Анна Голон - Анжелика. Мученик Нотр-Дама

Она вышла из Лувра в сопровождении Гонтрана через маленькую дверь, которую называли «дверью прачек», потому что прачки, обслуживавшие знать, день-деньской сновали через нее из дворца к набережной Сены и обратно. В тот момент Анжелика больше напоминала миловидную жену ремесленника, повисшую на руке мужа, чем великосветскую даму, которая еще вчера беседовала с королем.

Под Новым мостом в последних лучах заходящего солнца сверкала Сена. Лошади, которых приводили к реке напиться, заходили в воду по самую грудь, фыркали и ржали. Нагруженные сеном баржи выстраивались вдоль берега вереницей душистых стогов. С судна, пришедшего из Руана, сходили на илистый берег солдаты, монахи, кормилицы.

Зазвонили к вечерне. На улицах появились продавцы вафельных трубочек и печений со своими корзинами, прикрытыми белыми платками; они заманивали игроков, сидящих в тавернах:

Проехала карета, перед которой бежали скороходы и собаки, и в надвигающихся под багровым небом сумерках бесконечные галереи массивного и мрачного Лувра окрасились в фиолетовый цвет.

Из таверны, чья огромная кованая вывеска с изображением трех молотков нависала прямо над головами прохожих, неслось громоподобное пение. Анжелика с Гонтраном сошли вниз по ступенькам и оказались в душном зале, насквозь пропахшем табачным дымом и затхлым соусом. Через открытую дверь в глубине зала виднелась кухня, в которой над раскаленными углями медленно вращались вертела с плотно насаженными на них птичьими тушками.

Молодые люди уселись за стоящим в отдалении столом возле окна, и Гонтран заказал вина.

— Выбери вино получше, — сказала Анжелика, через силу улыбаясь, — я заплачу.

И она показала брату свой кошелек, который не выпускала из рук, ведь в нем лежали выигранные в карты 1500 ливров.

Гонтран ответил, что он не знаток и обычно его вполне устраивает столовое вино из виноградников, растущих на парижских холмах. Вот по воскресеньям, действительно, он позволяет себе выпить более прославленных вин из Бордо и Бургундии и отправляется для этого в пригород, потому что там вино еще не обложено ввозной пошлиной и стоит не так дорого, как в Париже. Его пьют в пригородных кабачках, поэтому оно зовется «кабацким». Такие воскресные прогулки были единственным развлечением Гонтрана.

Анжелика спросила, отправляется ли он на эти прогулки в компании. Гонтран ответил, что друзей у него нет, зато ему нравится сидеть в увитой зеленью беседке и разглядывать лица ремесленников и их домочадцев. Он считает, что по своей натуре люди — создания добрые и симпатичные.

— Тебе везет, — прошептала Анжелика, внезапно ощутив во рту горечь яда. Она не чувствовала недомогания, но очень устала и была не в духе.

Поплотнее закутавшись в накидку из грубой шерсти, которую ей дала Маридье, Анжелика с нескрываемым интересом наблюдала за происходящим в столичном кабаке — такое зрелище было ей внове, и от любопытства у нее даже загорелись глаза.

Хотя на вошедших сразу давила тяжесть спертого воздуха, непринужденное и открытое общение между завсегдатаями сильно ослабляло это ощущение.

Дворянин заходил сюда, чтобы покурить и освободиться ненадолго от этикета королевских приемных, буржуа с наслаждением набивал брюхо вдали от бдительного ока своей сварливой половины, мушкетер играл в кости, ремесленник пропивал жалованье и, пусть на несколько часов, забывал обо всех повседневных заботах.

В «Трех молотках», таверне, расположенной неподалеку от Пале-Рояль, на площади Монтогрей[9], собиралось много комедиантов; на некоторых лицах еще виднелись следы грубого театрального грима, кое-кто не успел снять накладные носы… Комедианты появлялись ближе к ночи, чтобы «прополоскать кишки» и промочить глотки, осипшие после громких декламаций на сцене. Мимы-итальянцы в пестрых лохмотьях, ярмарочные актеры, а иногда и подозрительные цыгане с горящими как уголь глазами присоединялись к обычным завсегдатаям из числа жителей квартала.

Той ночью старик итальянец с белоснежной бородой в пояс, лицо которого было скрыто под красной бархатной маской, показывал честной компании смешную обезьянку. Присмотревшись к кому-нибудь из посетителей, она забавно передразнивала, как человек курит трубку, надевает свою шляпу или подносит стакан ко рту.

Зрители хохотали до упаду.

Гонтран не отрывал глаз от старика.

— Взгляни, какое роскошное сочетание: красная маска и белая как снег борода!

Но Анжелика с нарастающей тревогой спрашивала себя, сколько им еще придется ждать.

Наконец дверь в очередной раз отворилась и на пороге показался огромный датский дог Дегре.

Вместе с адвокатом вошел мужчина в просторном сером плаще. Анжелика с удивлением узнала в нем юного Сербало, прятавшего свое бледное лицо за низко надвинутой на глаза шляпой и поднятым воротником плаща.

