принц вернулся к Анжелике, которая в величайшем душевном смятении наблюдала за этой печальной сценой и побледнела так же сильно, как и несчастный больной.

Конде остановился перед молодой женщиной и мрачно взглянул на нее.

— Итак, — заговорил он, — вы видели его? Не правда ли, хорош потомок Конде и Монморанси?.. Его прадед страдал припадками, его прабабка была сумасшедшей, а мне пришлось сочетаться браком с их внучкой. В ту пору она уже начала вырывать щипцами волосы у себя на голове. Я знал, что болезнь поразит моих наследников, и все-таки женился. Ведь так повелел король Людовик XIII. А теперь полюбуйтесь на моего сына! Иногда он считает себя собакой, и тогда изо всех сил сдерживается, чтобы не залаять на короля. Порой ему кажется, что он — летучая мышь, в такие дни мальчик боится наткнуться на лепные украшения в своих апартаментах. Совсем недавно он решил, что превратился в растение, и потребовал, чтобы слуги поливали его… Все это забавно, не так ли? Почему вы не смеетесь?

— Монсеньор… как вы могли подумать, что я стану смеяться?.. Ведь вы меня совсем не знаете…

Неожиданная улыбка, осветившая суровое лицо принца, заставила Анжелику умолкнуть:

— Как бы не так! Как бы не так! Я отлично знаю вас, мадам Моренс. Я видел вас у Нинон и в других салонах. Вы веселы, как юная девушка, красивы, как куртизанка, и в вашей груди бьется сердце нежной матери. Кроме того, я полагаю, что вы — одна из умнейших женщин королевства. Но вы никогда не выставляете свой ум напоказ, потому что в довершение всего вы еще и хитры и прекрасно знаете, что мужчины опасаются умных женщин.

Удивленная этой неожиданной тирадой, Анжелика улыбнулась в свой черед.

— Монсеньор, вы мне льстите… Мне крайне любопытно узнать, кто предоставил вам подобные сведения обо мне…

— Я не нуждаюсь в том, чтобы мне предоставляли сведения, — неожиданно резко, по-военному, заявил принц и снова помрачнел. — Я наблюдал за вами. Вы не обратили внимания, что я часто смотрю на вас? Мне показалось, что вы меня немного боитесь. Однако вы не из робкого десятка…

Анжелика подняла глаза на победителя в битвах при Лансе и Рокруа. Она уже не в первый раз так на него смотрела. Конечно, принц никоим образом не мог вспомнить невзрачного утенка, которому он сказал когда-то: «Клянусь честью, когда вы станете женщиной, мужчины будут готовы отдать жизнь за один ваш благосклонный взгляд!»

Она всегда полагала, что питает к принцу Конде глубокую неприязнь, но сейчас боролась с чувством симпатии, невольно зарождавшимся у нее в душе. Разве не Конде много лет шпионил за ней и за ее мужем через своего слугу Клемана Тоннеля? Разве не Конде унаследовал богатства Жоффрея де Пейрака? Уже давно Анжелика задавалась вопросом, каким образом она сможет доподлинно узнать, какую роль сыграл принц Конде в этой драме. И вот сейчас капризный случай улыбнулся ей.

— Вы молчите, — сказал принц. — Значит, я прав, я действительно вас пугаю?

— Нет! Но я чувствую себя недостойной беседовать с вами, монсеньор. Ваша слава…

— Эка невидаль! Моя слава… Вы слишком молоды, чтобы что-то знать о ней. Мое оружие покрылось ржавчиной, и если Его Величество так и не решится преподать урок этим наглецам голландцам или англичанам, то я рискую умереть в собственной постели. Что же касается бесед, Нинон не раз повторяла мне, что слова — не ядра, которые посылают в брюхо врага, и она утверждает, что я до сих пор так и не усвоил ее урока. Ха-ха!

Принц разразился бурным хохотом и без церемоний взял Анжелику за руку.

— Итак, идемте. Карета ждет меня снаружи, но чтобы передвигаться, я вынужден опираться на чью-то милосердную руку. Вот она — цена моей славы: долгие дни, проведенные в затопленных водой окопах, и теперь невыносимая боль сковывает мою ногу, я волочу ее как старик. Хотите составить мне компанию? Ваше присутствие — единственное, что я смогу перенести после тягостного дня, выпавшего на мою долю. Вы видели мой особняк на улице Ботрейи?

С замиранием сердца Анжелика ответила:

— Нет, монсеньор.

— Говорят, что это одно из прекраснейших творений, когда-либо построенных Мансаром[30]. Мне там не нравится, но я знаю, что дамы восхищаются красотой этого дома. Поедем, вы посмотрите на него.

И хотя Анжелика не желала признаваться себе в этом, она была польщена возможностью ехать в карете принца крови, которого прохожие зеваки встречали бурными овациями.

