— Мы имели бы шанс выиграть процесс, если бы удалось убедить судей, а все они люди глубоко верующие, в том, что процедура экзорцизма была проведена с нарушениями установленных правил.

— Мы поможем вам доказать это.


Раймон де Сансе хлопнул раскрытой ладонью по столику и повернул голову, чтобы смотреть адвокату прямо в лицо. Сам этот жест, полуприкрытые глаза брата и тонкие черты его лица с фамильным матовым цветом кожи вдруг отчетливо напомнили Анжелике деда, старого барона Ридуэ де Сансе. Всякий раз, стоило ей почувствовать, что Монтелу простирает свою благодетельную тень, чтобы оградить ее семью от нависшей угрозы, в ней поднималось волнение и на душе становилось теплее.

— Дело в том, господин адвокат, что существует одно неизвестное вам обстоятельство, — твердым голосом проговорил иезуит. — О нем не знают и многие представители высшего духовенства Франции, чье религиозное образование, надо признать, зачастую еще более скудно, чем образование какого-нибудь жалкого провинциального кюре. Так вот, во Франции есть только один человек, который имеет право от имени Папы Римского определять случаи одержимости и проявлений дьявола. Этот человек — член ордена иезуитов. Благодаря своей аскетической жизни, целиком посвященной углубленным трудам и исследованиям, он получил от Его Святейшества Папы опасную привилегию сталкиваться лицом к лицу с самим Князем Тьмы. Я убежден, мэтр Дегре, что вы вызовете большую растерянность среди судей, сделав заявление, что Церковь признает действительным только акт об изгнании беса за подписью преподобного отца Кирше, великого экзорциста Франции.

— Еще бы! — Дегре был крайне возбужден. — Признаться, я подозревал что-то в таком духе, но этот монах Беше действовал с дьявольской ловкостью и сумел внушить доверие кардиналу де Гонди, архиепископу Парижскому. Я заявлю о неправомочности недолжным образом проведенной церковной процедуры! — воскликнул адвокат, уже представляя себя на судебном ристалище. — Я разоблачу этих священников, превысивших свои полномочия, которые посредством обмана, что само по себе является богохульством, пытались выставить Церковь на посмешище!

— Окажите любезность недолгое время подождать меня, — сказал отец де Сансе, вставая.

Он вышел и вскоре вернулся в сопровождении еще одного иезуита, которого представил как отца Кирше.

Анжелика была очень взволнована сознанием того, что ей довелось повстречаться с Великим экзорцистом Франции. Она не знала, как должен выглядеть подобный человек, но, определенно, никак не ожидала, что внешность его будет столь обыкновенна. Если бы не черная сутана и медный крест, поблескивающий на груди, этого молчаливого иезуита скорее можно было бы принять за мирного крестьянина, чем за духовное лицо, привыкшее беседовать с дьяволом.

Анжелика почувствовала, что сам Дегре с его закоренелым скептицизмом заинтригован личностью вошедшего.

Раймон сказал, что он уже ввел отца Кирше в курс дела и сообщил ему последние новости.

Великий экзорцист слушал с ободряющей улыбкой.

— Дело представляется мне простым, — сказал он наконец. — Требуется, чтобы я, в свою очередь, также провел процедуру экзорцизма, но в соответствии с правилами. Акт, который вы зачитаете перед судьями, я подкреплю своими свидетельскими показаниями, что, бесспорно, поставит в затруднительное положение совесть этих господ.

— Нет, это не так просто, — возразил Дегре, энергично почесывая затылок. — Не представляю себе, как можно провести вас, пусть даже в качестве исповедника, в Бастилию, и при этом к заключенному, находящемуся под особым надзором.

— Тем более что нас должно быть трое.

— Почему?

— Демон слишком лукав, чтобы один человек, даже защищенный молитвами, мог бросить ему вызов, не подвергая себя опасности. Для того чтобы подступиться к человеку, который заключил сделку с дьяволом, мне необходима помощь по меньшей мере двоих моих аколифов[37].

— Но мой муж не заключал сделки с дьяволом, — возразила Анжелика.

И тут же торопливо прикрыла лицо руками, чтобы никто не заметил, что ее охватил внезапный приступ дикого смеха. Под впечатлением от разговора о том, будто ее муж заключил сделку с дьяволом, Анжелика вдруг вообразила себе, как Жоффрей, стоя у прилавка какой-то лавчонки, беседует с рогатым улыбающимся дьяволом. Ах, когда они вернутся к себе, в Тулузу, они от души посмеются над всеми этими глупостями. Она представила себя сидящей на коленях у мужа, зарывшись лицом в его густые, пахнущие фиалкой волосы, а восхитительные руки Жоффрея снова ласкают ее тело, которое он так любит.

Неуместный смех Анжелики оборвался коротким рыданием.

— Мужайся, моя дорогая сестра, — мягко сказал Раймон. — Рождество Христово приносит нам надежду; да снизойдет мир на добрых людей!

