— Еще бы! Когда имеешь дело с тобой, всегда надо иметь в виду, что неизбежен ДРУГОЙ РАЗ, — съязвила Ортанс. — Твои наглость и беззаботность поразительны, ты просто… Прощай.

И мадам Фалло бросилась к выходу. Она была настолько вне себя от ярости, что, вскакивая с места, даже опрокинула свой табурет.

Оставшись одна, Анжелика еще долго сидела неподвижно, прижав руки к груди, и думала. Она думала о том, что люди не всегда так плохи, как кажутся.

Ортанс, в страхе за себя и свою семью беспощадно выбросившая на улицу родную сестру, все-таки испытывала угрызения совести, думая о маленьком Флоримоне, который растет как цыган.

Беспечный южанин Андижос, казалось, годный только на то, чтобы проигрывать в карты да элегантно поправлять свои манжеты, смог поднять восстание против короля и целых четыре года вести за собой мятежную провинцию.

Анжелика решила завтра же отправить Флоримона и Кантора к Фалло де Сансе с подарками для кузенов и для тетки.


— Вы здесь? — спросила Нинон, приподнимая полог. — Я видела, как ушла мадам Фалло — в добром здравии, хотя и в мрачном расположении духа. Стало быть, вы передумали сдирать с нее кожу?

— После некоторого размышления, — елейно протянула Анжелика, — я решила, что худшее, что с ней можно сделать, это оставить ее такой, какая она есть.

Анжелика по-прежнему оставалась задумчивой.

— Мне пришлось обмануть ее, Нинон. Потому как, чем более несчастной и жалкой я бы выглядела, тем сильнее она бы меня возненавидела.

— Умение искренне сострадать — редкое качество, — ответила Нинон. — Несчастья других нам докучают, мы боимся, как бы они не передались нам, как болезнь.

— Но ведь вы не такая?

— Я просто не умею быть такой, и счастлива этим. Доброта приносит больше радости, чем злоба.

Анжелике показалось, что в откровениях Ортанс присутствовало нечто совершенно новое.

По тому, как она выглядела, складывалось впечатление, что, несмотря на жалобы на пережитые несчастья, Ортанс преуспела в жизни. Может быть, снятие семейного проклятия повлияло и на нее, теперь она стала более удачливой?

Анжелика припомнила и сетования Ортанс на пропажу портрета матери во время ограбления дома прокурора. Теперь многое представало в ином свете.

Анжелика не могла усидеть на месте и отправилась побродить вдоль набережной Великих Августинцев и мимо моста Святого Михаила, один вид которых воскрешал в памяти образ колдуна из Дворца правосудия, мэтра Людовика.

Теперь она поняла, каким образом в руки мэтра Людовика с такой головокружительной скоростью попал портрет матери, который колдун использовал для своих предсказаний.

Лавочка «королевского книготорговца» находилась в галерее заключенных за Консьержери, в самом сердце Дворца правосудия — этого острова, куда стекался нескончаемый поток сведений о преступлениях, совершенных в столице. В святилище мэтра Людовика, где рог единорога соседствовал с останками какого-то древнего чудовища, не стеснялись захаживать за советом сам канцлер Сегье и другие важные судейские. Видимо, мэтр Людовик знал обо всех парижских тайниках с краденым и был на короткой ноге с ворами-домушниками. Тогда, разумеется, ему не составило большого труда отыскать ту или иную ворованную вещь.

Анжелика не любила вспоминать о своей встрече с колдуном, так как все еще была на него сердита. Разве не он, задумчиво листая страницы потрепанного требника, заставил ее поверить, что отныне ее жизнь пойдет на лад? Но стоило ей забыться в объятиях Грязного Поэта, который своей любовью, легкой и ничего не требующей взамен, дарил молодой женщине целительный покой, как произошла страшная трагедия. Трактир «Красная маска» сгорел дотла, Лино и мэтр Буржю были убиты с невероятной жестокостью. Она потеряла все, что было нажито за годы тяжелого труда, она потеряла даже само желание жить.

На противоположной стороне моста Святого Михаила гордо высились башни Дворца правосудия и летела в небо стрела Сен-Шапель; казалось, они властвуют над особым миром, отделенным невидимой границей даже внутри острова Сите.

Как обычно, на мосту между высокими домами с островерхими крышами были выставлены картины и самые разные диковины, но Анжелика вдруг поняла, что даже если бы сильно захотела, то не смогла бы перейти этот мост. Странный мир на острове Сите больше не привлекал ее. Она знала, что ей уготован иной путь.

И пока Анжелика, замерев, глядела на людскую сутолоку, кто-то прикоснулся к ее плечу и неожиданно протянул ей сверток, по форме которого угадывалось, что в него завернута пара туфель.

— Вот то чудо, что вы заказали в лавке «Золотой каблук», — услышала она.

Перед ней стоял молоденький подмастерье с хитрым взглядом.

