Жоффрей посмотрел в зал, и Анжелика увидела, как на его лице вспыхнула улыбка.

— Я вижу, подобные вопросы волнуют вас, господа судьи, не меньше, чем подростков. Что судья, что студент, каждый мечтает завоевать сердце возлюбленной, не так ли? Увы, господа, я боюсь сильно вас разочаровать. Я не в большей мере владею волшебной формулой любви, чем формулой изготовления золота. То, чему я учу, основано на человеческой мудрости. Господин председатель, вспомните времена, когда вы юным клерком вступили в стены Дворца правосудия. Не находили ли вы тогда естественным изучать все то, что помогло бы вам однажды занять ту должность, которую вы ныне исполняете? И вы сочли бы безумием подняться на кафедру и взять слово, не подготовив перед этим тщательнейшим образом свою судебную речь. Вы долгие годы боролись с трудностями, ожидавшими вас на этом пути. Почему бы не относиться к любви столь же серьезно? Невежество — вот что вредит, нет, вот что губит все. В моем учении нет ничего мистического. Но раз уж мэтр Бурье требует от меня конкретных советов, я бы порекомендовал ему, к примеру, когда он будет возвращаться домой в добром расположении духа и с намерением приласкать жену, не останавливаться в трактирах и не тянуть кружку за кружкой светлого пива. Иначе, когда спустя некоторое время он окажется с женой в постели, его может так разморить, что на следующий день разочарованная супруга поддастся искушению ответить на взгляд любезного мушкетера…

В зале послышался смех, а молодежь зааплодировала.

— Конечно, я признаю, — продолжал звучный голос Жоффрея, — что нахожусь сейчас в слишком печальном положении, чтобы рассуждать на подобные темы. Но, поскольку я обязан отвечать на вопрос обвинения, то я завершу изложение своего учения следующим положением: при служении Венере не найти лучшего возбуждающего средства, чем красивая девица, чье крепкое тело не позволит вам пренебречь плотской любовью.

— Обвиняемый, — сурово произнес Массно, — я вновь вынужден призвать вас вести себя благопристойно. Помните, что в зале находятся святые женщины, носящие монашеское одеяние и посвятившие свою невинность Богу.

— Господин председатель, замечу, что не я начал это… обсуждение, если я могу его так назвать, предмета столь деликатного… и прелестного.

Снова послышался смех. Дельма сделал замечание, что эту часть допроса следовало бы проводить на латыни, но Фалло де Сансе, впервые за все заседание открывший рот, справедливо возразил, что все присутствующие в этом зале, судейские, священники и монахи понимают латынь, так что судьям удалось бы пощадить лишь уши целомудренных стражников, лучников и воинов с алебардами.

Несколько судей взяли слово, чтобы подвести итоги проведенного допроса.

У Анжелики сложилось впечатление, что хотя обсуждение в целом оказалось весьма запутанным, суть обвинения сводилась к колдовству, обольщению женщин с помощью дьявола и к «власти превращать металлы в настоящее золото» с помощью алхимии и Сатаны.

Она облегченно вздохнула: если обвинение заключается только в сговоре с дьяволом, то у мужа есть шанс вырваться из когтей королевского правосудия.

Адвокат представит суду доказательства того, что в ходе процедуры экзорцизма, которой был подвергнут Жоффрей, в штифт была встроена игла, и тем самым сможет объявить как саму процедуру, так и основанные на ней обвинения несостоятельными.

Наконец, демонстрация старым саксонцем Хауэром перед судом способа, с помощью которого Жоффрей «приумножил свое богатство», возможно, убедит судей.

И тогда Анжелика позволила себе на секунду расслабиться и прикрыла глаза.

Глава 14

Когда Анжелика открыла глаза, ей показалось, что она видит какой-то страшный сон: на кафедре появился монах Беше. Беше принес клятву над распятием, которое ему протянул другой монах.

Затем глухим, прерывистым голосом он принялся рассказывать, как его дьявольским образом обманул великий маг Жоффрей де Пейрак, который при нем получил из расплавленного камня чистое золото, использовав для этого философский камень, привезенный, по-видимому, из Киммерийской Страны Вечной Ночи[47], которую, кстати, граф любезно описал ему как девственную ледяную землю, где день и ночь гремит гром, где дуют страшные ветры, вслед за которыми обрушивается град, а одна из гор беспрерывно извергает на вечные льды раскаленную лаву, но, несмотря на чудовищный жар, льды не тают.

— Вот эта последняя подробность — типичный бред сумасшедшего, — заметил граф де Пейрак.

— Не прерывайте свидетеля, — приказал председатель.

Монах продолжал витийствовать. Он заявил, что граф изготовил при нем слиток золота в два с лишним фунта весом, которое позже было апробировано специалистами и признано настоящим.

— Вы забыли упомянуть о том, что это золото я подарил его преосвященству архиепископу Тулузскому для благотворительных целей, — снова подал реплику подсудимый.

