Владимир Гурвич - Анжелика против террора

Анжелика и Мамонтов переглянулись и одновременно улыбнулись. Художник заметил их улыбку, но, кажется, она его не обидела.

– Понимаю, мои слова вам представляются наивными. Но знаете ли вы другой способ покончить со всякими мерзостями, которые без конца творятся вокруг. Я не слышу ваших ответов, господа.

– Такого способа я не знаю, – ответил Мамонтов.

– Я – тоже, – присоединилась к нему Анжелика.

– Вот видите, значит, я прав. И вы должны быть на моей стороне. – Он сделал шаг в направление к Анжелике. – Как только я вас увидел, что решил, что не стану вас писать. Вы и так эталон красоты, поэтому это бессмысленно. Но только что я переменил намерение, я сделаю ваш портрет. Прямо сейчас! Именно потому, что вы эталон. Все должны видеть, как прекрасен человек. Раздевайтесь, я буду вас писать обнаженной. Только в таком виде моя работа достигнет максимальной высоты восприятия. Раздевайтесь.

– Хорошо, – спокойно сказала Анжелика, – если это поможет сделать мир чуточку лучше, я согласна. Где можно раздеться?

– У меня нет специального места, я не работаю с ню, раздевайтесь, где вам нравится.

Анжелика стала расстегивать блузку.

– Мне уйти? – спросил обескураженный стремительным развитием событий Мамонтов.

– Я вас об этом не прошу, – проговорила Анжелика.

Анжелика не испытывал никакого смущения от того, что через несколько мгновений ей предстояло предстать обнаженный перед взорами двух мужчин. Это решение далось ей так легко и естественно, что она даже сама немного удивилась. Но ведь речь шла о красоте, о том, что не имеет ничего общего с вожделением, что выше любых плотоядных взглядов, которую не могут касаться и оскорблять грубые плотские желания. Да, она знает, что прекрасно, и гордится этим. Но эта гордость ничего не имеет общего с заносчивостью, просто такой ее создал Бог, создал для того, чтобы мир видел, как прекрасен может быть человек. И Клод абсолютно прав, тот, кто не способен узреть красоту этого мира, безнадежен для любого роста. Он никогда не разорвет ленточку, отделяющего его от серого убогого существования.

Анжелика освободилась от одежды и предстала обнаженной. Глаза мужчин буквально округлились от восхищения. И она знала, что им есть, чем восхищаться. Многолетние занятия спортом превратили ее тело в упругий с идеальными пропорциями снаряд, вызывающий восхищением своим совершенством.

Клод бросился к мольберту и стал наносить мазки на полотно.

– Вы действительно сама красота, вы настоящая Афродита, – бормотал при этом он.

Но Анжелику по-настоящему интересовал не художник, а Мамонтов. Не отрывая глаз, он смотрел на нее, и при этом такого окаменевшего выражения лица Анжелика у него еще не видела. Так и казалось, что он превратился в камень, все чувства, все эмоции застыли в нем, как скованная зимним льдом река.

Сеанс продолжался почти два часа.

– Больше не могу, – сказал Клод, – на сегодня я весь выложился. Но мы обязательно продолжим, я должен написать вас, мадам. Вы обещаете мне.

– Обещаю.

Анжелика оделась, и мужчинам показалось, что в мастерской сразу что-то померкло, как будто бы одновременно перегорели несколько ярких светильников.

Анжелика и Мамонтов вышли из дома. Она смотрела на своего спутника, но тут был непривычно молчалив. Они сели в машину и поехали по вечернему, залитому радугами огней ночному Парижу.

Мамонтов по-прежнему молчал. Судя по его виду, он глубоко погрузился в собственные мысли.

– Вы будете всю дорогу молчать? – поинтересовалась Анжелика. В отличие от ее спутника, у нее возникло желание поговорить.

– Вам это мешает? – несколько неожиданно спросил Мамонтов.

– Мне понравился художник и его картины, – сказала она. – Спасибо, что привели меня к нему.

– Со мной сегодня что-то произошло, – вдруг произнес Мамонтов.

Анжелика буквально застыла на своем сиденье, только сердце учащенно забилось.

– В этом виновата я?

– Да, вы.

– Это был спонтанный порыв, я не думал о последствиях.

– И хорошо, что не думали. – Он вдруг повернулся к ней. – Анжелика. – Его голос вдруг надломился. – Я…

– Валерий Ильич, это пройдет. – Анжелика вдруг испугалась. Нет, она не готова ни к чему такому. По крайней мере, она уверенна, что сегодня это не должно случиться. Но если не сегодня, то когда?

– Это не пройдет, – упрямо и даже немного сердито отозвался Мамонтов. – Это не может пройти. Тогда все не имеет никакого значения. Вы понимаете, как все глубоко?

– Думаю, понимаю. Но не надо торопиться. Я растеряна. А это не то состояние, когда принимают важные решения.

– А если я не могу ждать?

– Так не бывает, человек всегда в состоянии ждать. Этим он отличается от животного.

– Иногда не очень хочется отличаться, – вздохнул Мамонтов.

Последняя реплика рассмешила Анжелику, и она почувствовала, как ослабло внутри нее напряжение. Теперь она может более спокойно и осознанно разговаривать с ним. По крайней мере, первый испуг от наплыва собственных чувств прошел.