* * *

Но чередование надежд и отчаяния измучило молодую женщину. Мысленно возвращаясь в прошлое, вспоминая последнее Рождество в Тулузе, Анжелика чувствовала, как ее охватывает ужас от сознания пути, какой выпал на ее долю за этот год. В Рождество, когда парижские колокола надрываются от звона под серым небом, у нее нет иного пристанища, кроме очага мамаши Кордо.

Хозяйка пригласила постояльцев к себе на сочельник, потому что в эту ночь никто не должен оставаться в одиночестве, ожидая полуночной мессы, а долг благочестивого христианина — собрать всех бесприютных.

Рядом со старухой, занятой веретеном, и учеником палача, как ни в чем ни бывало игравшим с Флоримоном, у Анжелики хватило мужества только на то, чтобы погреть руки у огня в очаге. Сидевшая рядом с ней на скамейке вдова Скаррон, такая же молодая и красивая, такая же жалкая и обездоленная, как и сама Анжелика, время от времени нежно обнимала подругу за талию и прижимала к себе, словно холод и одиночество рождали в ней желание почувствовать рядом тепло другого человека.

Старик, бывший владелец модной лавки, который тоже пристроился у единственного пылавшего в этом безрадостном жилище очага, дремал в кресле, обитом штофом, которое он принес из своей комнаты. Он что-то бормотал сквозь сон, что-то подсчитывал в упорном поиске причин своего краха. Когда неожиданное потрескивание полена разбудило его, он открыл глаза, улыбнулся и с чувством прокричал:

— Не забудем, что скоро родится Иисус! Весь мир объят радостью. Не спеть ли нам песенку?

И, к огромному удовольствию Флоримона, он дрожащим голосом, но с жаром запел:

Нас было три пастушки

В полях у ручейка.

А рядышком гуляли

Овечки, тра-ля-ля!

Кто-то постучал в дверь. Вошедший, видневшийся лишь темным силуэтом, прошептал несколько слов сыну Кордо.

— Это к мадам Анжелике, — сказал мальчик.

Анжелика поднялась, ожидая встретить Дегре. Однако в передней стоял всадник в сапогах, закутанный в широкий плащ и в шляпе, опущенные поля которой скрывали его лицо.

— Моя дорогая сестра, я пришел попрощаться с тобой.

Это был Раймон.

— Куда ты уезжаешь? — удивилась Анжелика.

— В Рим… Я не могу подробно рассказать тебе о миссии, которая на меня возложена, но уже завтра все узнают, что отношения между французским посольством и Ватиканом ухудшились. Французский посол отказался подчиниться приказам наместника Святого Петра, который требовал, чтобы на территории посольства остались только дипломатические служащие. Людовик XIV распорядился передать Папе, что он даст отпор каждому, кто вздумает навязывать ему решения, отличные от его собственных. Мы на пороге разрыва французской церкви с Папой. Нужно любой ценой предотвратить эту катастрофу. Я должен во весь опор мчаться в Рим, чтобы попытаться путем переговоров прийти к какому-то соглашению и умерить страсти.

— Ты уезжаешь! — ошеломленно проговорила Анжелика. — И ты тоже бросаешь меня? А как же быть с посланием относительно Жоффрея?

— Увы, моя бедная малышка, очень боюсь, что в данной ситуации любая просьба, исходящая от понтифика, будет плохо принята нашим монархом. Но можешь не сомневаться, я непременно займусь этим делом в Риме. Вот, возьми немного денег. И послушай, меньше часа назад я видел Дегре. Твоего мужа только что перевели в тюрьму при Дворце правосудия.

— Что это значит?

— Что скоро будет суд. Но это еще не все. Во Дворце правосудия мэтр Дегре берется провести отца Кирше и его аколифов в Консьержери. Уже сегодня ночью, воспользовавшись праздничной суетой, они проникнут к заключенному. У меня нет сомнений, что это испытание будет иметь решающее значение. Не теряй веру.

Анжелика слушала брата с похолодевшим сердцем и не находила сил возродить в душе былые надежды.

Иезуит обнял сестру за хрупкие плечи, привлек к себе и по-братски поцеловал в холодные щеки.

— Не теряй веру, дорогая сестра! — повторил он.

Она слышала, как постепенно затихал приглушенный снегом стук копыт двух лошадей, которые миновали ограду Тампля и углубились в парижские улочки.

Выехав через ворота Сент-Антуан, Раймон поскачет во весь опор по дороге, ведущей в Лион, перевалит через Альпы в Италию — и в Рим, в Ватикан. Может быть, еще не все потеряно.

Анжелика вздрогнула. Ведь уже этой ночью, пока колокола будут вызванивать весть о наступлении Рождества, трое мужчин, приняв все меры предосторожности, проникнут в ужасную тьму карцера, чтобы бросить вызов дьяволу.

В молчании она прикрепила к поясу оставленный Раймоном кошелек, вернулась на свое место у очага рядом с мадам Скаррон и попыталась обратиться к молитве.

* * *

Через день из ее жизни исчез еще один человек. Этот отъезд не более других был связан со случайными обстоятельствами, но в той же мере, как и прочие исчезновения, походил на отступничество.