Его сын, напротив, хмурился все сильнее и сильнее и продолжал бросать вокруг косые взгляды. Из-за него весь вечер и ужин показались Анжелике пыткой. Каждая оплошность слуг, любая их неловкость сопровождалась ехидным взглядом или насмешливой улыбкой подростка.

Жан Латник, выполняющий обязанности мажордома, стал подавать на стол, перекинув салфетку через плечо. Маркиз расхохотался и сказал, что подобная манера пристала лишь за столом короля или принца крови, и ему, конечно, льстит оказанная честь, но он удовлетворился бы и церемонией попроще, когда салфетку перекидывают через локоть. Стараясь изо всех сил, кучер пытался накрутить засаленную салфетку на свою волосатую руку, но его неловкость и тяжкие вздохи только удвоили веселье маркиза, к которому вскоре присоединился и его сын.

— Этого молодца я желал бы видеть драгуном, а не лакеем, — сказал маркиз, глядя на Жана Латника. — Что ты об этом думаешь, парень?

Испуганный кучер в ответ издал медвежье ворчание, не делавшее никакой чести велеречивости его матери. Из-за тарелок с горячим супом от скатерти, только что вынутой из сырого шкафа, пошел пар. Один из слуг так усердно снимал нагар с немногочисленных свечей, что они без конца гасли.

Анжелика вновь мучилась от унижения и гнева. Филипп взял реванш за фею Мелюзину, прародительницу Люзиньянов, из-за которой отец выставил его невежей, не знающим традиций Пуату.

В довершение всего мальчишка, посланный к кюре за вином, возвратился ни с чем и, почесывая голову, сообщил, что кюре уехал изгонять крыс в соседнюю деревушку и что его служанка, Мария-Жанна, отказалась дать ему даже самый крохотный бочонок.

— Не берите в голову такие мелочи, дорогая кузина, — вмешался любезный маркиз дю Плесси, — мы будем пить яблочный пикет, и, если господину моему сыну это не по вкусу, он обойдется и так. Но взамен, пожалуйста, объясните мне, что я только что услышал. Я достаточно знаю местный диалект, на котором некогда разговаривала кормилица, чтобы понять, о чем говорил этот юный крестьянин. Кюре уехал, чтобы изгонять крыс? Что это за история?

— В этом нет ничего необычного, дорогой кузен. Жители в соседней деревушке и правда уже давно жалуются на засилье крыс, которые пожирают запасы зерна, и кюре собирался сходить туда, прихватив святую воду, и прочитать молитвы, изгоняющие дьявольский дух, живущий в этих тварях, чтобы те прекратили приносить вред.

Сеньор посмотрел на Армана де Сансе оцепеневшим взглядом, затем, откинувшись на спинку стула, принялся тихо смеяться.

— Я еще никогда не слышал такой забавной вещи! Нужно будет написать об этом госпоже де Бофор. Так значит, чтобы изгнать крыс, их кропят святой водой?

— Что в этом смешного? — запротестовал барон Арман. — Все беды происходят, когда злые духи проникают в бессловесных тварей, чтобы вредить людям. В прошлом году, когда одно из моих полей заполонили гусеницы, я велел изгнать их именно таким способом.

— И гусеницы ушли?

— Да. Они пропали, едва прошло два или три дня.

— Когда им больше нечего было есть в поле.

Госпожа де Сансе, которая обычно придерживалась правила, что удел женщины — смиренное молчание, не смогла удержаться от речи в защиту своей веры, которая, как ей казалось, была под угрозой.

— Дорогой кузен, я совершенно не понимаю, почему вы подвергаете сомнению влияние священных таинств на зловредных тварей. Разве в Евангелии не говорится, как сам Иисус Христос заставил бесов войти в стадо свиней? Наш кюре поощряет такие молитвы.

— И сколько вы платите ему за изгнание бесов?

— Он берет немного, и всегда готов бросить свои дела и прийти по первому зову.

На этот раз Анжелика заметила, как маркиз дю Плесси и его сын обменялись взглядами, словно заговорщики. Эти бедные люди, казалось, говорили они, действительно наивны до глупости.

— Мне надо будет рассказать господину Венсану[51] об этих сельских обычаях, — продолжил маркиз. — Он будет в ужасе, бедный, он, который основал орден специально для того, чтобы проповедовать Евангелие среди сельских священников. Мессионеры из этого ордена получили имя в честь святого Лазаря. Их называют лазаристами. Они ходят по трое, читают проповеди и учат деревенских кюре не начинать проповедь с «Отче наш» и не спать со служанками. Это довольно неожиданное начинание, но господин Венсан ярый приверженец церковной реформы руками самой церкви.

— Как я не люблю это слово! — воскликнул старый барон. — Реформа! Всегда реформа! От ваших слов несет гугенотами, кузен. Еще немного, и, я боюсь, вы будете готовы предать самого короля. Что касается вашего господина Венсана, как бы прилежно он ни служил церкви, из ваших слов я понял, что у него замашки еретика, и Рим несомненно должен отнестись с недоверием к его делам.

— Тем не менее Его Величество Людовик XIII перед своей смертью пожелал, чтобы он возглавил Совет совести.

