В бедной комнатке, которая теперь казалась Анжелике такой уютной, она устроила обоих детей на кровати и поспешила развести огонь в очаге.
— Я рад, — повторял Флоримон, глядя на нее блестящими черными глазами и цепляясь за мать. — Мама, ты больше не уйдешь?
— Нет, мое сокровище. Посмотри, какого красивого братика я тебе принесла.
— Он мне не нравится, — тут же сообщил Флоримон и ревниво прижался к матери.
Анжелика распеленала Кантора и поднесла его к огню.
Он потянулся и зевнул.
Господи! Каким чудом после всех перенесенных страданий у нее родился такой пухленький младенец?
Еще несколько дней Анжелика спокойно жила в Тампле. У нее оставалось немного денег, и она надеялась на возвращение Раймона.
Но как-то раз после полудня за ней прислал бальи Тампля, в обязанности которого входил полицейский надзор в этом привилегированном парижском квартале.
— Дочь моя, — напрямик заявил он, — от имени Великого приора я прошу вас покинуть Тампль. Вам известно, что он берет под свое покровительство лишь тех, чья репутация безупречна и никоим образом не может нанести ущерб его скромным владениям. Так что вам придется уйти.
Анжелика открыла было рот, чтобы спросить, в чем же ее упрекают. Следующим ее порывом было броситься к ногам Великого приора. Но тут она вспомнила слова короля: «Я не хочу больше слышать о вас!»
Итак, они узнали, кто она такая! Быть может, ее все еще боялись… Анжелика поняла, что просить поддержки у иезуитов бесполезно. Они честно помогали, пока было что защищать. Но теперь игра окончена. Все, кто, как Раймон, скомпрометировали себя причастностью к этому темному делу, должны быть удалены.
— Хорошо, — сжав зубы, ответила она, — я покину Тампль еще до наступления темноты.
— Я знаю, что вы внесли арендную плату вперед, — сказал бальи, который не забыл о деньгах, перепавших ему от Анжелики после продажи Куасси-Ба, — поэтому с вас не возьмут налог на выезд.
Вернувшись к себе, она сложила весь свой нехитрый скарб в обитый кожей сундучок, тепло закутала обоих детей и устроила их вместе с сундуком на тачке, послужившей ей еще в первый переезд.
Мамаша Кордо отправилась на Центральный рынок, и Анжелика оставила для нее на столе маленький кошелек.
«Когда я разбогатею, то вернусь сюда и отблагодарю ее более щедро», — пообещала она себе.
— Мама, мы идем гулять? — спросил Флоримон.
— Мы возвращаемся к тете Ортанс.
— Мы увидим Бабá? — так он называл Барбу.
— Да.
Флоримон захлопал в ладоши. Всю дорогу он восхищенно смотрел по сторонам.
Толкая тачку по улицам, на которых грязь смешалась с талым снегом, Анжелика не могла оторвать глаз от двух детских лиц. Судьба этих хрупких существ, прижавшихся друг к другу под покрывалом, свинцовой тяжестью лежала на ее плечах.
Небо над крышами было ясным, без единого облачка. Этой ночью, скорее всего, тоже не будет заморозков, ведь оттепель продолжалась уже несколько дней, и у бедняков, которым нечем топить, появилась надежда.
На улице Сен-Ландри Барба громко вскрикнула при виде Флоримона. Ребенок протянул к ней ручки и крепко обнял.
— Господи, мой ангелочек! — пробормотала служанка.
Ее губы дрожали, а в глазах стояли слезы. Она, не отрываясь, смотрела на Анжелику так, словно перед ней стоял призрак, явившийся с того света. Сравнивала ли она женщину с суровым, исхудалым лицом, одетую беднее, чем она сама, с той дамой, что несколько месяцев назад постучала в двери их дома? А Анжелика спрашивала себя, видела ли Барба со своей мансарды костер на Гревской площади…
Приглушенный возглас, донесшийся с лестницы, заставил Анжелику обернуться. Ортанс с подсвечником в руке, казалось, окаменела от ужаса. Позади нее на лестничной площадке появился Фалло де Сансе. Он был без парика, в халате и вышитом ночном колпаке. Сегодня у него был врач. При виде свояченицы у него от страха отвисла губа. После бесконечно долгих минут молчания Ортанс с трудом подняла дрожащую руку.
— Убирайся вон! — сказала она бесцветным голосом. — Слишком долго твоя проклятая семья обреталась под моей крышей.
— Замолчи, дура! — Анжелика пожала плечами.
Она подошла к лестнице и подняла глаза на сестру.
— Я уйду. Но прошу тебя принять невинных детей, они ведь не могут причинить тебе зла.
— Вон! — повторила Ортанс.
Анжелика повернулась к Барбе, сжимавшей в объятиях Флоримона и Кантора.
— Я поручаю их тебе, Барба, добрая моя девочка. Вот, возьми деньги, это все, что у меня осталось, и покупай детям молоко. Кантору кормилица не нужна. Он любит козье молоко…
— Убирайся! Убирайся! ВОН! — все громче вопила Ортанс.
Она принялась топать ногами.
Анжелика подошла к двери. Оглянувшись, последний взгляд она бросила не на детей, а на сестру.
Свеча, дрожавшая в руке Ортанс, отбрасывала пляшущие тени на ее искаженное лицо.