– Валерий Ильич, мы с вами в очень не простой ситуации.

– Да, уж, об этом можно и не напоминать, – проворчал он. – Кажется, мы приехали, вот ваша машина, – теперь уже грустно произнес он.

– Да. Спасибо за великолепный вечер. – Анжелика поспешно вышла из автомобиля Мамонтова и пересела в свою машину.

Так как Мамонтов явно не торопился уезжать, она решила сделать это первой. И ничего что это чем-то напоминало бегство с поля боя, бывают ситуации, когда надо использовать и такой прием.

Вторая встреча с Мариам снова состоялась на квартире сестры Хасана. Анжелику это не устраивало, так как она мало сомневалась в том, что их разговор фиксируется на пленку. Но выбора не было, так как не было времени, отец девушки мог в любой момент приказать ей возвращаться.

Мариам не просто обрадовалась встрече с Анжеликой, она просто лучилась от счастья. Анжелика понимала, что в той полузатворнической жизни, которую заставляют ее вести, для нее это действительно великое событие.

Первая фраза, которую произнесла Мариам, поразила Анжелику. Девушка наклонилась к ней и почти прошептала:

– Мне удалось достать книгу про вашу Софью Ковалевскую. Я теперь знаю о ней все. Это такая женщина. Я так хочу походить на нее.

– Об этом я и хотела с вами поговорить. Как бы вы посмотрели, если бы я вам предложила туже комбинацию?

– Я согласна, – ни минуты не колебалась с ответом девушка. – Когда мы первой раз с вами встретились, я боялась подумать о чем-то подобном. Сейчас я тоже боюсь, – вздохнула Мариам, – но теперь я чувствую, что смогу решиться. Если смогла она, то почему не смогу я.

– Для вас дело может обернуться гораздо хуже, чем для Софьи Ковалевской.

– Я понимаю, но что же делать. Я не хочу всю жизнь провести в четырех стенах, я чувствую, что так много могу. Почему так все несправедливо устроено, почему люди, у которых есть власть, так жестоки и глухи к чужой боли?

Она говорит о своем отце, отметила Анжелика.

– На эту тему можно рассуждать бесконечно, но лучше принять эту истину, как данность. Нам все равно не изменить мир.

– Но кто-то когда-нибудь его должен изменить! – воскликнула девушка.

– Да, кто-то когда-нибудь должен, – согласилась Анжелика. – Каждое новое поколение надеется, что ему удастся осуществить это чаяние. Но оно так и сходит со сцены, не выполнив того, что хотела. Давайте лучше подумаем не о том, как изменить судьбу мира, а о том, как изменить нашу судьбу.

– Я готова.

– Я нашла человека, который согласился вам помочь. Разумеется, при условии, что вы друг другу понравитесь. Даже при фиктивном браке это до какой-то степени необходимо.

– Неужели вы нашли его? – Мариам от радости захлопала в ладоши. – И когда я смогу его увидеть?

– Не знаю, вы же не свободны.

– Да, – сразу же поникла девушка, – что же делать?

– Надо думать. Сейчас я не могу вам ничего сказать. Но я подумаю, как это сделать. И вы тоже попробуйте составить какой-нибудь план. Вы можете звонить?

– Да, но только в присутствие одного из телохранителей.

Анжелика вздохнула, до чего же во все времена тяжела женская доля.

– По крайней мере, если у вас появится какая-нибудь идея, скажите, что вы стали меньше скучать. А мы подумаем, как нам снова встретиться.

– Хорошо, как только мы расстанемся, я сразу же начну думать. Только не уходите быстро. Вы мне так нравитесь, я еще не встречала такого человека, как вы. Вы очень красивая, и вы удивительная. Я хочу на вас во всех походить. Вы мне поможете стать такой же?

Анжелика улыбнулась. Ей тоже нравилась девушка все больше и больше.

– Помогу. Но вам не надо становится такой, как я, вы должны стать сама собой. Это то, чему посвящена моя жизнь. Вы же другая, и этим замечательны.

– Но я еще не знаю, какая я.

– Я тоже далеко не все знаю. Частички моей натуре постепенно приоткрываются мне, и я составляю из них цельную композицию. Но до ее завершения еще далеко. Я даже не уверенна, хватит мне для этого отведенных мне дней. Главное – это не сходить со своего пути, не пасовать перед трудностями.

– Часто они кажутся непреодолимыми, – глубоко вздохнула Мариам.

– Поверьте, это обман зрения. Русские говорят: у страха глаза велики. Я много раз убеждалась в правдивости этих слов.

– Значит, все будет хорошо? – с надеждой проговорила Мариам.

Анжелика отрицательно покачала головой.

– Я не могу вас обманывать, я этого не знаю. Знаю лишь то, что это зависит от нас. Но не только. У нас сильные враги. Поэтому следует запастись как можно большим мужеством, чтобы его хватило для борьбы с ними.

– Я постараюсь. Если можете вы, то почему не могу и я.

– Мариам, я хочу, чтобы ваше мужество укрепляла мысль о том, что жизнь интересна тогда, когда она многообразна, когда есть возможность реализовать себя. К сожалению, против этого убеждения действуют могущественные силы, они сами лишены творческого начала и хотят, чтобы те, кто им наделен, играли бы по их правилам. Но этому не бывать.