Она попросила Гонтрана подойти к вошедшим и незаметно проводить их к своему столику.

— О Господи, мадам, — выдохнул адвокат, проскользнув на скамью рядом с Анжеликой, — с самого утра я раз десять успел представить себе, что вам перерезали горло, раз двадцать — что вас утопили, и по меньшей мере сотню раз, как вас закопали в землю.

— Было бы довольно и одного раза, мэтр, — смеясь, ответила она.

И невольно поймала себя на том, что почувствовала некоторое удовольствие от того, что Дегре за нее беспокоится.

— Стало быть, вы боитесь потерять клиентку, хоть она не слишком щедро платит, да к тому же подвергает вас бесчисленным опасностям? — спросила Анжелика.

Он скорчил несчастную физиономию.

— Сентиментальность — это болезнь, от которой нелегко выздороветь. А когда она сопровождается жаждой приключений, можно не сомневаться — ничего хорошего тебя не ждет.

Короче говоря, чем больше ваше дело усложняется, тем больше оно меня увлекает. Как ваша рана?

— Вам уже и об этом известно?

— Такова работа адвоката и сыщика. Но, честно говоря, присутствующий здесь господин оказался для меня бесценным источником сведений.

Сербало, с восковым лицом и воспаленными от бессонной ночи глазами, рассказал, чем закончилась вчерашняя трагедия в Лувре, в которую он волей случая оказался замешан.

В ту ночь он нес караул у конюшен Тюильри, когда вдруг из сада выскочил запыхавшийся человек без парика — видно, он его только что потерял. Это был Бернар д'Андижос. Спасаясь от погони, он пронесся по Большой галерее, переполошив весь Лувр и Тюильри грохотом деревянных каблуков. Из комнат и покоев дворцов высовывались испуганные лица придворных, а когда часовые попытались его остановить, он их просто отшвырнул.

В страшной спешке вскочив на коня, маркиз наскоро бросил Сербало: мадам де Пейрак только что чуть не убили, а он сам, Андижос, дрался с герцогом Орлеанским. Через несколько мгновений он уже во весь опор скакал прочь из города, крикнув, что отправляется поднимать против короля Лангедок.

— Да… Бедный маркиз д'Андижос! — вырвалось у Анжелики — Где уж ему поднимать Лангедок против короля?

— Хм! Вы думаете, он этого не сделает?[10] — спросил Сербало.

И многозначительно поднял палец:

— Мадам, вы совсем не поняли гасконскую душу! У гасконца смех легко переходит в ярость, и никогда нельзя предугадать, чем все кончится. Когда он в ярости, то сам черт ему не брат!

— И то правда, гасконцам я обязана жизнью. А вы не знаете, что с Лозеном?

— Он в Бастилии.

— О Боже, — вздохнула Анжелика, — только бы его не забыли там лет на сорок!

— Он не позволит забыть о себе, можете не сомневаться. А еще я видел, как двое слуг несли труп вашего бывшего дворецкого.

— Дьявол возьми его душу!

— Наконец, поскольку у меня уже не было сомнений, что вы погибли, я отправился к вашему зятю, прокурору Фалло де Сансе, и застал у него вашего адвоката, мэтра Дегре. Вместе с ним мы пошли в Шатле и осмотрели там все тела утопленников и убитых, которые были найдены в Париже нынче утром. Отвратительное занятие, скажу я вам, меня до сих пор тошнит. И вот теперь я здесь! Мадам, что вы будете делать? Вам нужно как можно скорее бежать.

Анжелика посмотрела на свои руки, неподвижно лежащие на столе рядом с большим бокалом рубиново-красного темного вина, к которому она даже не притронулась. Какими бледными, маленькими и хрупкими они ей показались, когда она невольно сравнила их с сильными руками сидящих рядом мужчин.

Дегре, завсегдатай таверны, положил на стол перед собой роговую табакерку и натер немного табаку, чтобы набить свою трубку.

Анжелика почувствовала себя совсем одинокой и беспомощной.

Гонтран вдруг сказал:

— Если я правильно понял, ты замешана в подозрительной истории и рискуешь расстаться с жизнью. Ну да я не удивлен — это вполне в твоем духе.

— Мессир де Пейрак находится в Бастилии по обвинению в колдовстве, — объяснил Дегре.

— Я не удивлен, — повторил Гонтран — Но ты еще можешь выпутаться. Если у тебя нет денег, я одолжу. Я скопил небольшую сумму на путешествие по Франции, да и Раймон, наш брат-иезуит, уверен, тоже поможет. Собирай пожитки и уезжай в Пуатье в общей карете. Оттуда ты сможешь попасть в Монтелу, а у нас дома тебе нечего бояться!

На мгновение Анжелика почувствовала себя под надежной защитой Монтелу, в тишине болот и лесов. Флоримон играл бы с индюками у подъемного моста…

— А как же Жоффрей? — произнесла она. — Кто за него будет бороться? Кто добьется справедливости?