Она была удивлена тем вниманием, которое ей выказывал спутник и которое казалось искренним. Ходили слухи, что с тех пор, как любовница принца Конде, Марта Ле Вижан, ушла в монастырь кармелиток в предместье Сен-Жак, старый вояка больше не удостоил благосклонностью ни одну женщину, хотя французские дворяне всегда славились своей любвеобильностью. Отныне принц искал в женщинах лишь плотские утехи, и вот уже долгие годы ему приписывали только непродолжительные интрижки, причем с дамами весьма низкого происхождения. В светских салонах его грубость по отношению к прекрасному полу обескураживала даже самых настойчивых. Но сейчас казалось, что принц делает все возможное, чтобы понравиться новой знакомой.

Карета свернула во двор отеля Ботрейи.

Анжелика поднялась по мраморным ступеням крыльца. Каждая деталь этого светлого дома, наполненного гармонией, напоминала ей о Жоффрее де Пейраке. Именно он настоял на плавных линиях кованых решеток балконов и перил, напоминающих изгиб виноградных лоз; именно он заказал резные золоченые деревянные фризы, обрамляющие массивы мрамора или зеркал; именно он приказал разместить повсюду статуи и бюсты, каменных животных и птиц, олицетворяющих добрых духов счастливого домашнего очага.

— Почему вы молчите? — удивился принц Конде, когда они уже обошли два этажа роскошного особняка. — Обычно мои гостьи верещат, как канарейки. Этот дом вам не нравится? Я слышал, что вы отлично разбираетесь в архитектуре…

Они вошли в маленькую гостиную, обитую голубым атласом, расшитым золотом. Решетка из кованого железа с причудливым рисунком отделяла комнату от шедшей в парк длинной галереи.

В глубине гостиной находился камин с двумя каменными львами по бокам, но на его фронтоне зияла свежая выбоина. Анжелика дотронулась до нее.

— Что здесь скололи? — спросила она. — Я уже не в первый раз замечаю подобные повреждения. Даже над окнами этой гостиной в некоторых местах стерли живописный рисунок.

Принц нахмурился.

— Здесь были вензеля бывшего владельца особняка, я приказал их уничтожить. Когда-нибудь я займусь реставрацией поврежденных участков. Но если на то пошло, не знаю, когда это произойдет! Я предпочитаю вкладывать средства в обустройство моего загородного дома в Шантийи.

Анжелика не убирала руки с изуродованного гербового щита.

— А почему бы не оставить все как было и не уродовать дом?

— Один вид герба этого дворянина внушал мне тревогу. Ведь он был проклят!

— Проклят? — эхом повторила Анжелика.

— Да. Он изготовлял золото с помощью секрета, открытого ему самим дьяволом. Его сожгли, и король передал мне часть его имущества. Но я до сих пор не уверен, что Его Величество не попытался таким образом накликать на меня беду.

Анжелика медленно подошла к окну и стала смотреть во двор.

— Вы знали его, монсеньор?

— Кого? Прóклятого дворянина?.. Клянусь честью, нет, и тем лучше для меня!

— Мне кажется, я помню это дело, — сказала молодая женщина, испугавшись собственной смелости. Правда, говорила она совершенно спокойно. — Речь идет о неком дворянине из Тулузы, мессире… де Пейраке?

— Да, так, — равнодушно согласился принц.

Анжелика провела языком по пересохшим губам.

— Ходили слухи, что на самом деле его осудили за то, что он был посвящен в какую-то страшную тайну, касавшуюся господина Фуке, который в то время был очень влиятелен.

— Возможно. Месье Фуке долго считал себя подлинным королем Франции. У него было достаточно денег для этого. Он заставлял совершать глупости многих людей. Например, меня. Ха-ха-ха!.. Да что уж там! Все это в прошлом.

Анжелика слегка повернула голову, чтобы наблюдать за собеседником. Он рухнул в кресло и теперь обводил тростью узоры на ковре. Если воспоминания о глупостях, которые его заставил совершить господин Фуке, вызвали у принца горькую усмешку, то на замечание, касающееся Жоффрея де Пейрака, он никак не отреагировал. Теперь молодая женщина была уверена, что Клемана Тоннеля на долгие годы приставил шпионить к ней не Конде. Как знать? Не исключено, что Клеман Тоннель с самого начала был шпионом господина Фуке, в том числе и при Конде. В ту эпоху плелись необычайно сложные интриги, а дворяне, замешанные в них, теперь предпочитали молчать о прошлом.

К чему монсеньору принцу вспоминать сейчас о том, что когда-то он хотел отравить Мазарини и продался Фуке? Ему и без того пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть расположение молодого и все еще не доверяющего ему короля, а теперь он стремится приручить эту красивую женщину, чья тайная грусть, скрывающаяся за жизнерадостным смехом, очаровала его сильнее, чем он мог ожидать.