Он немного развернул сверток, и перед глазами Анжелики, как на витрине ювелирной лавки, сверкнула пряжка. Такие роскошные туфли не мог прислать мастер, к которому Анжелика обычно обращалась.

— Я ничего у вас не заказывала, — возразила Анжелика, отстраняя сверток.

Назойливость лавочников с галереи галантерейщиц была притчей во языцех. С завидной изворотливостью они шли на любые уловки, лишь бы заполучить нового клиента.

— Помните, я снял у вас мерки, пока вы дремали на ступенях лестницы Дворца правосудия? — не отступал подмастерье. — Мой хозяин сказал, что не может противиться желанию создать шедевр, достойный таких прелестных ножек. Взгляните! Тут не побрякушки с площади Тампля! Берите же! Когда-нибудь, протанцевав в них на балу в королевском дворце, вы вернетесь к нам, чтобы заказать еще одну пару туфелек, тогда заплатите и за эту.

— Да, вот еще кое-что для вас, — добавил юноша, протягивая Анжелике клочок бумаги. Молодая женщина сразу догадалась, что перед ней письмо от мэтра Людовика — только у него был этот особенный почерк с завитушками вокруг прописных букв.

Послание оказалось лаконичным. Она прочла:

«Иди своей дорогой. Ни о чем не жалей».

Когда она подняла глаза, подмастерье уже исчез в суетливой толпе на мосту Святого Михаила.

На ступенях Дворца

Сидит прекрасная дева

Лон-ла,

Сидит прекрасная дева!..

Песенка, которую певец из Дворца правосудия сочинил в тот далекий день, стала популярной на Новом мосту. Ее охотно пели, несмотря на грустный мотив, который заставлял утирать слезы мамашу Тру-ля-ля. Где-то сейчас папаша и мамаша Тру-ля-ля?

А рядом малыш-сапожник,

Ему улыбнулась удача,

Лон-ла,

Ему улыбнулась удача…

Красавица, если хочешь,

Мы будем спать вместе,

Лон-ла…

Мы будем спать вместе!

Анжелика возвращалась домой, в Маре. Ее сердце успокоилось, и теперь, больше, чем когда-либо, она была полна решимости и не сомневалась в своих еще не совсем ясных, но дерзких планах.

Послание нашло ее вовремя, именно в такой поддержке Анжелика сейчас нуждалась.

К черту колебания и необоснованные страхи! Как там написано? «Иди своей дорогой и ни о чем не жалей!»

Молодая женщина поразилась, до какой степени изящные туфельки из пластин перламутра, украшенные крошечными алмазами и сапфирами, пришлись ей впору, как они удобны. Должно быть, хозяин «Золотого каблука» навел справки о состоянии госпожи Моренс, прежде чем вручить ей свой шедевр. Такие люди очень расчетливы. Но он прав: эти туфельки как нельзя лучше подходят для того, чтобы танцевать в королевском дворце.

Глава 9

Анжелика регулярно посещала салоны, где бывали придворные и завсегдатаи Лувра, но так ни разу и не встретила того странного человека, который испугал ее когда-то в Сен-Жан-де-Люзе, а потом — в «Красной маске».

Она по-прежнему считала его воплощением Зла или, скорее, Несчастья и не раз вспоминала короткий приказ, который отдала Флипо: «Видишь мужчину — вон там?.. Иди за ним… убей его!»

Думая об этом, она подсознательно жалела, что Флипо не удалось исполнить приказ. Только тогда Анжелика смогла бы забыть, что, когда она купалась в лучах счастья, ей нанес удар некто злобный, как сам Сатана. Именно он коварно и жестоко открыл в ее жизнь, в их жизнь, дорогу ветрам несчастий и разрушений, ветрам, развеявшим, как дым, их счастье и любовь. Если верить тому, что ей довелось услышать, этот странный человек был обласкан сильными мира сего и занимался оккультными науками в самом Лувре в компании отца племянниц кардинала. Оккультизм был для него вовсе не шуткой или забавой, призванной развлечь высокородных особ, как это случалось при дворах Европы. Нет, с помощью тайных знаний он стремился обрести власть, используя науку, вкус к которой привили королевскому двору Франции итальянские королевы Екатерина и Мария Медичи.

Примеры такого влияния хорошо известны. Около пятидесяти лет тому назад много судачили о некоей Леоноре Галигаи[24], молочной сестре королевы Марии Медичи. В ту эпоху королева стала регентшей при девятилетнем сыне Людовике XIII и осыпала благодеяниями своих фаворитов Кончини, которые умело ею манипулировали, по слухам, не без помощи оккультизма.

Юный Людовик XIII, как только обрел власть, немедленно приказал арестовать Кончини, которого люто ненавидел.

Арест происходил в извилистом узеньком проулке и потому быстро перерос в драку, во время которой защищавшийся Кончини встретил свою смерть. Лишенная поддержки супруга, Леонора Галигаи впала в немилость. Мария Медичи ничего не смогла для нее сделать. Леонору обвили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре, невзирая на то, что она была женой маршала и носила титул маркизы д’Анкр.