Владимир Гурвич - Анжелика против террора

И их глазам количество других

Представилось двойным числом, —

Ведь жалует Господь свою поддержку

Тому, кого сочтет достойным.

И в этом – назидание для тех

Кто зрить способен в корень.

Именно от ее способности зрить в корень зависит ее выживание. Вот только в таких условиях, в какие попала она, это сделать особенно сложно.

Она захлопнула Коран. Нет, она не хочет больше ее читать. Муж всегда смеялся над этими священными писаниями, он говорил, что если Бог хочет пообщаться с человеком, то для этого ему вовсе не требуется писать целую книгу. Подлинное общение всегда происходит непосредственно, а все эти книги пишут те, кто сами лишены этого дара.

Что же ей в таком случае выбрать на этом аукционе жизни? Если награду в этой жизни, то она должна в таком случае во всем подчиниться этому человеку. Если же она решит принять бой, то тогда ничего не остается, как надеется на послесмертное воздаяние.

Нет, она не может перейти в ислам. И не потому, что испытывает по отношению к этой религии отторжение. Дело совсем в другом. Этот переход под давлением грубой силы означал бы капитуляцию всего того, что было для нее дорого, что составляло самую сердцевину ее жизни. Это было одновременно и предательство мужа, детей. Они же верили, что она никогда так не поступит, не поддастся шантажу и угрозам. Но ее отказ означает, что она до конца своих дней превращается в бесправного раба, и на всем, что любит, придется поставить крест.

Ей вдруг страстно захотелось помолиться. Ей захотелось помолиться не христианскому богу, ни мусульманскому, ни еще какому-то, ей просто захотелось помолиться неведомому Богу, о котором она знала лишь только то, что он существует и определяет все ее дела и поступки, все мысли и чувства. И если сейчас он противится тому, чтобы она выполнила бы поставленный переде ней ультиматум, то ей ничего другого не остается, как повиноваться Ему.

Анжелике вдруг припомнились слова мужа: он не раз ей говорил, что является фаталистом, не потому что безропотно подчиняется обстоятельствам, а потому что борется против них потому, что так требует от него фатум. Но если они складываются таким образом, что дальнейшее им противодействие становится бессмысленным, то он подчиняется неизбежному. Тогда это не поражение, а лишь новое испытание. И в этом как раз и заключается подлинное мужество, а не в том, чтобы продолжать безнадежное сражение, когда результат известен заранее. Кажется, ей совсем скоро предстоит на собственной судьбе проверить эти умозаключения Игоря и смириться с тем, что неизбежно.

Анжелика легла на кровать. Ей ничего не остается, как примириться со своей судьбой. Она пожертвует собой, но сохранит в себе самое ценное, то, что является нетленным. Ее плотская оболочка будет выполнять роль рабыни, зато душа останется свободной для полетов. И никому даже эмиру со всей своей безграничной власть не совладать с ней.

Как ни странно, но принятое решение немного успокоило Анжелику. Ей даже доставляло некоторое удовольствие представлять, что будет думать и чувствовать эмир, когда узнает об ее выборе. Он из тех, кто свято убежден, что в основании личности каждого человека находится раб. И стоит только нажать на него, поставить в безвыходную ситуацию, как этот раб из основания тут же начнет активно выбираться на поверхность. Что ж, у ее мучителя скоро появится возможность убедиться, что это правило действует не всегда и что в ней есть свои исключения. Конечно, плата за это непомерно велика, но придется смириться и с этим.

Следующий день Анжелика провела в полном одиночестве, никто не навещал ее. Вряд ли о ней все забыли, скорей всего повелитель здешних мест распорядился вновь полностью изолировать ее. Она почти не сомневалась, что таким образом он осуществляет свой нажим, демонстрирует, что с ней случиться, если она не подчинится ему. Но пусть не надеется, что эта психологическая атака принесет свои плоды, она умеет противостоять и не такому давлению. На ее счастье ему неизвестно, каким испытаниям у она подвергалась. Иначе он бы для достижения своих целей использовал совсем другие методы, на которые он намекал.

Но к счастью в одиночестве Анжелика пребывала не так уж и долго. На следующий день к ней пробрался Джамаль. Именно не вошел, а пробрался, так как все его жесты свидетельствовали о крайней осторожности. Да и лицо было необычайно бледным. Правда, буквально через минуту она поняла, что, кроме испуга, для нее есть и другие причины.

– Я совсем ненадолго, – произнес он. – Эмир запретил кому-либо посещать вас, – подтвердил он ее догадку.

– Как же ты пробрался?

– Я вам не говорил, что мой родной брат возглавляет национальную гвардию княжества. Сегодня он как раз дежурит во дворце. Но это очень опасно.

– Я понимаю. Говори быстро то, зачем пришел.

– Я принял решение, я отказался от Мариам. И сегодня сказал об этом ее отцу.

– Это мужественное решение. Представляю его реакцию.

Джамаль как-то странно посмотрел на нее.