«Неужели, — подумала Анжелика, — это с ней мы высматривали, как призрак Белой дамы, с вытянутыми вперед руками, проходит по залам нашего замка Монтелу? И прижимались друг к другу, дрожа от страха в нашей огромной кровати…»
Анжелика вышла и закрыла за собой дверь. На мгновение она остановилась, глядя, как один из клерков, взобравшись на табурет, зажигал большой фонарь над конторой мэтра Фалло де Сансе.
Затем повернулась и пошла по улицам Парижа.
Часть пятая
Ночной Париж
Глава 22
Наступила оттепель, и этой ночью в Париже слышится звон капели.
Тает снег на крышах и в желобах. Даже желтая луна кажется мокрой.
В ее медовом свете раскачивается на Гревской площади новый повешенный. Бьют куранты на городской Ратуше, и наступает час молитвы. В своей лавке колбасник с Гревской площади молится вместе с женой и детьми перед маленькой статуей Святой Девы, пристроенной между двумя окороками.
«Помолимся, — говорит он, — чудные дела творились сегодня, женушка. Да будет милостив Господь ко всем этим казненным».
Крысы грызут стены или проворно перебегают грязные улицы под ногами запоздавших прохожих, которые вскрикивают и хватаются за шпаги.
Паре состоятельных горожан, которая, ежась от боязни перед обступившей их темнотой, выходит из театра Бургундский отель, Форфан-Тюльпан услужливо предлагает посветить дорогу. Он проводит их до Королевской площади[68] и получит несколько монет, если только по пути им не встретится какой-нибудь головорез из той же шайки, что и сам Форфан. Тогда вдвоем они ловко освободят парочку от лишнего груза плащей и кошельков, а затем под ручку отправятся к кладбищу Невинных, куда их позвал король нищих — Великий Кесарь.
В своем логове в предместье Сен-Мартен Великий кесарь готовится предстать перед своими вассалами. Его шут и возница, Бавотан, устилает повозку владыки дворянскими плащами, что принесли из своих походов уличные грабители. Главный помощник Кесаря, Паленый, предупреждает о том, что Кесарю предстоит решить деликатный вопрос: надо уладить спор между двумя главарями банд нищих — Весельчаком, который обосновался в старинной Нельской башне, и Родогоном-Египтянином из предместья Сен-Дени. На стороне Весельчака сила, потому что его банда контролирует все парижские мосты, ворота университетского квартала и берега Сены, но и Родогон опасен, ведь ему подчиняются цыгане и гадалки.
Отвратительный Гнилой Жан идет по улице, прижимая к себе младенца. Он заплатил за этого ребенка двадцать су кормилице из городского приюта для подкидышей, которых оставляли за собором Парижской Богоматери. Малыш не старше шести-семи месяцев, и еще не поздно вывихнуть ему ручки или ножки, чтобы изуродовать, прежде чем отправлять с одной из маркиз[69], которая будет клянчить с ним милостыню. А может, его купит колдун Лесаж и его сообщница, колдунья Ля Вуазен. Колдунам дети нужны для жертвоприношений на черных мессах. Тут есть над чем пораскинуть мозгами… За последнее время дела пошли куда лучше. Да, с тех самых пор, как этот проклятый священник Венсан де Поль больше не подбирает брошенных на пороге младенцев и не отправляет их невесть куда. Жан спешит. Сегодня все нищие собираются на кладбище Невинных. Придется плюнуть в таз[70]. Эх, кабы не тяжелые времена! Но Коротышка-Ролен — великий владыка, и это справедливо, что приходится платить ему дань.
На Королевской площади под одним балконом дерутся дуэлянты, а под другим звучит романс.
Артемиза, Роксана, Гликерия, Кризола — прелестные жеманницы из квартала Марэ, привлеченные пением и зрелищами, выглядывают из окон.
На улице предместья Сент-Антуан, в своем отеле Бове, Кривая Като принимает на ложе крепкого юнца. У него гладкое, как слоновая кость, лицо и только подбородок чуть колется золотистым пушком. Писаный красавец. Из этого щенка, неловко резвящегося в постели, выйдет великолепный любовник. А пока он еще не слишком честолюбив. Мадам де Бове с ностальгией вспоминает о Гизе, который был с ней так щедр, и о маркизе д'Олоне, женившимся месяц тому назад.
На ум невольно приходит жестокая пародия на Карту Страны нежности, сочиненную этим гнусным Бюсси-Рабютеном[71], который слывет остроумным:
«Между Олоном и Гизом находится Бове-Тухлятина. Маленький городок с отталкивающего вида домами расположен глубоко в низине, куда нечасто падает луч солнца. Но не стоит удивляться тому, что знатные и достойные люди частенько останавливались на ночь в столь неприглядном месте: ведь отсюда начинается главная дорога в город Донна Анна, где заключались все торговые соглашения во времена строительства крепости Людовик.
С тех пор, как строительство крепости завершено, в Бове больше не заглядывают высокопоставленные государственные деятели, и город охотно принимает людей пониже рангом и совсем неизвестных, так как расходы в нем невелики. Но зато эти люди заботятся о том, чтобы поддерживать пехоту…»
"Анжелика. Мученик Нотр-Дама" отзывы
Отзывы читателей о книге "Анжелика. Мученик Нотр-Дама". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Анжелика. Мученик Нотр-Дама" друзьям в соцсетях.