— Что это такое, Совет совести?

Легким жестом маркиз дю Плесси расправил манжеты своей рубашки из тончайшего полотна.

— Как вам объяснить? Это всеобъемлющая вещь. Совесть королевства. Господин Венсан де Поль — совесть королевства и этим все сказано. Он видит королеву почти каждый день и вхож в дома к принцам. И при всем этом остается очень простым и светлым человеком. Он не сомневается, что нищета излечима и что сильные мира сего должны помочь ему искоренить ее.

— Утопия! — раздраженно отрезала тетушка Жанна. — Нищета и война, как вы говорили, — это наказание, ниспосланное нам Богом за наш первородный грех. Пытаться возвыситься над данным нам свыше долгом равно мятежу против божественного порядка!

— Господин Венсан вам сказал бы, моя милая мадемуазель, что люди сами в ответе за все свои беды. И послал бы вас без дальнейших разговоров носить лекарства и еду беднейшим из ваших крестьян, отметив, что если вы находите их, как говорят, слишком «грубыми и лишенными возвышенных чувств», нужно просто посмотреть на медаль с другой стороны, и вы увидите в их лицах лик страдающего Христа. Своими руками, сеющими милосердие, этот «дьявольский человек» склонил на свою сторону почти все влиятельные лица королевства. Не кто иной, как я, — жалобно добавил маркиз, — живя в Париже, случалось, дважды в неделю разливал и подавал суп больным в городской больнице.

— Вы не перестаете меня поражать! — взволнованно воскликнул старик. — Решительно, дворяне, подобные вам, просто не знают, что еще придумать, чтобы опозорить свой герб. Должен признать, весь мир встал с ног на голову. Священники проповедуют среди священников, а такой бесстыдный и распутный человек, как вы, читает мораль в такой честной и непорочной семье, как наша. Я не могу больше это выносить!

Взбешенный, он встал из-за стола, и, так как ужин уже подошел к концу, окружающие последовали его примеру. Чтобы заслужить прощение, маркиз припал к руке старого барона и стал всячески оправдываться.

Во всем виновата Фронда, то есть война, говорил он. Господин Венсан был в Сен-Жермене вместе с королевским двором, принцы разъехались на поиски армий, а ведь кто-то должен был накормить супом бедняков, ведь бедняки как никогда прежде нуждались в этом.

Все возвратились в большую гостиную.

Анжелика, которая так и не смогла ничего съесть, тайком выбралась из комнаты и забралась в свое убежище, башенную лестницу; в закоулках многочисленных площадок с амбразурами легко можно было спрятаться.

Непонятно почему, она мерзла и ее била дрожь. После моментов блаженства и восторга, вызванных рассказами маркиза — а особенно рассказом о Фронде, возбуждение исчезло, оставив ее совершенно опустошенной. Разнообразные картины продолжали тесниться в ее голове: король на соломе, парламент в мятеже, вельможи, подающие суп бедным, Париж, весь этот мир, такой притягательный и полный жизни. По сравнению с этой неистовой суетой, ей казалось, что она сама, Анжелика, мертва и живет пленницей склепа. Ее мысли то и дело возвращались к Филиппу.

Завтра он уедет, завтра эти двое будут уже в Плесси, своей вотчине. По приказу услужливого управляющего Молина многочисленная челядь распахнет двери замка и зажжет камины в ожидании их приезда. Там, в волшебном сказочном замке, к которому ведет каштановая аллея, Филипп будет у себя дома… А затем он поедет в Париж, вместе со своим полком, гарцуя во главе этой красивой игрушки, полученной в дар от родителей. Им будут восхищаться, к нему будут ластиться все эти «фрондерки», эти безумные и воинственные женщины, одна другой красивее, с цветками и зелеными колосками на шляпах и корсажах, они будут праздновать триумф. Вся слава будет у его ног, у ног этих женщин, превознесенных всеми, женщин в чудесных нарядах, и Филипп позволит им порхать вокруг, словно рой гигантских бабочек, пока голова не пойдет кругом…

Он будет жить рядом с ними!.. Он испробует все… войну, славу, рабское обожание.

Внезапно она отступила в угол лестничной площадки. Кузен Филипп прошел мимо, не заметив ее. Она слышала, как он поднялся по ступеням и стал кричать на своих слуг, которые, при свете нескольких подсвечников, готовили комнаты для своих хозяев.

В голосе юноши слышался гнев.

— Это неслыханно! Никто из вас даже не подумал запастись свечами на последней остановке. Можно было догадаться, что в этой глуши так называемые дворяне ничем не лучше собственных крестьян. Кто-нибудь распорядился, по крайней мере, нагреть воду для моей ванны?

Слуга ответил что-то, но Анжелика не расслышала слов. Филипп вновь раздраженно закричал:

— Нет и не надо! Я вымоюсь в чане! К счастью, мой отец сказал, что в замке дю Плесси есть две флорентийские ванны. Не могу дождаться, когда окажусь там. У меня такое чувство, что вонь этого выводка де Сансе никогда не выветрится у меня из носа.

«Он заплатит мне за это», — подумала Анжелика.