– Я тоже так полагал и готовился к самому худшему. Вплоть до того, что окажусь в застенках. Ведь отказавшись от брака с ней, я ее опозорил. Так у нас всегда считалось. Но он воспринял мое решение довольно спокойно.

– В самом деле, это звучит невероятно.

Джамаль неопределенно, то ли подтверждая, то ли опровергая ее слова, кивнул головой.

– Я тоже так по началу думал. А потом меня осенило, что все это из-за вас.

– Из-за меня? – без всякого притворства удивилась Анжелика.

– Да. Вы на всех так влияете, что все становятся другими. Даже отец Мариам. Но когда об этом узнает эмир, будет плохо.

– Как ты думаешь, что может произойти?

– Все, что угодно, – грустно ответил Джамаль.

– Ты можешь некоторое время держать эту новость в тайне? – задумчиво спросила Анжелика.

– Могу, но совсем недолго. Но что это даст, эмир все равно скоро узнает.

– Я понимаю. – Анжелику охватило неясное ощущение того, что она находится на пороге каких-то важных событиях. Каких именно, она не представляла даже приблизительно. Но предчувствие подсказывало ей, как что-то меняется вокруг, партия выходит на совсем иные рубежи. Надо только чуть-чуть подождать. – Я пока не знаю, что это даст, но не исключено, что кое-что может измениться. Ты сам мне только что об этом сказал.

– Я сказал? – удивился Джамаль.

– Конечно. Разве не ты мне сообщил о необычной реакции отца Мариам?

– В самом деле.

– Может быть, я и ошибаюсь, а может быть, и нет, – проговорила Анжелика.

– Мне надо идти, – вздохнул он. – Хотя я бы с вами проговорил весь день.

– Вот видишь, что, значит, жить при деспотичном режиме. Ты не можешь делать то, что хочешь.

Ответом Джамаля стал лишь красноречивый взгляд. А еще через несколько мгновений он исчез за дверью.

И снова потянулись до предела наполненные одиночеством дни и ночи. Время вновь потеряло свое деление на участки, и двигалось сплошным однообразным пустым потоком, в котором можно было утонуть от отчаяния и бездействия. До сих пор Анжелика не думала о самоубийстве, в ней жила уверенность, что ее положение временное, и скоро все изменится. Но теперь она все больше проникалась уверенность, что это все навсегда, что в мире не существует силы, способной вызволить ее из этого ужасного плена. Сильным мира сего нет до нее дела, а те, кто хотят помочь, и не знают где она, а если бы даже и знали, все равно не могли бы ничего сделать. Так что стоил ли ждать, когда нынешний хозяин ее судьбы сделают ее безропотной наложницей. В ее арсенале осталась последняя возможность реализовать свое право на свободу, – добровольно уйти из жизни, не позволить превратить себя в раба.

Постепенно эти мысли отвоевывали все больше времени и места в ее голове, и если по началу идея самоубийства ее пугало, то затем она все больше превращалась в будничную и вполне приемлемую. На земле миллионы людей по разным причинам добровольно покинули этот мир и почему бы и ей, коли так складываются обстоятельства, не последовать этому отнюдь не самому плохому примеру.

Это случилось ночью. Она проснулась, мысли были необычайно ясные, а душа спокойной. Если ее подсчеты верны, осталось три дня до окончания срока, когда она должна либо принять ислам, либо превратиться в рабыню. За день до окончания этого периода она перережет нить своей жизни. Здесь есть нож, и она перережет себе вены. Конечно, не самый лучший способ ухода, она бы предпочла выстрел в сердце, но другого варианта у нее нет. Придется уж помучиться, подождать, когда из артерий вытекут все находящиеся там алые струйки, и она погрузится в нирвану небытия. Кто знает, может быть, там несравненно лучше, чем в этом жестоком мир, где человек человеку враг и мучитель.

Она продолжала лежать, смотря открытыми глазами в темноту, радостно сознавая, что не испытывает страха, и ее душа спокойно и даже безмятежна. Она не напрасно прожила жизнь, пусть и совсем короткую, коли способна так легко умереть. В этом заключается мудрость, уйти тогда, когда это требуют обстоятельства, не цепляться за жизнь любой ценой, оплачивая ее продолжение беспредельным унижением. Жизнь имеет цену, если человек может себя уважать. И она цену теряет, если он теряет уважение в собственных глазах. Анжелика чувствовала себя настолько безмятежной, что даже вскоре заснула.

А когда проснулась и вспомнила о принятом ночью решении, то вновь с удовольствием констатировала, что дух ее пребывает в спокойствие, что полностью владеет своим сознанием и своими чувствами. Она решила посвятить последние дни прощанием с жизнью, воспоминаниям о том, чем она оказалась наполненной. Перед ней, словно на экране, проносились уже немного потускневшие картины детства, юности, ее первых любовных волнений. Она вспоминала свою первую большую любовь, погибшего за нее Николая. Каким смелым и благородным человеком он показал себя.