— Да, — подтвердил зловещим голосом монах. — Это золото выдержало тридцать три попытки изгнать из него нечистую силу, но, тем не менее, маг сохранил над ним власть и, когда захочет, сможет вызвать гром и молнию и заставить золото исчезнуть. Его преосвященство архиепископ Тулузский сам был свидетелем подобного ужасающего события, и оно его потрясло. Маг хвастался и рассказывал о «гремучем золоте». А еще он утверждает, что способен таким же образом превратить в золото и ртуть. Впрочем, все эти факты изложены в докладной записке, которая находится у вас.

Массно попытался разрядить атмосферу.

— Слушая вас, отец мой, можно подумать, что подсудимый настолько могуществен, что может обрушить этот огромный Дворец правосудия, подобно тому, как некогда поступил Самсон, разрушив колонну, опору языческого храма, где его держали в плену.

Анжелика почувствовала некоторую симпатию к этому члену тулузского парламента.

Беше, вытаращив глаза, торопливо перекрестился.

— О, не искушайте мага! Он наверняка столь же силен, как Самсон.

Снова послышался насмешливый голос графа:

— Обладай я и впрямь таким могуществом, какое приписывает мне этот монах-палач, я употребил бы его не на то, чтобы посредством колдовства стереть с лица земли Беше и ему подобных, а прежде всего постарался бы сокрушить волшебными заклинаниями величайшую из твердынь мира — человеческую глупость и легковерие. Декарт был не прав, когда говорил, что ум человека не может постичь бесконечности — ведь людская глупость воистину безгранична.

— Подсудимый, не забывайте, что мы собрались здесь не для того, чтобы рассуждать на философские темы, и ваши увертки не помогут.

— Ну что же, продолжим слушать этого достойного представителя средневековой науки, — насмешливо бросил де Пейрак.

Судья Бурье задал вопрос:

— Отец Беше, вы присутствовали при изготовлении золота с помощью алхимии, и вы известный ученый, так вот, какую, по-вашему, цель преследовал подсудимый, продавая свою душу Сатане? Богатство? Женщины? Что еще?

Тщедушный Беше выпрямился во весь свой рост, и Анжелике почудилось, что это ангел ада взмахнул крыльями. Она быстро осенила себя крестным знамением, и этот жест повторили все монахини в ряду, буквально завороженные происходящим.

Беше произнес срывающимся голосом:

— Да, мне известны его цели. Богатство и любовь? Нет! Власть, заговор против короля? Тем более нет! Он хотел сравняться могуществом с самим Господом! Я уверен, он может создавать жизнь, и бросает вызов самому Создателю.

— Отец, — почтительно вопросил протестант Дельма, — располагаете ли вы доказательствами этого невероятного деяния, о котором вы нам поведали?

— Я видел сам, что называется, собственными глазами, как из его лаборатории выходили гомункулы, а также гномы, химеры и драконы. Также и многие крестьяне, и я могу назвать их имена, видели, как эти существа бродили вокруг грозовыми ночами, как они выходили из лаборатории, которая однажды была почти полностью уничтожена взрывом вещества, которое граф называет «гремучим золотом», а я — неустойчивым, или дьявольским, золотом.

Весь зал в ужасе затаил дыхание. Одна из монахинь упала в обморок, и ее вынесли на свежий воздух.

Председатель в торжественном тоне обратился к свидетелю. Он еще раз заявил, что желает знать всю правду, но поскольку он назначен судьей в процессе о колдовстве, столь необычном, что ему приходится иметь дело даже с созданием живых существ, что он всегда считал не более чем сказкой, он просит свидетеля собраться с мыслями и тщательно взвешивать свои слова.

Кроме того, он спросил у Беше, обращаясь к нему как к знатоку герметических наук и автору книг, одобренных Церковью, каким образом возможно создание живых существ и, главное, известны ли ему прецеденты сотворения искусственной жизни.

Монах вновь выпрямился и даже как будто стал выше ростом. На секунду показалось даже, что он взмывает в воздух в своей просторной серой шерстяной сутане, словно зловещая птица.

Он вдохновенно вскричал:

— На эту тему написаны знаменитые книги, мимо которых нельзя пройти. Еще Парацельс[48] в своем труде De Natura Rerum, то есть «О природе вещей[49]», утверждал, что пигмеи, фавны, нимфы и сатиры — порождения химии! Другие авторы рассказывают, что гомункулов, или маленьких человечков величиной не более большого пальца руки, можно найти в детской моче. Вначале гомункул невидим, и его кормят вином и розовой водой: о своем истинном рождении он возвещает негромким криком. Лишь могущественные маги способны творить заклинания, вызывающие к жизни подобные дьявольские создания, и присутствующий здесь граф де Пейрак — один из самых могущественных магов, ибо он сам утверждал, что для трансмутации золота ему даже не нужен философский камень. По меньшей мере, он владеет семенем Жизни и благородных Металлов, которое он разыскал, по его же словам, на другом краю земли.